...Посреди широкого океана к западу от Колмара лежал когда-то огромный остров, зеленый и цветущий. Много столетий назад некий демон доставил туда небольшой ларец, заключавший в себе живое сердце, и упрятал его в высокой горе.

Гора эта на первый взгляд очертаниями своими напоминала огромного дракона. Демон действовал точно в насмешку — или же по насмешливой воле того, кто им двигал, — ибо вскоре остров этот сделался обиталищем великих драконов из легенд.

На протяжении многих лет сердце пропитывало своими вредоносными соками землю, воду и воздух острова. Оно отравляло все, к чему прикасалось, но не настолько, чтобы убить. Нет, яда хватало лишь на то, чтобы усугубить естественные недуги, свойственные всем живым существам, вызывая болезнь суставов, раннее старение... И низкую рождаемость.

Наконец в дальних землях появился некто, кто начал искать это сердце. Поиски его сотрясли остров до основания, ибо сердце не желало быть найденным. Драконы покинули свое пристанище, чтобы спастись от огня и расплавленной породы, излившейся на поверхность и грозившей поглотить остров. Лишь одному выпало узреть конец, и к этому времени он уже не был способен ни говорить, ни мыслить.

Конец наступил, когда тот, кому принадлежало сердце, решил заполучить его назад. Оно было глубоко погребено в своем древнем каменном ложе, покрывшись слоями новой застывшей породы, и чтобы добраться до него, ему пришлось проникнуть в самое нутро острова. Этот последний натиск разворотил камень в крошево — грохот сотряс небеса, и горы обрушились в морскую пучину.

Но прежде чем смерть настигла Токлурика из рода кантришакримов, он узрел небывалое. Камень, пепел и пламень начали смешиваться, приобретая пугающие очертания. Из праха гибнущего острова — из расплавленной породы, из желтоватой пыли, что висела в воздухе, забивая Токлурику легкие, из отравленных испарений, что жгли его сквозь броню и нещадно душили, из пламени, что обрушилось на него и в конце концов убило, — из всего этого, посреди смертных корчей, охвативших Юдоль Изгнания, образовалась громадная и ужасающая фигура, отбрасывая черные, серые, багровые и ядовито-желтые отблески. Она поднялась в воздух на немыслимых, отвратительного вида крыльях и принялась кружить над черными дымящимися обломками скал, что остались от Драконьего острова.

Наконец, испустив зловеще-радостный вопль, предвещавший смерть всему живому, исполинский черный дракон развернулся и стремительно полетел на восток, к землям людей...

Прежде всего в общем и целом я должна поблагодарить своего бесподобного редактора, словно ниспосланного мне с небес, — Клэр Эдди, из издательства «Тор Букс». Я почитаю за великую честь работать с женщиной, настолько сведущей и компетентной в своем деле, что работу свою она уподобляет отдельному виду искусства, и вполне по праву. Спасибо тебе, верный мой товарищ, за терпение и поддержку, за то, что ты так блестяще знаешь свое дело.

Маргарет Линн Харшбаргер я обязана тем, что роман мой имеет хоть сколько-нибудь выдержанную фабулу. Ах да, и еще кантри обязаны ей жизнью, поскольку именно она напомнила мне, что если бы и впрямь приключилось одновременно землетрясение, извержение вулкана и прочее в том же духе, то ударная волна, которая должна была разметать их во все стороны, как воробьев в десятибалльный шквал, состояла бы главным образом из ядовитых газов — тогда в итоге я получила бы не просто опаленных и шокированных кантри, а и вовсе покойников. Крайне важно иметь друзей, которые разбираются в подобных вещах. За верную дружбу и снисходительность, за потрясающие способности к построению сюжетных линий и художественную интуицию — за все эти заслуги твое имя с полным правом должно быть размещено на титульном листе, разве нет?

Высоко ценя человеческое терпение, я должна сказать слова благодарности и Дервел Даймон, хозяйке конюшен Дрэгонхолд-Стейблз, которая очень любезно согласилась ответить на мои вопросы касательно нравов лошадей — скажем, того, как они повели бы себя при пожаре. Лишь в беседе со специалистом осознаешь всю глубину собственного невежества. Приятно было познакомиться с вами, Дервел, вы мне очень помогли.

Также обязана сердечно поблагодарить весьма одаренную и любезную леди Энн Маккефри за доброту и терпение, с какими она отвечала на мои бесконечные вопросы о лошадях, а под конец помогала мне при изложении всего этого на бумаге. Я так рада нашему знакомству, Энн, но чувствую, что не в силах сполна отблагодарить тебя за дружбу и твердую поддержку в самых разнообразных, а порой просто сумасшедших ситуациях. Тысячу раз говорю тебе спасибо. Ты всегда в первых рядах.

Кроме того, выражаю благодарность друзьям и знакомым:

Стивену Хикману — за чудесный портрет Салеры, украсивший обложку.

Доктору Пенни Смит, планеристке, распорядительнице застолий (или, если настаиваете, главному редактору ежемесячных «Записок Британского Королевского астрономического общества»), которая неоднократно и очень любезно бралась объяснять мне, чем отличается полет крупных существ и как вообще они умудряются летать. Тем не менее если в описании полета драконов и встретится какая-нибудь идиотская ошибка, то вина в этом лежит только на мне, а сведения, предоставленные юной Пенни, тут совершенно ни при чем.

Катрин Мак-Дональд, восхитительному баритону нашего квартета «Свит Эйдлайнз», которая в реальной жизни работает акушеркой (в основном, как мне кажется, для того, чтобы материально поддерживать свою страсть к пению). Катрин была моей советчицей по вопросам акушерства, за что я очень ей благодарна — но опять же если в этой области у меня и обнаружатся какие-то грубые ляпы, то вините целиком меня.

Кристоферу — за то, что регулярно способствовал моему логическому осмыслению точки зрения Бериса, отговорил меня от соблазна пустить драконов скользить по поверхности воды и помогал мне по возможности не терять головы.

Деборе Тернер Харрис — всегда и ежечасно за помощь в связном построении сюжета (она всегда знает, к чему придраться) и за то, что в течение многих лет она была и остается для меня не только замечательным писателем, но и верной и преданной подругой.

И наконец, однако никоим образом не в последнюю очередь, выражаю благодарность своему спутнику, замечательному доктору Стивену Бирду, за терпение, превышающее все мыслимые меры чувства долга, за то, что всегда умел порадовать приветливым словом, сэндвичем или чашкой чая, когда я пребывала за пределами реальности, или каким-нибудь невероятным каламбуром, когда требовалось применить совсем уж крутые меры.

Без вас, ребята, у меня вряд ли что-нибудь вышло бы.

Элизабет.

Родилась я во Флориде, во второй половине двадцатого века. Мой отец служил во флоте, поэтому мы частенько переезжали с места на место. Самые ранние мои воспоминания относятся к тому времени, когда мы жили в Род-Айленде, а потом в Пенсильвании, пока мне не исполнилось семь лет. В тех местах мне очень нравилось; но потом отца послали на юг, и это стало для меня изгнанием. Ни снега, ни осеннего листопада, ни смены времен года. Для меня это было подобно глубокому аду (хотя в то время такое сравнение еще не приходило мне в голову). А как там было жарко! Мне никогда не нравилась жара, и я страшно тосковала по северу.

Как раз лет в семь я вдруг очень увлеклась чтением. Я вообще рано начала читать; меня привлекали иные миры, в которые я попадала, стоило лишь раскрыть книгу. Довольно скоро я поняла, что можно прочесть «Трех мушкетеров» бессчетное количество раз, даже выучить наизусть, но вот книга кончается — и как же узнать, что произойдет с героями дальше? Других книг Дюма в нашей библиотеке не было. Однако выход был найден: я сама с легкостью начала домысливать дальнейшее развитие событий. Разумеется, при этом главную роль я отводила себе самой: в своем воображении я сделалась еще одним мушкетером, присоединившись к этой славной компании, как когда-то д'Артаньян.