Дэв все пытался связать женщину, но она сопротивлялась со всей яростью, и ему приходилось крепко ее держать. Я попытался метнуть пару ножей, да только так очумел от страха, что не мог как следует прицелиться. Это тебе не старик наймит, тут кое-кто покруче: и сталью-то его не возьмешь, и проворный, точно ветер. Он опять взмахнул своим здоровенным мечом и чуть было не рассек Росса надвое, теперь уж наверняка выбив из него дух; Джакер подобрался к нему сзади и хотел было пырнуть ножом, как вдруг до меня донесся негромкий звук — словно мясник рубит мясо, — и я увидел, как Джакер свалился наземь без единого звука. А потом и Порлан, что подступил спереди, пока этот расправлялся с Россом, — он тоже рухнул как подкошенный.

Дэв выругался и крикнул: «Бежим!» Он пытался уволочь с собой женщину, но она лягалась и вырывалась — пришлось ему выпустить ее. Схватив меня за руку, он пихнул меня что было силы вперед — я отлетел в темноту. И даже не думал сопротивляться. Чья же рука послала эти ножи, что прилетели невесть откуда, прикончив Джакера и Порлана в два счета?

Уж из нас-то никому не хотелось остаться, чтобы выяснить это. Мы опрометью помчались прочь. Погони не было.

Прибыв к месту, где нас ждал Хаск с лошадьми, мы подбросили в костер дров. Дэв рассказал Хаску, что произошло. Меня лишь каким-то чудом не стошнило, хотя я был близок к этому. Никогда мне не забыть того звука, когда Джакера настиг нож. Я не чувствовал стыда из-за того, что пришлось спасаться бегством — другие оказались не лучше меня, — но чем больше я об этом думал, тем больше приходил к выводу, что и Дэв, и старый наймит были правы. Ни Россу, ни Джакеру, ни, Порлану никто даже не думал угрожать. Их просто ухлопали, и все тут, без предупреждения.

А я совсем не хотел, чтобы последней мыслью в моей жизни был вопрос: «Откуда взялся этот нож?» Но, судя по тому, что произошло, именно такая участь и была уготована мне на будущее — и, похоже, будущее это было весьма недалеким. И вот, знаете ли, тогда-то я и решил, за каких-нибудь полвздоха, что мне наплевать, что там обо мне подумают, да только во всем мире нет таких денег, за которые я согласился бы отдать собственную жизнь.

Я подошел к Дэву, когда он окончил разговор. Выглядел он угрюмо. Они с Россом долгие годы работали вместе. Были почти друзьями.

Он сказал остальным, что мы будем ждать, пока не появятся преследователи, — он был уверен, что старый наймит так или иначе вышлет за нами кого-нибудь. Я знал, что похож на труса, но, как я уже сказал, мнение других мне было до балды.

— Дэв, — сказал я, подходя к нему чуть ли не вплотную, — ты прав.

— О чем ты, Кел? — спросил он. Голос его был жутко усталым.

— Насчет того, что я медлителен. Я метнул два ножа в того парня, и ни один его даже не задел. У меня от страха душа в пятки ушла и до сих пор не воротилась.

Дэв молча глянул на меня, а потом вдруг отмочил невероятное: улыбнулся мне! Стоял, положив руки мне на плечи, и улыбался!

— Что ж, хвала Кривому, покровителю всех воров, — это уж как-нибудь пойдет нам на пользу. Келлум покидает нас, парни, чтобы найти себе девушку по нраву и зажить настоящей жизнью.

Оглядев сидевших у костра товарищей, я увидел, что все они весьма довольны тем, что я решил уехать. Это не очень-то подкрепляло мою гордость, но позднее я пришел к мысли, что, возможно, они считали, что моя жизнь рядом с ними каким-то образом повлияет на их смерть, и боялись, что это может произойти не в пример скоро. Хаск даже прибавил:

— Поцелуй ее от меня, парень, когда отыщешь.

Я взобрался на лошадь, а Дэв дал мне немного денег, чтобы хватило добраться до какого-нибудь места, где я смог бы найти работу. Потом я попрощался со всеми, но ни один из них не сказал мне ни одного напутствия в дорогу...

Я никогда не убивал человека, ни до той ночи, ни после. С тех пор я даже не могу проходить мимо лавки мясника на рынке: мне то и дело мерещится тот самый звук, что отнял жизнь у Джакера... Старый наймит оказался прав. Я не был предназначен для подобной жизни.

— Госпожа Релла! — воскликнул я с удивлением, узнав ее голос. — Каким ветром занесло тебя сюда, в тот самый час, когда нам нужна была помощь?

— Позже, Вариен. Ты не мог бы взять один из их кинжалов да помочь мне? Я пытаюсь снять с юной Ланен веревки, будь они неладны, у меня уже пальцы оледенели.

Но пока я искал кинжал, Релла уже освободила Ланен. Моя возлюбленная отчаянно порывалась вернуться поскорее в поместье, ибо шум, доносившийся до нас через поле, был ужасен. Равно как и запах. Мы готовы были припуститься туда бегом, но Релла схватила меня за плечо.

— Стой, сударь Вариен, — сказала она. — А как твоя рука? Мне показалось, что этот здоровенный ублюдок ударил тебя мечом.

Слова ее заставили меня вспомнить о боли.

— Так и есть, — ответил я. Теперь, когда жизни моей ничего не грозило и я мог соображать, я ощутил, что рана моя довольно болезненна. — Что же мне делать, госпожа?

— Подожди-ка здесь, — сказала Релла. Она убежала, но почти сразу же вернулась с потайным фонарем. Открыв заслонку, она осветила мой левый рукав: он был мокрый, и я увидел, как по нему растекается темное пятно.

— Я даже не заметил этого в пылу гнева, — сказал я. — Что же делать? Теперь я уже не могу выжечь рану собственным пламенем, как прежде.

— Просто стой и не шевелись, — велела Релла. Я уже начал понимать, что означает подобный оттенок в голосе. Она усиленно пыталась сохранять терпение.

Из своей сумы она вынула длинную полосу ткани и небольшой сосуд.

Ланен осторожно засучила рукава моего суконника, и взору открылся глубокий порез, все еще обильно кровоточащий. Ланен крепко держала меня за руку, а Релла смазала рану каким-то странным составом из маленького сосуда, отчего рана заныла еще сильнее, чем прежде; потом она обвязала мне руку полоской ткани, чтобы скрыть порез.

— Не снимай хотя бы дня два, — сказала она. — Рана, похоже, чистая, быстро заживет.

— Благодарю тебя, госпожа, — сказал я, поклонившись ей на человечий манер, хотя это по-прежнему было для меня непривычно. Я все еще чувствовал, что поклон у меня выходит неловким и не слишком правильным, однако с каждым разом я приноравливался к этому все больше.

— Потом будешь благодарить. Ланен вот-вот убьет нас, если мы сейчас же не вернемся в поместье, — сказала Релла.

— Это точно, — подтвердила Ланен.

Мы поспешно пустились трусцой. Спустя какие-то мгновения добрались до выгона. По шуму я уже могла понять, что страх начинает оставлять лошадей; я увидела равномерный людской поток: одни выводили перепуганных лошадей из прочих конюшен, другие несли одеяла, третьи доставляли теплую воду и горячую кашу из овса и отрубей, стараясь сделать все, чтобы успокоить животных, вынужденных находиться на холоде. Я остановила кого-то — теперь уж нипочем не вспомню, кого именно, — и распорядилась, чтобы всех годовалых коней и жеребых кобылиц отвели в летний хлев на склоне холма — какое-никакое, а все же укрытие, пусть и на сквозняке. Работники ответили, что Джеми уже позаботился об этом, и, присмотревшись, я различила неровную вереницу лошадей, которых уводили подальше от огня, шума и запаха гари.

Когда мы приблизились ко двору, шум усилился и дым сделался гуще, и — святая Богиня, вокруг стоял смрад от паленого волоса, жженой шкуры и горелого мяса, густой и тошнотворный, от которого першило в горле! От этого запаха внутри у меня все заходило ходуном, но я не собиралась останавливаться, пока еще могла чем-то помочь. Тут поверх общего шума раздался звук, который я поначалу приняла за пронзительный крик последней погибающей лошади, запертой в своем стойле. Меня бросило в дрожь, но Вариен обнял меня и сказал:

— Это дерево, дорогая. Можешь мне поверить, это дерево.