А сам? Да нет, сам пока ничего. Сперва просто баранку крутил — вообще разговора нет, дело честное и чистое. После стали к наружному наблюдению приспосабливать — тут погрязнее, но вовремя Колесников появился, с ним действительно по преступникам работали, чужие спальни через телевик снимать не приходилось…
Ты гляди, вдохновенно вертухай трудится, не видит ничего вокруг. Даже на собственную бабу ноль внимания — вон, вынырнула откуда-то сзади. Выходит, у него там вторая дверь — может, и дырка в заборе с проходом через соседский двор на параллельную улицу? Может и так, только вряд ли он ею часто пользуется, это если и есть, то на крайний случай, в частном секторе народ жлобоватый, вряд ли им понравится, чтоб чужой через двор шмыгал, хоть и сосед…
А баба — между нами, и смотреть не на что. Тощая, жилистая, черная… Давай-ка щелкнем пару раз, анфас и профиль, а вдруг он её куда-нибудь с поручением пошлет… Черт её знает, может, в молодости ещё была на что-то похожа, пока стервозность наружу не просочилась…
Минутку, куда это он рожу поворачивает? А-а, сосед окликнул, тоже на крыше сидит. У того дела похуже, кровля — шиферная плитка, в двух местах выдрало клочьями.
Ладно, сюда они не смотрят. А хоть бы и поглядели: сразу за углом какая-то фирма, на входе молодой облом в черном комбинезоне с нашивкой на плече, под деревом «БМВ», ещё три тачки на край тротуара колесами влезли. А я там не поместился, я в переулочке припарковался, шефа жду. Спинку откинул, валяюсь, дремлю — допустим, вчера всю ночь катались, сегодня добираю… Так, лежа, мне Потапова на крыше лучше видно.
Но вообще скуш-шное это занятие. Пойти, что ли, свечи почистить?
Вылез, поднял капот, повозился в движке для виду, взял старую свечу специально на такой случай лежит в тряпочке — присел на порожек открытой дверцы, начал драить контакты старым, советским ещё гривенником. Жалко машину выстуживать, но пускай видят, человек делом занят — если кому интересно. Чтоб не начали любопытством исходить: «Отчего ж это ты, касатик, тут прохлаждаешься?»
Поднялся, влез под капот, вроде, значит, ставлю свечу на место — а он все молотит по железу, фальцует… Закончил полосу, сел, раскинув ноги, закурил. Все-таки наверху ветерок есть, вон как дым уносит…
Так, внимание! Что-то он дернулся. Сел, пасть раскрыл. Ого, вот это глотка! Сюда слышно:
— Горпы-ына! Телефо-он!
Да ну, не могут сейчас сорокалетнюю бабу Горпыной звать! Наверное, кликуха домашняя, нежное прозваньице придумал любящий супружник… Вышла из дому, задрала голову, что-то неслышное сказала. Потапов, судя по роже, матюгнулся, однако полез с крыши вниз. Так, засечем время — 9.52. И на всякий случай ремонт закруглим.
Андрей вернулся за баранку, завел двигатель, послушал — тикает как часики, движок у нас всегда в порядке, это снаружи окраска может быть не самая шикарная и там крыло неряшливо отрихтованное, зато движок, ходовая, тормоза — в идеале, и бензин только с заправки Саши Раппопорта, с гарантией, он марку держит, клиентура постоянная к нему через весь город ездит… Пусть минут десять ещё поработает на холостых, прогреется — вдруг придется резко стартовать. Звонок, видно, не пустяковый был, если мордатый с крыши вниз полез, Горпыне своей не доверил поговорить и передать. Может, сейчас побежит куда-то…
Нет, снова на крышу взобрался. Ладно, ещё книжечку почитаем. Колесников дал, «День триффидов» называется. С мыслью книжка. У нас бы так — развалить все к чертовой матери и начинать понемногу строить, только теперь с умом. Ну а почему «бы», так и происходит, и ослепляющей зеленой кометы не понадобилось, мы и без неё полжизни безглазыми прожили. Все как всегда у нас, половина задачи выполнена без задержек — развалили страну на хрен, это что, это мы запросто. А вот насчет построить с умом…
Поменять стоянку, что ли? Пожалуй, можно минут на десять отлучиться, хоть малую нужду справить. А если кто-то придет тем временем? А, авось не придет. Некоторые наблюдатели из самых старательных на такой случай с собой резиновую грелку возят, но это уж слишком. Противно. Да и по объекту видно, ничего чрезвычайного в ближайшее время у него не намечено, вон, теперь взялся подкрашивать кровлю. Правильно, погода подходящая…
Обернулся за двенадцать минут — ничего, все так же возится вертухай на крыше. Ну и ладушки, станем на прежнее место. Движению не мешаю, крышу видно, вход во двор видно и переднюю дверь — через палисадничек.
Без двадцати одиннадцать объекту, похоже, крыша надоела. Побросал инструменты на землю, с ведром в руке слез по лестнице, исчез в доме. А ещё через десять минут вышел из калитки и двинулся на уголочек, к Полтавской, и прямо к подземному переходу, он же — спуск в метро.
Я задергался. Бросать тачку, бежать за ним? Но тут же успокоился: вертухай вышел в полудомашнем виде. Не в телогрейке, правда, но куртка затерханная, и не брюки, а спортивные штаны. Вряд ли он в таком наряде далеко двинет. Я выдержал характер и через полминуты увидел его на другой стороне улицы — от перехода повернул направо, перебежал переулочек под носом у автобуса, а там уже зашел в гастроном.
Можно бы, конечно, и тут подождать, никуда не денется, скупится и пойдет обратно, но в нашем деле удачу приносит только дотошность. Я вырулил на Полтавскую, проскочил до ближайшего разворота, подъехал к гастроному и приткнулся за какой-то «пятеркой», такой же перекрашенной и видавшей виды, как мое «зубило».
Гастроном — это так, по привычке со старых времен, сейчас в этом магазине можно что хочешь купить: от немецкой спаржи и калифорнийского красного вина (не знаю, где его делали, на Саблинке или в Лознюках, но на обложке написано «калифорнийское» не нашими буквами) до угловой ванны и душевой будки с прозрачными стенками. «Джакуцци» называется. В ихних фильмах любят показывать, как в такой хреновине девушка моется.
Но Потапов сегодня пришел не за «Джакуцци», да и калифорнийским красным, по-видимому, не увлекался (здешнее население предпочитает домашнее сизое). Купил по-простому сосисок, кефира и теперь, похоже, выбирал печенье. Выбор, видно, был немалый, потому что стоял он перед кондитерским прилавком довольно долго. Интересно, Горпына ему велела или сам сластена?
Мне потаповская широкая спина в темно-зеленой куртке была хорошо видна. Надежная такая, неторопливая спина. Иногда другие покупатели на минутку заслоняли, но в это время по магазину крутились больше женщины, и такую спину они полностью заслонить не могли.
Пока Потапов решал кондитерские проблемы, возле него остановился ещё один покупатель. Мужчина. С такой же широкой спиной, такой же бычьей шеей, но более рослый. И молодой, судя по походке.
Чуть повернул голову, как вроде что-то сказал. Вертухай на него оглянулся, ответил. Поговорили, время от времени тыча пальцем в стеклянную витрину, — советовались друг с другом насчет печенья, что ли. Значит, все-таки жена велела печенья купить: был бы сам любитель, не нуждался бы в советах. Хотя, может, тот, рослый, совета спрашивал.
Наконец поручкались на прощание и разошлись в разные стороны, так ничего и не купив. Вот это уже поинтереснее…
Оба они мне были отлично видны — стекла в магазине большие, наклоненные вперед, солнечные лучи отражались очень удачно, вниз, и в объектив не лезли. На фотографиях наверняка получится не только кондитерский прилавок, но и цены можно будет прочитать…
Я успел сделать уже несколько снимков двух широченных спин, а потом тот, что помоложе, повернулся и пошел к выходу. Я машинально щелкнул затвором — и чуть не выронил «Зенит».
В глазах ещё стояло увеличенное телеобъективом лицо в видоискателе спокойное, серьезное лицо бригадира Алексея!
Ничего себе, сказал я себе…
Е-мое, это же я прямо за его «пятеркой» стою!
Руки тряслись, пришлось на себя гавкнуть. Включил зажигание, оглянулся, сдал назад, переключился на первую и спокойненько, не торопясь, дотянул до переулка — а там резво дальше, снова направо, ещё раз, перескочил Полтавскую и тормознул у телефона-автомата.
