Это уже похоже на крик неординарного интеллекта, затянутого в конвейер централизованного и массового производства научно-технических кадров. В Политехнической школе, как нигде более, отчетливо прослеживается стремление государства наложить свою руку на образование и диктовать те нормы знания и идеалы, которые оно желало бы вдохнуть в своих будущих служителей. Политехников продуманно и целенаправленно готовят к ремеслу гражданских и военных чиновников высшего класса. Но на уме у Пуанкаре явно другое, и он прекрасно осознает никчемность большей части своих усилий, которые от него требуют и которые ему волей-неволей приходится затрачивать в процессе обучения.
В его письме упоминается вскользь Горная школа, по-видимому наиболее авторитетное в то время специальное высшее учебное заведение. Во всяком случае, вся первая троица учащихся Политехнической школы собирается поступать именно туда. Бонфуа возглавляет выпуск, имея в качестве выпускного балла 11,967. Ему досталось Полное собрание сочинений Лапласа, вручаемое по традиции лучшему питомцу Политехнической школы от Академии наук. Пуанкаре на втором месте, у него 11,807, а третье место занимает Петидидье с результатом 11,411. Но по основным физико-математическим дисциплинам и по химии Анри опережает обоих, как это видно из таблицы.
Бонфуа
Пуанкаре
Петидидье
Математический анализ
19
20
16
Механика
18
19
17,5
Астрономия
18
19,5
18
Физика
18,5
20
17
Химия
18,5
20
18
Отстает же он по таким предметам, как топография (потерял 84 балла), архитектура (потерял 82 балла) и рисунок (потерял 144 балла). С такими окончательными результатами он и приехал летом 1875 года в Нанси и почти тут же отбыл в Нант, сопровождая отца на Конгресс научных обществ.
Глава 4 ГОРНАЯ ШКОЛА. ШАХТЫ ВЕЗУЛЯ
Зловещие птицы
Пансион Лавера, несмотря на весьма скромные условия, которые он предоставлял своим постояльцам, вполне устраивал Анри. Его отношение к повседневному жизненному укладу отличается строгим рационализмом, свидетельствующим о полном равнодушии к комфорту. По мере сил он упрощает свой быт, сводя до минимума даже количество обиходных предметов, которыми ему приходится пользоваться. Мадам Пуанкаре не по душе это безразличие сына к удобствам своего существования. Теперь она считает своим долгом периодически появляться в Париже, чтобы приводить в порядок его немудреное хозяйство и заботиться о пренебрегаемой им бытовой стороне жизни. В промежутках между ее наездами Анри находится под опекой мадам Оллери (семья Ринк к тому времени уже перебралась в Фонтенбло), улаживавшей его дела с прачкой, с портными и дававшей тысячу советов неисправимому рассеянному по поводу одежды, перчаток и Других бытовых мелочей.
В том же пансионе поселились некоторые из товарищей Пуанкаре по Политехнической школе, вместе с ним поступившие в Горную школу. Это высшее учебное заведение находится в Латинском квартале, на бульваре Сен-Мишель, совсем рядом с Люксембургским садом. Вчерашние политехники перешли теперь в разряд государственных служащих и даже получают определенное содержание. Считается, что по окончании обучения перед ними откроется дорога к видным государственным должностям.
Между тем время становилось все тревожнее и накаленнее. Республика мало-помалу превращалась в мак-магоновскую, управляемую монархистами, которые отдают явное предпочтение императорским традициям. Никого уже не удивляют чуть ли не ежедневные судебные процессы об оскорблении личности президента, привычными стали гонения на либеральные газеты. Всем уже ясно, что, если предстоящие в будущем году выборы не дадут республиканцам большинства, республика неизбежно превратится в монархию. К этой внутренней опасности добавляется не менее острая внешняя опасность.
Уплатив громадную контрибуцию и лишившись двух богатых провинций, Франция вопреки ожиданиям ее врагов не истощила своих жизненных ресурсов, не ослабела от непомерной дани. Наоборот, со времени войны ее экономика и материальное благосостояние окрепли и возросли: неуклонно увеличивается промышленное производство, бюджет страны не знает дефицита, банковский капитал выдвигается на одно из первых мест в мире. Как отмечает побывавший во Франции Салтыков-Щедрин, французские буржуа хорошо уяснили себе ту истину, что «кроме военной славы есть еще слава экономического и финансового превосходства, которым можно хвастаться столь же резонно, как и военными победами, и притом с меньшей опасностью».
Германия не может спокойно видеть, как скоро оправилась Франция от сокрушительного поражения в войне, в то время как сама она так и не обогатилась за счет контрибуции. Расходы на вооружение, которое Германия наращивала долгие годы, не удалось окупить шестью месяцами победоносной войны. Немцы постоянно жалуются на возрастающие государственные налоги, на увеличивающиеся аппетиты военного ведомства. Но сократить военные потребности, уменьшить численность армии германские правящие круги не хотят и боятся. Бисмарк не желает отступать от своей идеи вооруженного международного соперничества. Бремя вооружений из года в год становится все более разорительным для страны. На собственном опыте победители прочувствовали горький сарказм высказывания одного из советников французского короля Людовика XII: «Чтобы вести войну, нужны три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги». Нация устала от непрерывных военных приготовлений, изнемогала от нескончаемых жертв всепоглощающему Молоху милитаризма. Выход из этого положения правители Германии видят только в одном: необходимо окончательно разгромить и покорить Францию, довершить дело, начатое в 1870 году. Поэтому все послевоенные годы они не прекращают угрожающе бряцать оружием, провоцировать конфликты с соседом, создавать атмосферу военной тревоги. «Не проходило года, чтобы зловещие птицы не предвещали нам войны на следующее лето», — вспоминал об этом времени Ромен Роллан. Особенно опасной была обстановка, сложившаяся в 1875 году.
Придравшись к принятому во Франции решению увеличить состав полка с трех до четырех батальонов, немецкая официальная печать подняла провокационную шумиху, утверждая, что французы якобы наращивают свои вооруженные силы и готовятся к войне. Хотя заведомо было известно, что Франция еще настолько слаба, что не может даже помышлять о каких-либо военных действиях, правящие круги Германии усиленно раздували надуманный конфликт, стремясь развязать себе руки для давно запланированного вооруженного нападения.
Военная угроза вновь нависла над головами французов. В воздухе запахло мобилизацией. Из Нанси к Пуанкаре приходят письма, полные тревоги и опасений. Анри пытается успокоить мать, апеллируя к доводам логики и разума. «Моя дорогая мама, нет абсолютно никакой опасности того, что Германия распространит свои владения до Сены. Подобная александро-наполеоновская аннексия не имела бы никакого смысла и стала бы для Пруссии источником затруднений без какого-либо преимущества. Что же касается раздела Франции, то это решительно невозможно ввиду того, что соучастники раздела находились бы на безумных расстояниях от своих новых завоеваний и вынуждены были бы содержать с очень большими расходами армию, чтобы защищаться от населения и от своих сограбителей. Что мне представляется более вероятным, так это аннексия Пруссией Бельгии и Голландни, что было бы для нас большим несчастьем и что удвоило бы немецкое побережье, немецкий флот, дало бы Германии богатые колонии и плюс к тому поставило бы нас в отвратительную военную ситуацию, не говоря уже о богатой промышленности Нидерландов. Возможно, Германия потребовала бы у нас также денег, если бы мы были побеждены, и, наконец, возможно, что она попросила бы у России либо Богемию или всю (неразборчиво у Пуанкаре), либо Курляндию с Ригой и Ливонией или без них».
