– Это было что-то! Я даже представить себе не мог, что кто-то может так измениться! Но эта родинка была шедевром. Ею можно пугать детей. А на ней, правда были волосы, или это дефект газетной бумаги?

– Спасибо, Тайлер, – чуть тверже повторила Брук. – Я уже поняла, что именно в моем облике понравилось тебе больше всего.

Брук повернулась к Хэпу, который по-прежнему молча наблюдал за ней. «Господи, – подумала она, – не допусти, чтобы он отверг меня. Потому что ведь я действительно люблю его». Она выкинула все посторонние мысли из головы и сосредоточилась на том, что должна была сказать и сделать. На том, какие чувства должна донести до мужа. Потому что это был один из таких моментов, когда понимаешь – сейчас или никогда.

– Мои друзья уехали, и некому подвезти меня домой, – сказала она. – И я кое-что принесла. Подумала, может, тебе интересно будет это увидеть. – Она вынула из пакета фотоальбом и протянула его Хэпу.

Брук улыбалась, не чувствуя, что губы ее дрожат, и, ощущая лишь внимательный взгляд мужа.

– Если ты думаешь, что Симона была некрасива, то посмотри на мою соседку… там, где я выросла.

– Круто! – воскликнул Тайлер, с интересом поглядывая на альбом. – Я есть хочу – просто помираю. Давайте заедем куда-нибудь, пообедаем, а заодно посмотрим фотки, которые принесла Брук.

Хэп взглянул на альбом, который ему вручила Брук, потом сунул руку в карман, вынул ключи от машины и бросил их сыну.

– Иди и заводи мотор, – сказал он. – Нам с Брук нужно поговорить, но мы недолго.

Некоторое время они молчали, глядя вслед Тайлеру, который вприпрыжку несся к парковке. Потом Брук, которая вдруг испугалась того, что может сказать ей Хэп, быстро заговорила:

– Хэп, я не хотела тебя обманывать… не хотела лгать. Но… – Она беспомощно оглянулась. Поле и газоны, покинутые людьми, выглядели аккуратно и ухоженно. Площадки, на которых она играла ребенком, выглядели совсем не так.

– Но ты был прав, – решительно сказала она. – Я не доверяла тебе. Я не думала, что кто-нибудь – даже ты – сможет взглянуть на меня и увидеть меня… а не ту среду и ту жизнь, из которой я вышла. Я боялась потерять тебя.

Хэп покачал головой и обнял ее. Брук, вдруг обессилев, привалилась к его большому и сильному телу. Она спиной чувствовала альбом, который он держал в руках. Она всегда думала об этих фотографиях как о свидетельстве ее прошлого, как о препятствии на пути к будущему, а потому надеялась спрятать их навечно.

– Я хотела, чтобы ты знал меня такой, какой я стала, понимаешь? – Брук подняла на мужа полные слез глаза. – Это было непросто, и я чертовски много работала. И очень гордилась своими успехами… я потратила целую жизнь на то, чтобы стать Собой. И мне хотелось, чтобы ты любил меня такой – новой, чтобы ты мог гордиться мной.

Хэп улыбнулся, и Брук чуть не разрыдалась. Она видела свое отражение в его глазах.

– Я понял, – сказал он, наконец. – Но, правда, в том, что все мы несем в себе частичку прошлого. Я не хочу заставлять тебя возвращаться к прошлому и попрекать тебя им. Но я рад, что ты решила довериться мне и разделить его со мной.

Обнявшись, они пошли к машине, где ждал Тайлер. Брук улыбалась, чувствуя огромное облегчение и радость от того, что муж вернулся, что они снова вместе.

– А знаешь, что странно, – сказала она.

– Что?

– Столько лет я бегала от своего прошлого, а потом взяла и занялась тем же, чем и моя мать занималась всю жизнь.

– Как родитель, могу тебе сказать, что ей будет приятно услышать это, – заметил Хэп, задумчиво глядя на машину.

Тайлер врубил радио на полную мощность и прыгал на сиденье так, что автомобиль покачивался.

– А вот, кстати, о твоем ребенке. – Брук оправилась настолько, что уже могла шутить. – Поверить не могу: родинка произвела на него такое огромное впечатление, что он даже высказал мне свое восхищение.

Хэп улыбнулся так, что Брук сразу поняла – он собирается ее поцеловать.

– Нельзя недооценивать такие вещи, когда речь идет о тринадцатилетнем мальчишке, – произнес он, притягивая ее поближе и склоняясь к ее губам.

Кэндис спустилась к полю и села на скамью, наблюдая за Дэном, который складывал спортивное снаряжение в сумку. Дрю нигде видно не было, и она решила, что мальчик уехал с кем-то из друзей. Это облегчало ее задачу, и Кэндис обрадовалась. Но взгляд на непроницаемое лицо Донована убедил ее, что сегодня он не станет ей помогать и вести разговор придется самой.

– Сегодняшняя игра понравилась всем, – сказала она светским тоном. – Похоже, дети, наконец, ощутили себя командой и смогли сыграться.

– Это точно. – Дэн по-прежнему не желал ей помогать. Он даже не смотрел на нее. Собрал мячи в корзину, тщательно закрыл крышку и теперь занялся сумкой с перчатками и битами.

– Уайатт сегодня просто молодец. Он стал настоящим питчером, – продолжала Кэндис менее уверенно. Она внимательно наблюдала за Донованом, но он даже не подал знака, что рад ее видеть. Хоть бы улыбнулся.

Но Дэн ответил по-прежнему без улыбки:

– Да, Уайатт сыграл хорошо.

Кэндис разозлилась. Она встала, скрестила руки на груди и сердито спросила:

– И чего ты от меня ждешь, Дэн Донован? Мне что, надо встать на колени? Умолять о прощении? Может, мне надо пройти тест на знание бейсбола, чтобы ты убедился, что я стою твоего внимания?

Кэндис сама себе удивлялась – она всегда была исключительно сдержанной и уравновешенной особой, но сейчас ее просто несло, и чувства, бурлившие в душе, неудержимо рвались на поверхность.

– Ты сам сказал мне прийти, когда я буду готова. Так вот я здесь!

Кэндис осеклась, услышав свой собственный резкий голос. Она сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться.

– Прости, – сказала она. – Последнее время я с трудом владею своими эмоциями. И в голове полная сумятица.

– Как поживает твоя матушка? – осторожно спросил Дэн.

– Не знаю, – отозвалась Кэндис. – Она не звонила с того дня, как я выставила ее из своего дома.

– Ты выставила Ханну?

– Ну, я не брала ее за шкирку и не пинала под зад… хотя очень хотелось. – Кэндис мечтательно улыбнулась, вспоминая тот момент. – Но я попросила ее уйти и сказала, что с этого момента сама буду решать, как мне жить.

Донован рассматривал Кэндис с озадаченным видом, словно не мог до конца поверить в услышанное.

– И одно из этих самостоятельных решений касается тебя. – Кэндис вдруг смутилась и замолчала. Ужасная мысль пришла ей в голову: а что, если он передумал?

Донован подошел к Кэндис и сел рядом с ней на скамью. Некоторое время они просто сидели, глядя на поле.

– Я поражен, – заговорил, наконец, Донован. – Я так рад, что моя девочка, наконец, нашла в себе силы стать взрослой.

Он улыбнулся, взял ее за руку и поцеловал костяшки пальцев. Кэндис молчала, потому что могла только дышать – слезы заструились по щекам.

– Почему ты плачешь? – встревоженно спросил он. Кэндис покачала головой, хлюпнула носом, смущенная своими эмоциями, которые никак не соглашались оставаться внутри.

– Прости, – сказала она. – Не знаю, что со мной. То я бешусь, то плачу. Я чуть не разбила телефон, потому что пришлось подождать на линии две минуты. А вчера читала на ночь стихи – так наволочка была насквозь мокрая от слез.

Донован поднял голову и внимательно посмотрел на Кэндис.

– Значит, ты не можешь управлять своими эмоциями? – переспросил он.

– Не могу, – кивнула Кэндис, шмыгая носом. Слезы продолжали струиться по щекам. – И меня тошнит. Иногда я чувствую себя такой разбитой, что с трудом могу встать с кровати.

– А еще что-нибудь необычное происходит? – осторожно спросил Дэн, и Кэндис поняла, что он думает о том же, о чем она. Вернее, на что она не смела даже надеяться.

– Ну… я почти ничего не ем. Но все равно толстею, – сказала она.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга круглыми глазами, потом на лице Донована расцвела совершенно невероятная улыбка.

– Нет, – прошептала Кэндис. – Это невозможно. Я бесплодна. И слишком стара.