Он иронично хмыкнул себе под нос:

— С ума сойти!

— Ты про что это? — спросил его Андрей, также склоняясь над раковиной.

— Да так, ерунда, — отмахнулся Анатолий.

За обедом о деле не говорили, Винтер был весел, остроумен. Как-то незаметно он полностью затмил своим тонким, легким юмором грубоватую жизнерадостность Ильи. Но Стрижа больше интересовала реакция жены на все эти шуточки фээсбэшника. Она здорово постреливала в его сторону своими горящими глазами, так что Анатолий больше видел ее не совсем классический профиль с чуть-чуть длинноватым носиком и тяжеловатым подбородком. Стриж хорошо помнил силу воздействия "тяжелой артиллерии" Ленки, и обед не доставил ему особой радости. Лишь когда он кончился, и женщины, ворча, удалились на кухню, разговор пошел о главном.

— Ну что, орлы, порезвились? — начал "разбор полетов" Винтер. — Видел я результаты вашего «труда». Из «БМВ» один уцелел, в реанимации, ну а из «опеля», там и говорить нечего. Зря вы, конечно, так сгоряча кинулись в погоню, прежде надо бы было мне позвонить.

— Да они гады, телефонный провод оборвали, — попробовал возразить Илья.

— Скрутить провода — дело пяти минут. Я чуть-чуть вас не застал, ехал уже по следам. Вам повезло, через пять километров вас уже ждали ГАИ, милиция. И сзади, из города шла погоня. Ну, а теперь давайте подробно, со всеми деталями, — сказал он, заваливаясь в чересчур низкое для него кресло.

После рассказа о чехарде вокруг рефрижератора Винтер заметил:

— Да, хорошо, что не профессионалы вам попались. Не сообразили ребята, а это же элементарно: пара выстрелов в лоб водителю, и вы или бьетесь в задок рефрижератора, или остаетесь в чистом поле наедине с товарищем «Калашниковым».

Далее его заинтересовало поведение водителя «опеля».

— Сколько же он тянул с пробитым колесом?

— Да чуть ли не километр, — прикинул примерно Стриж.

— Странно. Он же понимал, что убивать вы его не будете, вам он нужен живой. Неужели так испугался?

— По-моему, гораздо страшней ехать по горной дороге с пулей в колесе, — сказал Андрей.

— Тоже верно, — заметил Винтер, захлопывая небольшую записную книжку. Когда он запихивал ее во внутренний карман, Стриж, сидевший сбоку, заметил под мышкой у Винтера небольшую, аккуратную кобуру из светлой кожи.

"А, вот оно почему товарищ в такую жару еще и клифт на себя натянул", — с усмешкой подумал Стриж, хотя элегантнейший летний пиджак отнюдь не походил на тюремный клифт.

— Ну что ж, — продолжил Винтер, поднимаясь с кресла. — Хорошо одно: информация накапливается. Все равно это рано или поздно, но даст результат. Будем думать. Я пошел. Думаю, что сегодня вряд ли что еще произойдет. Завтра с утра я позвоню.

Выходя из зала, он нос к носу столкнулся с Еленой, несшей большую вазу с фруктами.

— До свидания, хозяюшка, — галантно наклонил голову в поклоне Винтер.

— Уже уходите? — огорчилась Ленка.

— Да, увы, дела. Передаю вас на попечение этих милых кавалеров, — он показал рукой на сидящих рядком на диване друзей. — Пусть развлекают.

— Как же, дождешься у них, — насмешливо протянула Ленка. — Морду кому набить или подстрелить кого, вот это они мастера.

— Ну что ж, у каждого свои таланты, — со смешком развел руки капитан.

— Хоть яблоко возьмите на дорожку, — протянула ему вазу Ленка.

— Не откажусь, — согласился Винтер, и загрузившись огромным краснобоким яблоком, отбыл восвояси.

Вечером Винтер допоздна засиделся в отделе, прокручивая на компьютере всю информацию, которую он получил за эти дни. Сначала он прогнал на дисплее имена, фамилии и другие данные на боевиков Князя, пострадавших в последней дорожной стычке со Стрижом. Объединяло их одно — примерное время появления в городе. По каким другим соображениям подбирались эти люди — непонятно. Разные города, разный возраст, семейное положение. В большинстве своем — из спортсменов. Еще Винтера заинтересовали владельцы вилл, расположенных по горной дороге. Данных не было по трем домам, в том числе и той вилле, рядом с которой отдыхали друзья. Отсутствовали и некоторые давно заказанные данные о крупных бизнесменах, появившихся в последние полгода в это городе. Поняв, что сегодня ему опять ни к чему не удастся прийти в своих размышлениях, Винтер со вздохом отключил компьютер и, спрятав в карман дискету, отправился домой.

Его уже ждали. Сакен терпеливо сидел на корточках на площадке второго этажа, пожалуй, третий час. Нажав на кнопку подсветки «Ориента», он убедился, что идет второй час ночи, но ни досады, ни нетерпения не ощутил. В нем странным образом сочетались Азия и Европа, и хотя еще Киплинг сказал, что"…Запад есть Запад, Восток есть Восток, и им не сойтись во век…", но Сакен Ермекбаев как раз был продуктом именно этого странного союза. Официально это называлось "новой общностью людей — советским народом". В мешанине покорения целины на территории Северного Казахстана смешались десятки наций и народностей. В совхозе, где жил Сакен, мирно уживались люди двадцати национальностей. И эта единая жизнь понемногу нивелировала каждого. Пацаном он дружил с немцем, хохлом и бурятом. В тринадцать они начали втихаря курить, в пятнадцать — вполне сознательно хлестать водку. Но основное для него началось в армии. Сначала он был чем-то вроде игрушки для дембелей, в большинстве своем русских добродушных парней. Они его не били, нет. Парня с таким веселым, простодушным характером — и бить, зачем? Он был их любимцем. От его шуток и розыгрышей подыхала со смеху вся рота. Подсыпать в чашку с чаем товарищу горсточку соли — ну это ли не благо?! Особенно если он долго потом все это мешает, а сидящие за столом напряженно ждут финала этого чаепития.

Затем Сакен попал в «учебку». Сначала все шло по-старому, добродушного весельчака-казаха не воспринимали всерьез, но через месяц он больше всех в полку отжался от пола, и тогда все невольно обратили внимание на мускулатуру с виду довольно худощавого Сакена. Бывает порода людей, с виду не блистающих мускулатурой, в народе их называют жилистыми. Как раз таким был Сакен. Только в армии начав изучать карате, он через полгода уже давал фору своим учителям. И вскоре никто свысока к нему не относился. А запугал он всех вроде бы шуточным способом. Подойдя вплотную к какому-нибудь амбалу, он долго и обильно поливал его разными нехорошими словами, а затем неожиданно наносил своим крупным кулаком удар по позвоночнику. Как он умудрялся попадать точно по позвонку своими железными костяшками, не понимал никто, но боль была настолько резкой и неприятной, что наказуемый только вопил, не помышляя о мести, а Сакен демонстрировал свой бронебойный кулак, говорил еще разные, вроде бы шутливые слова, и со всей силы лупил этим самым кулаком по армейской табуретке.

Но основные таланты его открылись в Афганистане. Попав в разведку, сержант Еркембаев показал всем, на что он способен. Стрелял он безупречно из всего, что могло стрелять — от рогатки до гаубицы. Высокогорье с его кислородной недостаточностью, жару и зверский холод он воспринимал намного легче других. Мог не спать сутками, был неутомим в походах, хладнокровен и расчетлив в бою. Командиры не могли на него нахвалиться, щедро сыпались благодарности и награды. Никто не мог себе представить, что все это узаконенное убийство обернется другой стороной на «гражданке».

После дембеля его по знакомству устроили к одному из столпов рашидовской гвардии, секретарю обкома. Жизнь пошла размеренная и сытая, он поневоле заскучал, но тут грянула перестройка, а с ней зашаталась и «рашидовщина». Один из очень важных людей, старый уже человек, испугался и решил купить себе жизнь, подставив под удар всех остальных. Охраняли его хорошо, и после многочисленных неудачных попыток заставить замолчать столь важного свидетеля последовало обращение к Сакену. Сумма, которую предложили ему, по тем временам казалась фантастической. Но не только деньги подвигли его на убийство. После Афгана вся жизнь представлялась ему какой-то пресной. Ни водка, ни игра, ни наркотики не прельщали его. Ему нужен был смертельный риск, как там, в горах, охота за человеческой дичью.