— Что случилось?

— Девушку выбросило на берег, — негромко ответил тот.

— Ты что ли вызвал? — продолжал расспросы Стриж.

— Да. Смотрю что-то темное в волнах, я за бинокль. Тело. Одел гидрокостюм, выволок на берег.

— Что с ней?

— Шею кто-то свернул. На ноге обрывок веревки.

Несмотря на то, что они старались говорить шепотом, на них обернулся какой-то круглолицый капитан-милиционер в легком осеннем плаще. Они невольно примолкли, затем капитан отошел, и на секунду Стриж увидел длинные, русые волосы девушки.

— Спасатель где у нас? — громко обратился к толпе один из милиционеров в штатском.

— Здесь я! — отозвался Олег и подошел к спрашивающему. Стриж поневоле оказался в первом ряду. Недалеко от него остановились двое, тот самый капитан и другой в штатском, вытиравший руки полотенцем.

— Часов двенадцать, не больше, — донеслось до ушей Анатолия.

"Значит, ночью, — высчитал Стриж. — Где-то рядом бросили, или с набережной, или с волнолома".

Подошел Олег.

— Ну что?

— Да протокол подписал. Спрашивали, не было ли у нее каких-нибудь документов, но я не дурак, сразу звонить побежал.

— Как она, красивая?

Олег пожал плечами.

— Наверное. Кожа чистая, молодая, а лицо сильно избито, скорее всего, о камни.

Покойников в жизни своей Стриж повидал немало, тем более утопленников — больше десятка поднял со дна. Но все равно на душе стало муторно, нехорошо.

Они отошли к станции, остановились на минутку. Сквозь тучи даже проглянуло солнышко, а еще Анатолий почувствовал, как подступила усталость. Не давал свежести даже остро пахнущий йодом морской ветер

— Ну ладно, я пошел, — сказал он сменщику, и они пожали друг другу руки.

Добравшись до дома, он первым делом поставил на огонь чайник, по уже устоявшейся привычке, не разогревая, проглотил завтрак. Налил себе очень крепкого чая, слабый он пить не мог: в зоне другого не употребляли, так и втянулся незаметно. Хотя перед сном это и ни к чему, но привычка — страшная штука. Пройдя в зал и усевшись в кресло, обнаружил на журнальном столике короткую Ленкину записку: "Буду поздно, зайду к матери за Верочкой".

Стриж усмехнулся. Отношения между матерью жены и внезапно обретенной внучкой приобретали прямо-таки идиллический характер. А Ленка, честно говоря, боялась прямо противоположного. Стольких трудов стоило ей уговорить мать приехать жить к ним в город, продав свой двухэтажный особняк. Первое время они ютились вместе в однокомнатной квартирке Стрижа. Лена хотела поменять ее с доплатой на большую, но пожив втроем, поняла, что подобный вариант не подарок. В конце концов они разъехались в две двухкомнатные квартиры в разных концах города.

Под запиской лежал большой конверт яркой, кричащей расцветки.

— Ну наконец-то! — радостно вырвалось у Стрижа.

Он с месяц надоедал Ленке, прося ее увеличить их свадебную фотографию, хотел повесить ее на стенку. Елену, даму с утонченным эстетическим вкусом, даже сама идея приводила в ужас. Но Анатолий не отступался.

На фотке были все его друзья. Вот они, стоят рядом. Ленка все-таки надела на свадьбу свои белоснежные туфли на невероятно высоком каблуке. И чуть ли не на голову возвышалась над женихом. По росту ей более подходил Андрей, его Стриж попросил быть свидетелем. Тут он еще совсем бледный, худой. Чеченская пуля в той давней переделке едва не достала сердце. На свадьбу его просто выкрали из госпиталя, без него для Стрижа праздник был бы не праздник. Через месяц они поменяются местами, и уже Стриж будет шафером у Андрея.

И рядом, как всегда, Илья и Сергей, неразлучная парочка. Порой Стриж сильно тосковал по друзьям, вот и хотел иметь перед глазами хотя бы их изображения.

Память невольно перенесла его к весенним событиям на Волге. Приехав в марте на похороны тренера, Стриж то ли случайно, то ли, наоборот, по неизбежной логике, предначертанной ему свыше, оказался в эпицентре кровавой драмы противостояния сил правопорядка и чеченского клана, занимавшихся поставкой оружия и наркотиков. Все кончилось самым настоящим побоищем с применением гранатометов и автоматического оружия, с горящими домами и десятками жертв. Начальство в Москве потом долго било себя кулаком в грудь, громогласно заявляя об удачно проведенной операции. Участие "некоторых штатских", вроде Стрижа и его друзей, старательно замалчивалось. Если бы не Семыкин, ставший все-таки капитаном и получивший орден "За личное мужество" из рук президента, не видать бы им и тех скромных медалей "За боевые заслуги". Но не медаль была важна Стрижу. Дружба, скрепленная испытаниями, дорогого стоит.

Перебирая в памяти все прошедшее, он незаметно заснул. Снились ему ночь, Волга, сгущающийся низовой туман… А разбудил его требовательный стук в дверь.

И вот спустя несколько часов после их прощального рукопожатия у башни перед Стрижом лежит донос, написанный Прилепой.

— Не понимаю! — прошептал Стриж.

Вспомнились Олежкина улыбка, его чистые глаза. Анатолий почувствовал себя обманутым и униженным. Было больно, гораздо больнее, чем когда тот летеха бил пистолетом по почкам. Стрижа предавали не раз и не два, но всегда ощущение было одним — словно перекрыли кислород. И совсем не хотелось жить.

В кафе с шумом и смехом впорхнула стайка девушек, невероятно молодых и красивых. Они расселись чуть впереди, по другую сторону прохода. Отсюда он видел только двух, озорных, хохочущих.

"Как хорошо быть молодым и здоровым, — думал Стриж, — полным надежд и задора. Их еще мало обманывали. Со временем и они изменятся. А жаль. Вот тут у меня, пожалуй, есть преимущество. Я уже битый-перебитый, переживу и это".

Одна из девиц поймала на себе тяжелый взгляд Стрижа, шепнула что-то своим подругам, те с любопытством обернулись на него, прыснули приглушенным смехом. Анатолий опустил глаза, просмотрел до конца все бумаги, снова сунул их во внутренний карман. Затем положил локти на стол, сцепил пальцы в замок и, уткнувшись в них лбом, задумался.

"Что теперь? Куда идти? Меня ищут. Какой-то капитан Калинин очень хочет меня убить. Лучший друг написал на меня донос. Эх, Олежка, лучше бы ты этого не делал. Придется вытрясать из тебя всю правду, иначе так и буду бродить в тумане."

Решившись, он поднялся из-за стола и, уже не обращая внимания на хихикающих девчонок, пошел к выходу. Невысокий, широкоплечий атлет с худощавым, упрямым лицом и пристальным, почти не мигающим взглядом много познавшего в этой жизни человека.

Напрямую к башне он подходить не стал — пространство между нею и набережной довольно хорошо освещалось. Стриж сошел на песок метров за триста и, пробираясь вдоль кромки прибоя, затаился за кабинками для переодевания. Там он долго наблюдал за ярко освещенными окнами башни, но ничего не заметил: ни теней, ни движения. Оглянувшись по сторонам, Стриж бегом преодолел последние пятьдесят метров, подпрыгнул, уцепился за рельсы стапелей, ловко, как кошка, вскарабкался наверх. Там, встав во весь рост, снова подпрыгнул, уцепился за какой-то кронштейн, другой рукой — за решетку и бесшумно спрыгнул на огибающую башню круговую площадку. Пригнувшись, он проскользнул к окнам, осторожно глянул внутрь. Олег был один, спал, опустив голову на кисти рук. Тогда, уже не прячась, Анатолий обогнул будку и дернул железную грохочущую дверь. На лязг закрывающейся двери Олежка вздрогнул, оторвал голову от стола и уставился на Стрижа ничего не понимающим взглядом. Тот понял, что Прилепа мертвецки пьян. В воздухе стоял густой запах перегара и табачного дыма.

— Ну, что скажешь, братан? — Стриж явно выделил последнее слово. Любил Олежка щегольнуть им, даже девушкам знакомым представлял так: "Братан мой Стриж".

— Толян, — узнал Олежка. Он облизал пересохшие губы, на лице вроде бы появилось подобие улыбки, только жалкое, вымученное.