— Отчего же не сгодится? — ответил я, скорее в шутку. — Но для начала хватит ужина и ночлега.

Он улыбнулся и продолжал:

— Ну да, это само собой, а насчет настоящей оплаты можно будет переговорить завтра утром. Я сегодня с самого рассвета из седла не вылезал; хотя, сказать по правде, ты выглядишь еще хуже меня.

Я зевнул, хрустнув челюстью.

— Что и говорить, устал как собака, но поскольку двое моих товарищей крепко спят, то мне, видно, спать не придется... Понимаешь, сударь Джеми, кому-то из нас троих нужно бодрствовать и оставаться настороже, и выходит, что это выпало мне.

Джеми долго смотрел на меня.

— Уилл, мне кажется, ты хороший человек, — сказал он наконец. — Понятно, что ты обо мне ничего не знаешь и имеешь полное право не доверять мне, но скажу тебе по совести: нам тоже нельзя ночью дремать. Мы с Реллой будем караулить первыми, и уж поверь, с этим мы справимся. Иди поспи хоть немного. Даю тебе слово, что буду оберегать и тебя, и твоих друзей, а возникнет какая угроза или опасность, я вас разбужу.

Сказав это, он протянул мне руку.

Что ж, надо ведь иногда доверять людям, в разумных пределах, разумеется.

— Уиллем из Рябинищ, — представился я, пожимая его руку.

— Джемет из Аринока.

— Ну что ж, Джемет из Аринока, так и быть, поверю всему, что ты говоришь, — провозгласил я. — Во-первых, потому что я видел, каким взглядом ты смотрел на эту бедную девочку наверху, и, во-вторых, этот денек выдался для меня настолько сумасшедшим, что мне бы теперь отсыпаться да отсыпаться, хоть до скончания мира, — сказал я, поднимаясь из-за стола. — Разбуди меня, если стрясется что-нибудь, этакое.

— Непременно. Спи спокойно, Уиллем.

Шатаясь и запинаясь, я побрел в комнату, которую отвел для меня Гайр. Добравшись до кровати, я сейчас же упал пластом, заснув прежде, чем голова моя коснулась подушки.

Мы лежали, тесно прижавшись друг к другу, найдя приют на зеленом скалистом островке посреди океана. Здесь росло немного деревьев и имелась пресная вода, но больше не было ничего. Нам всем едва хватало тут места, чтобы улечься, но это не имело особого значения; со стороны, должно быть, весь остров выглядел так, будто на нем вырос целый лес из поднятых крыльев: те из нас, которые устали меньше всех, прикрывали своих сородичей от струй дождя. Под этим своеобразным навесом сплошь и рядом виднелись головы, возлегавшие на сложенных крыльях, которые в свою очередь покоились на спинах соседей, а те — на спинах других соседей.

Мы с Идай лежали, свернувшись и тесно прижавшись друг к другу. Можно было бы даже подумать, что нас связывают очень близкие отношения, происходи дело где-нибудь в сухой пещере. Сейчас же мы просто-напросто жались один к другому, чтобы согреться, прикрытые распростертыми крыльями Идай, защищавшими нас от хлеставшего дождя, и разговаривали.

— Шикрар, друг мой, я не уверена, что мы сумеем пронести Никис еще столько же, — проговорила Идай устало. — Кроме того, вторая часть путешествия всегда тяжелее первой.

Я попробовал пошевелить передними лапами. Даже одна лишь мысль об этом вызывала боль.

— Боюсь, что ты, скорее всего, права, — ответил я. — Ни разу за все долгие келлы тело мое не бывало таким онемевшим и не ныло так, как сейчас. Хотя вы с Крэйтишем и помогали мне, я дважды чуть было ее не выпустил. Но разве у нас есть иной выбор?

Идай посмотрела на меня.

— Мы могли бы оставить ее здесь, Шикрар, — сказала она. Совсем ненадолго, пока не найдем в Колмаре местечко, где сможем поселиться, заключив мир с гедри. — Она фыркнула. — А к тому времени, глядишь, негодница очнется от своего вех-сна.

— В этом ведь нет ее вины, Идай, — начал было я, но тут она рассмеялась.

— Знаю, Шикрар, но ты ведь понимаешь: наши потомки будут всегда помнить о ней как о единственной, что проспала все наше возвращение в Колмар! Ее будут именовать Никис Утомленной или, быть может, Никис Неудачницей. — Идай со стоном взмахнула своими затекшими крыльями, стряхивая с них воду. — Хотя при теперешнем моем настроении я бы скорее прозвала ее Ленивой Никис.

Я так и фыркнул:

— Это и мне приходило в голову. Особенно прошлой ночью, когда прочие отдыхали на волнах Вышнего Воздуха, а нам с тобой было не до отдыха!

— Возможно, кроме Никис, здесь нужно будет остаться еще кому-то из наших сородичей, Шикрар, — продолжала она вполголоса. — Я уже думала об этом. Быть может, еще лучше будет, если сначала отправятся один или двое, чтобы встретиться с владыками гедри, переговорить с ними, — она зашипела, рассмеявшись. — Все-таки наше прибытие будет для них совершеннейшей неожиданностью.

Идай всегда удавалось развеселить меня.

— Ах, Идеррисай, благодарю тебя, — проговорил я. — Это мудрые слова, и я согласен с ними. Мне кажется, вполне разумно будет послать сперва одного из нас. Я и полечу.

— Или ты, или я, или, может быть, Крэйтиш, — ответила она. — Не забывай, Старейший, ты ведь наш государь, пока Акхор... пока Вариен не с нами.

— Это никогда не выносилось на обсуждение, Идай, — возразил я мягко. Я знал, что ей до сих пор больно говорить об Акхоре, которого она всегда любила. — Как-никак государь у нас избирается со всеобщего одобрения. Вариен предлагал отречься от своего царского сана, но все же по сей день остается нашим правителем, покуда кантри не решат на Совете иначе.

Она фыркнула:

— Так они уже решили — все, кроме тебя. Ты ведь Хранитель души...

— Кейдра тоже прекрасно может проводить церемонию вызова Предков, — сказал я. — А когда я упокоюсь на крыльях Ветров, ты в свою очередь будешь Старейшей. И, если уж на то пошло, кому, как не предводителю, следует лететь впереди всех? — Вновь вытянув передние лапы, я поморщился: мышцы свело судорогой. — Кроме того, я не представляю, как мы будем нести Никис еще три дня.

— А, Шикрар, вот теперь я тебе верю! — рассмеялась она. Трижэй, лежавший рядом с нами, выразил легкое недовольство по поводу поднятого шума.

Идай понизила голос:

— К тому же, учитель Шикрар, я тут с такой легкостью говорила о заключении мира с гедри, но на деле это будет не так-то просто, да и времени потребует немало. Среди нас есть некоторые, — тут она метнула на меня быстрый взгляд, — которые ненавидят гедри, что бы ты там ни говорил.

Я прекрасно ее понимал: вплоть до прошлого года я сам был на стороне тех, кто противился сближению с гедри. Но я, как и все прочие, лишь вторил в этом нашим предкам. Когда же я повстречал одну из гедри — госпожу Ланен, что была ныне мне так дорога, — то вынужден был отказаться от своих не слишком разумных убеждений, которых придерживался долгие века. Я гордился тем, что сумел признать собственные заблуждения и измениться — если бы я так не поступил, несмотря на все то, что сделала для меня и моих сородичей Ланен, то оказался бы величайшим в мире глупцом. И все же Идай, вне всякого сомнения, была права.

— Что же прикажешь нам делать? — спросил я мягко. — Не выгонять же гедри с их земель. Быть может, те из нас, что не согласятся жить с ними бок о бок, найдут пристанище высоко в горах или в лесных чащобах? Ведь в тех обширных землях наверняка найдутся уголки, где гедри не живут?

— Наверняка, — эхом отозвалась Идай. — Колмар велик, а нас немного. — Она вздохнула. — Нас очень мало, Шикрар. Как ты думаешь, возможно ли для нас какое-то будущее в тех землях? — И, снизив голос до шепота, добавила: — И будет ли оно вообще, это будущее?

Я повернулся к ней в удивлении:

— Ты выглядишь какой-то уж слишком сокрушенной, верная моя наперсница. Разумеется, нам найдется, где жить. Кантри и гедри издревле жили в мире. А мы, дети нынешних времен, позабыли, что именно изгнание и обособленность — вот что неестественно для нас изначально. Мы направляемся домой, Идай, — добавил я негромко. — Колмар для нас — дом родной, сердце и душа, плоть и кровь, а гедри — наши собратья. Какой еще народ владеет даром речи и разума, за исключением наших заклятых врагов ракшасов? Не страшись этой перемены, Идай. Все будет хорошо. Я знаю это.