— Стало быть, голоса настоящие, — проговорил я. Учуяв запах челана, я пришел в недоумение. — Вот так усыпительное питье!

— Ну нет, спать я тебе пока не дам, — ответил Берис весело. — Ты не узнал голоса, которые слышал?

— Во имя Преисподних, Берис, — проворчал я. — Это тебе не разговор в соседней комнате подслушивать. Голоса эти звучали у меня в голове.

— Это явление именуют бессловесной речью. Я-то думал, что это всего лишь вымысел, а тут на тебе: не успел ты оправиться от своего безумия, как немедленно преподнес мне такую неожиданность. Я хочу понять, как тебе это удалось. Меня передернуло.

— Сегодня, перед тем как вы пришли, я... мне показалось, будто я снова сошел с ума. Мне беспрестанно мерещились голоса. Они что-то говорили, говорили и не желали умолкать, как я ни вопил. Тебе не понять, каково мне было, Берис. Я себе места не находил: они не затихали ни на миг. Но когда смолкли, сделалось еще хуже. После этого я чувствовал лишь... Нет, не могу.

— Что случилось, расскажи мне как следует, Марик, — проговорил он, пристально вглядываясь мне в лицо. — Ты был слишком слаб, чтобы поведать мне все сразу, но теперь, я думаю, ты сумеешь найти в себе силы. — Когда я, кивнув головой, осушил свою кружку, он продолжал: — Ну же, Марик. Все позади, напасть твоя избыта. Лучшее, что ты можешь сделать ради собственного восстановления, — рассказать обо всем, что произошло, во всех подробностях. И ничего не упуская. Давай же, друг мой, поведай мне об этом.

Но я уже достаточно пришел в себя, чтобы насторожиться: с чего бы ему так обо мне печься? Бериса никогда не заботили другие, если только они не могли как-то повлиять на его замыслы, и он никогда не заводил друзей. Впрочем, предложение его было заманчивым. Я чувствовал, как с каждым днем разум мой все больше восстанавливается, а вместе с ним крепну и я; для меня было бы большим облегчением излить все разом — и покончить с этим. К тому же я долгое время был в беспамятстве, а Берис умеет выведывать, что ему нужно. Я был уверен, что он испытывает меня на искренность.

— Кадеран и я сразились с ними — с двумя драконами, серебристым и темно-бронзовым. Серебристого звали Акор, он был Стражем, именно он принес Ланен ко мне на исцеление, а потом опять забрал ее, когда я пытался принести ее в жертву одному из владык Преисподней. — Воспоминание об этом заставило меня содрогнуться. — Чтобы войти, он проломил стену, Берис. Сил этой тварюге не занимать. Бьюсь об заклад, у него одна только голова была длиной с меня — нетрудно прикинуть, каких он был размеров. Даже в дом бы не влез.

— Это произошло незадолго до решающего столкновения, Марик. Ну же, давай, деваться некуда! Не упускай ничего, ни мельчайшей подробности. Вы с Кадераном бились против двух драконов.

— Да. Они плевались в нас огнем, но заклятия Кадерана оберегали нас, и эти твари не смогли проникнуть за магический круг, чтобы до нас добраться. Я бился с ними при помощи Кольца семи кругов; первые пять кругов почти доконали серебристого, но тут еще один дракон, которого мы прежде не замечали, ринулся на нас с высоты. Кадеран отправил его на тот свет, но его мертвое тело обрушилось вниз, раздавив моего товарища напрочь. Я направил мощь шестого круга на бронзового и ранил его, но прежде, чем успел воспользоваться последним кругом, Ланен сбила меня с ног. При ней не было оружия, так что чары Кадерана не могли ее остановить. В ярости я хотел было убить ее последним из семи кругов, но позабыл, что оружие это предназначено только против драконов. Потом я попытался выпустить последний круг, чтобы добить серебристого, но тут услышал, как они... проклятье, Берис! — Дыхание мое было частым и прерывистым, словно я только что как следует пробежался; я весь так и трепетал от ужаса, вновь переживая те страшные мгновения. — Они... Я услышал крики, как будто издалека, но потом понял, что они звучат у меня в голове. Не помню даже, воспользовался ли я последним кругом или нет. Думаю все же, что успел, хотя и не уверен до конца. Я не мог изгнать их из своей головы — они вырвали меня из тела и зашвырнули куда-то во мрак. И я скитался, одинокий, потерянный, лишь изредка на миг возвращаясь назад, словно по чьему-то зову. — Передо мной возникло несколько расплывчатых образов. — И я... я не помню, что было после, лишь смутно припоминаю что-то про наговор Кадерана. Он еще заранее предупреждал меня об этом, все твердил, насколько его наговор гибелен для смертных, — боялся, наверное, что я вздумаю от него избавиться. Не имею ни малейшего представления, как нам всем удалось выжить: то ли Кадеран просто наврал, то ли они как-то сумели раскрыть его замыслы и предотвратить гибельное воздействие наговора. — Я отвернулся от Бериса. — И кажется, я помню, как во тьме мне слышался голос Ланен: будто она говорила со мною... Но нет, это невозможно. — Я содрогнулся. — Мне многое мерещилось, пока я пребывал в небытии... После этого я помню лишь голос Майкеля: он то и дело обращался ко мне, хотя слов я не понимал; он меня чем-то кормил — ничего подобного я в жизни не пробовал: точно налитая спелостью груша, точно сладчайший абрикос... Провалиться мне в Преисподнюю, выругался я: лишь теперь до меня дошло. — Проклятье, это ведь был плод лансипа, так?

— Да, и не будь его, ты бы не выкарабкался. Больше ты ничего не мог есть. Не беспокойся, Марик, плодов еще оставалось предостаточно для нас обоих; твой заместитель продал всю твою долю, выручив за них уймищу серебра. А свои плоды я частью продал, частью съел.

Я уставился на него. Вот уж не думал, что он способен на подобное расточительство; впрочем, ему ведь не было известно, насколько ценны эти плоды.

— Не знай я тебя, Берис, я бы... Нет, готов поклясться: ты выглядишь куда моложе!

— Сейчас это неважно. — Он сдвинул брови, почесал подбородок и принялся мерить шагами комнату. — Я верю всему, что ты рассказал, Марик, хотя на первый взгляд кажется, что это невозможно. То, что они с тобою сделали, могло произойти лишь в том случае, если бы ты обладал даром бессловесной речи, это прежде всего. — Тут он пристально посмотрел на меня. — И похоже, дар этот у тебя имеется — но вот как они об этом узнали? Разве что...

И тут он принялся бормотать что-то невнятное. Я сумел разобрать лишь несколько слов: «С чего бы им... если только...»

Внезапно он вскинул на меня глаза, застыв на другом конце комнаты, и лицо его просияло улыбкой, от которой даже у бывалого человека зашевелились бы волосы на голове.

— Клянусь всеми владыками Преисподних! — проговорил он с каким-то благоговейным восторгом. — Они посеяли зерна своей собственной гибели. Равновесие потребует этого. — Он буравил меня глазами через всю комнату — добрый десяток локтей отделял его от меня. — Марик, ты когда-нибудь предполагал, что обладаешь способностями к бессловесной речи?

— Нет, конечно. Я и слышал-то об этом только из детских сказок, — ответил я. — Но лучше бы это и вправду было сказкой.

— О нет, Марик, друг мой, ни в коем случае. Нам ниспослан великий дар. Сила бессловесной речи никогда не была до конца изучена. — Выражение его лица медленно переменилось — сейчас он удивительно походил на одного из демонов, которых сам не раз вызывал. — И ты был привлечен к этой силе; должно быть, они как-то догадывались, что у тебя есть такие способности. Это значит, что, по меньшей мере, один из них обладает этим даром, а если ты слышал не один голос...

— Иногда мне казалось, будто шепчутся сотни голосов, — перебил я.

— Тогда, вероятно, им всем свойственно это. — Он вдруг рассмеялся — обыкновенным, восторженным смехом. — Ну, Марик, теперь они в наших руках! — Ухмыляясь, он не спеша подошел ко мне. — Эти твари сами сделали так, чтобы ты их слышал, и если ты слышишь хотя бы одного, тогда им от нас никуда не деться! — Он приблизился ко мне вплотную, так что его горящие глаза оказались в пяди от моего лица; дышал он часто и быстро. — А говорить с ними ты можешь?

— Отстань, Берис! — огрызнулся я. — Клянусь Преисподними, ты-то чего об этом так печешься?