— И мы тож не откажемся от утятинки! — прогромыхал боярин, радуясь тому, что, кажется, гнев княжеский прошел на этот раз мимо него...
Без малого неделю ледоход не пускал Святослава и русское посольство на другой берег Днепра, в Киев. Народу здесь, на левом берегу, скопилось изрядно. Поели весь хлеб у Остромира и паромщика и питались только вареной или жареной дичиной.
Князь сам ходил по плавням с луком. Охота была удачной, и Святослав вваливался в избу возбужденный и по-мальчишески хвастался добычей.
По вечерам властитель Руси придирчиво расспрашивал Летку о хазарах — ханах и купцах, с которыми тому приходилось иметь дело, будучи в Итиль-келе.
— Все одно, князь, штоб свалить хакан-бека, надобно добрую ратную силу иметь, — говорил Летко. — Хоть и раздор промеж ханами в Козарии, но воев там много. В одном Итиль-граде до двух туменов постоянно живет. Правда, ранее изока[83] они на битву не пойдут. Кони у них отощали, а без коня степняк не воин. Эта зима ох как снежна была, корму скоту не хватало. Так што козары поначалу от южных пастбищ с ранней травой будут постепенно отходить к северу вслед за кормом. Солнышко жаркое на том пути разгорячит кровь воев степных, и будут они веселы и люты, как змеи на горячем песке.
— Надобна сила... — Святослав задумался, невидяще глядя на огонь в печи. — Сила? Сила у нас есть. К травеню[84] смерды сев закончат и станут способны к бою. Да и дружину яз ополчил немалую. Скажи... — Князь остро глянул в глаза Летке. — Как бы ты ратное дело свершил с козарами? Воеводы мои советуют к вятичам на Оку вести дружины, штоб отнять данников сих от Козарии и пополнить наше войско. И оттуда, дескать, по Итиль-реке потом двинуться в лодиях в глубь козарской земли. А ты как мыслишь, ума палата, а?
— Яз малый человек, сотский всего-то. Мне ль давать советы великому князю Руси? — смутился Летко.
— А все же?
— Ну ежели на то воля твоя... Не обессудь, но мыслится мне, поход через землю вятичей нынче не ко времени. Плыть туда надобно, но не теперь.
— Не понял...
— А што тут понимать. В той стороне тебя сразу с великой силой ратной встретят все племена, кои стоят под рукой хакановой: и булгары камские, и буртасы, и берендеи, и саксины, и сами козары...
— Разгромлю! Мои дружины сильны, как никогда прежде. — Князь стукнул кулаком по столу. — Мокрого места не оставлю от степного воинства. С воды мы не дадимся им. А как миг приспеет, высадимся на берег и раздавим по одному! Да и торки помогут. Уговор у меня с ними.
— Торки далеко, за Итиль-рекой. — Голос Летки отвердел. — А ежели в то время, когда ты будешь с булгарами да буртасами возиться, хакан-бек от Белой Вежи[85] двинет свои тумены на Киев-град? Да еще печенегов с собой потащит, тогда как?
— С печенегами хоть худой мир, а держим... Радман обещался по хакану ударить. И другие бек-ханы за ним пойдут.
Князь говорил вроде бы серьезно, но сотский чувствовал, что Святослав так не думает и уж поступать тем более не будет. Летко Волчий Хвост в душе недоумевал, почему Святослав именно с ним завел этот разговор. Не от скуки же?
— Ну што скажешь, ума палата?
Сотский решил высказаться до конца.
— Ежели ты с дружинами своими будешь далеко, печенеги одни на хакана не пойдут, остерегутся. Бек-ханов надобно только как подмогу иметь: их в хвосте держать хорошо, а в битву пускать, когда уж ворог разбит будет. Вот тогда печенеги в угон пойдут и порубят бегущих. Для трудного боя телесно[86] степняки не способны. Увидят печенеги перед собой неисчислимое множество воев козарских — уйдут от битвы. Тогда хакан-бек сманит их посулом и потащит за собой жечь землю Святорусскую. И защитить ее будет некому.
— Ну и как бы ты поступил на моем месте?
— Надобно двинуть всю ратную силу русскую на Белую Вежу и взять твердь сию на копье. Потом по Дону-реке спуститься в лодиях до Сурожского моря[87] и взять приступом Тмутаракань и Корчев[88].
— Ого! А печенеги?
— Печенеги тогда за тобой пойдут, им деваться некуда. Мы для них страшнее козар. Ударь ты, князь, по этим трем городам, и сразу вся Козария пошатнется, ибо ты отрежешь ей путь к базарам богатой Романии. Хакан-бек, ханы и купцы козарские никогда не смирятся с убытком и двинут на выручку твердей сих все свои ратные силы. Вот и бей их всех сразу. И печенеги при сем с тобой будут. Вот!
— Да ты воевода хоть куда! — изумился Святослав. — А ведь и яз так промыслил. Или почти што так. Да только Асмуд, Претич, Добрыня и боляре киевские меня отговаривают, особливо Свенельд старается.
— Зря отговаривают. Риск есть, конечно. Но он наименьший.
— Ну, а далее как бы ты дело повел, ума палата? — Святослав смешливо прищурился.
— А вот как! — Летко задорно вскинул голову. — Ежели дело с умом вершить, то хакан-бек может все войско свое потерять в битве на Дону или у Сурожского моря. Вот тогда, будущим летом, и надобно пойти с дружинами по тому пути, на который нынче тебя толкают воеводы и боляре твои...
— Дак врагов на сем пути не убавится: булгары, буртасы, берендеи, саксины?
— Надобно мыслить, все ж убавится: ежели не врагов, так сила их! Во-первых, хакан-бек не успеет собрать новых воев для битвы, ежели ты этим летом разобьешь его. Значит, и булгары, и саксины и протчие с осторожкой встретят тебя. Да мыслится мне, примирятся они с тобой, ежели сам хакан бит будет: им ведь тож не сладко под тяжкой десницей козарской живется, ибо дань великую погодно платят они Итиль-граду. И печенеги без страха ринутся в глубь Козарии, когда за спиной у них тверди русские стоять будут по Дону-реке.
— Мудро мыслишь, Летко Волчий Хвост. Быть тебе когда-нито большим воеводой. А сейчас... — Князь сразу стал серьезным. — Все, што ты сказал тут, и яз почти так же измыслил. Но... почти! А посему яз дам тебе малую дружину в тысячу сторонников[89].
— Как мне?! — опешил Летко. — Я же сотский всего!
— Отныне ты воевода-тысяцкий! Как в Киев-град придем, пожалую по чести при всех болярах. Пожалую за добрые дела, кои свершил ты во славу Святой Руси в Итиль-граде, за то, что мыслишь остро, как подобает доброму воеводе!
— Благодарствую за честь, князь! — Летко вскочил и встал на одно колено.
— Встань! Слушай. Ежели нам хакан-бек мира не даст, тогда с тысячей хорошо оружных ратников пойдешь к вятичам. Они примут тебя и подмогнут воями. С ними, опять же в лодиях, поплывешь к булгарам и встанешь на виду их стольна града. Скажешь Талибу-царю: ежели грозы на земле своей не хочет, то пусть на мир с Русью идет и гонцов с тем шлет ко мне!
— А ежели он отвергнет слово твое?
— Тогда пожги, што сможешь, на земле булгарской и возвращайся к вятичам. Жди меня там. Другим летом я со своим войском туда приду...
Дверь широко распахнулась. На пороге стоял Остромир.
— Чего тебе? — резко спросил Святослав.
— Гонец от козарского князя Харука челом бьет.
— Пускай подождет, не велика птица!
— Не хочет ждать. Волосы на себе рвет. Сказывает, уж девять ден как прискакал, а тебя сыскать не может. В Киев-граде ждал. Теперь сюда перебрался...
— Как в Киев-граде?! Што, путь через Непру-реку чист?
— Не совсем. Лед еще на реке. Да гонца того за пять серебряных монет рыбарь Лабун примчал на челноке. Сказывает лодочник, разов шесть чуть было не потопли.
— Ай да козарин! Ай да удалец! — Князь хлопнул себя ладонью по коленке. — А ведь степняки и теплой речки страшатся. А этот? Сотней золотых одарю, ей-богу! Ежели даже с плохой вестью пожаловал гонец, все одно одарю! Веди его сюда! Зови, раз уж он такой лихой богатырь!
