Неподалеку от жилища кагана-беки Асмида стоял богатый шатер Санджар-хана: честь великая для эльтебера, ибо он входил в число самых доверенных беков, окружавших золотой трон военного предводителя хазар.

Сегодня на подворье эльтебера той в честь дня рождения сына. Очередного наследника хану подарила самая любимая из четырех жен — Адине. И она, дочь Джурус-эльтебера, действительно была «украшением женщин», как говорит само ее имя.

И еще одна причина была для великого пира: сын, которого нарекли именем Зафар, что означает «победа», родился в первый день месяца шавваль[90]. И день этот совпал с праздником ураза-байрам[91], а праздник этот бурно отмечался всеми мусульманами целых три дня.

В первый день Санджар-эльтебер по обычаю пригласил на той только родственников, которых набралось у него в Итиль-келе не менее сотни человек.

На следующий день подворье счастливого отца посетили ханы и купцы — друзья, соратники в делах мирных и ратных.

На третий день степному властителю оказали великую честь все три кагана Хазарии: каган-беки, чаушиар-каган и кендар-каган.

Каган-беки Асмид подарил новорожденному полный доспех и оружие ал-арсия.

— Мы волей своей, — изрек военный предводитель хазар, — объявляем твоего сына Зафара белым воином моего тумена. Отныне все должны знать это! И еще все должны знать, что Зафар-эльтебер с сегодняшнего дня облачен званием юз-беки[92] в моей личной охране!

— Велик и щедр могучий каган Асмид! — восторженно кричали гости — тумен-тарханы Хазарии.

— Я твоя тень, о Грозящий! — Санджар-эльтебер склонился, впервые приложив к титулу кагана почетную приставку, которая пришлась Асмиду весьма по душе.

Кендар-каган поднес Зафару боевой рог, усыпанный редчайшими самоцветами.

— Пусть от грозного рева его кровь застывает в жилах врагов Хазарии, — звучно проговорил верховный судья. — Имя твое: Зафар! Этот рог всегда будет утверждать победу, и она прославит твое имя на века, Зафар-эльтебер-юз-беки!

— Мой подарок, — заявил чаушиар-каган Равия, — боевая кумвара с самыми могучими гребцами на ней!

Пока гости славославили щедрого привратника дворца великого Шад-Хазара, он стоял гордый и надменный. Но вот Равия поднял руку, требуя тишины. Гости мгновенно смолкли.

— Это еще не все, — сказал чаушиар. — По воле Великого кагана и по желанию нас, власть имущих, — Равия почтительно поклонился каган-беки и кендар-кага-ну, — за большие заслуги мы назначаем тебя, Санджар-эльтебер, тарханом земли Саркел[93]. Отныне имя твое — Санджар-Саркел-тархан!

Все, исключая каганов, повалились ниц, раболепствуя воле великого царя Солнце Шад-Хазара Наран-Итиля и его опоры — трех властителей Хазарии.

— Выйди за порог юрты, славный Санджар-Саркел-тархан, и прими знаки твоего достоинства! — чаушиар-каган указал на входную полу шатра.

Новый военачальник вскочил с ошалевшим от счастья лицом, склонился в поясном поклоне, пропуская вперед своих владык. Потом, соблюдая старшинство по чину, вслед за хозяином во дворе оказались все гости и ахнули.

Перед изумленными тарханами стоял дивный белый конь. Цена ему... Да разве можно назвать цену такому сокровищу?! Рослый богатур Татуш держал чудо-скакуна за узду. Высокий жеребец нисийской породы перебирал стройными сухими, ногами, порывался встать на дыбы и косил на людей огненным взором.

Спину боевого скакуна венчало дорогое седло с высокой передней лукой. Тускло при свете факелов отливало серебро чеканки, жемчуг струил загадочный свет со сбруи, сверкало золото блях, качался на лбу коня султан из перьев черной цапли.

Наездники, а ими были здесь все, не могли проронить и слова от восхищения, а только смотрели, затаив дыхание.

— Прими меч, славный Санджар-Саркел-тархан, — нарушил благоговейную тишину каган-беки Асмид. — Отныне этот клинок — знак власти, тебе дарованной!

Санджар-эльтебер встал на одно колено. Каган обнажил дамасскую сталь и, коснувшись ею плеча возвеличенного, торжественно изрек:

— Пусть этот славный меч станет неодолимой преградой для врагов великой Хазарии! Пусть в твоей руке он, как возмездие Аллаха Всемогущего и Карающего, поразит нечистых печенегов. Пусть сталь эта обагрится кровью урусов. Да увидит его каган Святосляб над Куявой и да устрашится его сияния!

Счастливый Санджар-тархан вскочил, протянул обе руки и... Из толпы гостей метнулась стремительная тень, и сияющий клинок оказался в руке неизвестного. Выпад дерзкого был молниеносен. Сталь ударила в грудь Санджар-хана, звякнула о кольчугу, скользнула вверх и острием вонзилась в подбородок. Именинник рухнул под ноги гостей...

Все произошло столь быстро и неожиданно, что люди окостенели от ужаса. А дерзкий взлетел в седло, ударом меча свалил Татуша под ноги коню и крикнул торжествующе:

— Ты получил плату за смерть Оразгула, с-собака! Ты получил плату за мой позор! Я отомстил! Ха-ха-ха-ха!

Только теперь все взоры обратились к всаднику. Оцепенение стало проходить. Но дерзкий уже развернул коня на пятачке и полетел через раскрытые настежь ворота в ночь.

— Лови его! На коней, богатуры!

Ал-арсий, стоявший у ворот, ловкий и гибкий, как пантера, прыгнул, намереваясь схватить скакуна за узду. Наездник сплеча рубанул его яростным клинком и был таков!

Воины СандЖар-хана бросились к коновязям, но у всех лошадей оказались подрезанными сухожилия на ногах.

Горестный вой взлетел к звездам. Каганы поспешно уехали со двора. Покинули дом горя и другие гости. Всех устрашило странное и жуткое происшествие, и все усмотрели в этом какой-то особый зловещий смысл...

По всем закоулкам Итиль-кела и в степи искали дерзкого ал-арсии. Чаушиар-каган выделил для поисков свою черную тысячу тургудов. Тайные доносители повылезали из всех щелей. Только на третий день кагану-беки сообщили, что ночью хан Бичи, известный разбойник и конокрад, видел, как мчался по степи белый конь. Светила полная луна, скакуны у Бичи-хана и его карапшиков были резвыми, и атаман решил перехватить подозрительного всадника. Но белый конь оставил преследователей далеко позади и растворился во мраке.

Тотчас снарядили погоню.

— Далеко ему не уйти, — напутствовал каган-беки Асмид своего визиря Агир-хана. — Бери по три самых быстрых коня на всадника и привези мне удалого карапшика живым!

Два десятка удальцов, обгоняя ветер, ринулись на север по указанному следу. Язык кочевавших в степи табунщиков вел их верной дорогой. На седьмой день Агир-хан и его богатуры увидели труп благородного коня, наполовину съеденный волками. Злоумышленник исчез, и следы его разметал ветер.

Кем был дерзновенный удалец, как его звали, так никто и не узнал...

Воин, пытавшийся задержать неизвестного в воротах, остался жив и даже не был ранен: его спасла добротная кольчуга, кованная в далеком Дамаске. Это был тот самый ал-арсий, который похвалялся зарубить «самого кагана Святосляба».

Татушу досталась горшая участь. Удар булатной сабли пришелся по правому плечу. Рана оказалась глубокой. В бреду вдруг явилось слуге Санджар-хана яркое видение: снежная степь, он гонит в Итиль-кел толпу невольников; побег старого Оразгула и горящий ненавидящий взор уруса; он, Татуш, с размаха хлещет его бичом, а горящие глаза раба прочат ему гибель...

Страх поразил жителей западной части Итиль-кела, и власть имущие не спали ночами, прислушиваясь к зловещей тишине. Стража из особо доверенных богатуров денно и нощно окружала их шатры и юрты. Ни один незнакомец не допускался к степным властителям ближе, чем на десять шагов.

Притих западный Итиль-кел.

Неистово бурлил восточный, многоязыкий и страшный для ханов Итиль-кел — город кузнецов, оружейников, кожевников, строителей и других работных людей.