Внезапно  грабежи  перекинулись  в  западную  часть Итиль-кела, где жило самое богатое сословие: эльтеберы, тарханы, состоятельные купцы и сами каганы. Здесь нельзя было, как на противоположной стороне, резать всех ночных гуляк подряд, и ал-арсиям стало труднее выполнять приказ верховного судьи Хазарии. Ханские подворья окружила неусыпная стража. Девять судей Справедливейшего не знали отдыха, отдавая приказы палачам. Но грабежи и разбои, как моровое поветрие, не прекращались.

Вода постепенно прибывала. Ночью с грохотом лопнул лед на Днепре. Утром люди увидели, как неисчислимое речное воинство, сталкиваясь, налезая друг на друга, спешило вниз по течению, к морю — на простор!

Русский отряд во главе с Рудомиром остановился на левом берегу Днепра, как раз напротив Киева. Боярин и сотский Летко Волчий Хвост расположились в бревенчатой избе паромщика, которая одновременно служила и гостиницей для проезжающих. Хозяин провел почетных гостей в самую просторную горницу. Стоя перед грозным начальником, мужик рассказывал:

— Кабы денька три тому, то пеши мож и перешли бы Непру-реку. Как раз позавчерась тут козарин какой-тось перебрался в Киев-град.

— Пеший, што ль? — спросил Рудомир. — Дак козары пеши не ходят.

— Пошто пеши? — удивился мужик непонятливости боярина. — Верхи. Толечко как раз посередке они и провалились. Козарин — ловкий малый, прыгнул куда потверже, а конь-тось утоп. Жалко, хороших кровей скакун был. Птица, не скакун.

— Кто козарин-то, дознавался?

— А как же. Остромир, старшой сторожи здешней, спрашивал. А вот мне-тось ничего не сказывал. Да яз и не...

— Што ж ты голову морочишь, навоз медвежий?! — возмутился боярин. — Найди мне немедля Остромира!

— Где ж яго искать? — Паромщик развел руками, и глупое лицо его стало, как у стряпухи, нечаянно уронившей на пол сырое яйцо. — Он по утицам пошел в плавни. Небось приварок притащит в казан Остромир-та...

— Вон отсюда, олух! — рыкнул боярин так, что задрожали стены.

Летко Волчий Хвост расхохотался во все горло. Когда паромщик, пятясь, вышел,  Рудомир спросил Летку:

— Слышь, а где побратим-то твой? Кирша, кажись?

— В Итиль-граде остался.

— Чего так? Аль в полоне не заскучал по родной земле?

— Должок у него к Санджар-хану. Отдать хочет.

— Кровавый должок-от?

— Навроде того.

— Што-о? Да как ты смел оставить его там для ради такого дела?! — Выпуклые глаза боярина налились гневом. — А ежели он, исполнив долг, попадется в лапы хакановых мечников! Тогда што, а? Тогда хакан-бек обвинит Русь в убивстве князя козарского. Скажет, мы подстрекнули. Да Святослав голову с меня сымет! Да яз! Тебя...

— Не пыли, болярин. — Летко недобро прищурился. — Не из пужливых яз. Это Кирши дело. И ты в него не встревай. А потом, он парень ухваткий. Да и мне обещался: коль иного пути не будет, так он заколет себя, а в полон во второй раз не отдастся.

— Все едино. По обличью и мертвого узнать могут, — понизил тон. Рудомир.

— Не узнают. Яз его...

— Кого не узнают? — раздался вдруг знакомый властный голос.

Рудомир и Летко вскочили. При этом боярин грохнулся головой о дощатый потолок. На пороге стоял Святослав.

— Ну и велик же ты, Рудомир. Это какие ж тебе хоромы надобны, ежели эти, гостевы, низки? Садитесь! — Святослав прошел в горницу, уселся за стол, снял шапку, пригладил длинный чуб, глянул в упор на Летку:

— Сказывай, ума палата, кто и што не узнает?

Летко коротко изложил суть дела.

— Так жив Кирша Рачьи Глаза? — радостно изумился Святослав. — А яз-то думал... Князя Санджара, речешь, убить обещался? Так то доброе для Руси дело! Ежели Кирша свершит сие и жив останется, гривной на шею пожалую...

— Надо бы, — порадовался за друга сотский.

Святослав взглядом прервал его и продолжал:

— ...Санджар истинно ратного ума князь. Помню, два лета тому сумел он отбиться от наших. Многих русичей посек и ушел. Орду свою увел, почти и не потерял ни одного воя. Санджар — вот кому бы в Козарии ха-кан-беком быть! То б большой бедой для Руси обернулось! Великой бедой! — Князь задумался, потом глянул на воеводу. — Поведай мне, Рудомир, што хакан-бек Асмид ответствовал на слово мое?

— А никак не ответствовал, — все еще хмурясь и почесывая ушибленную голову, проговорил боярин. — Да яз и слушать не стал. А только видно было, што испужался он. И воеводы его тож побледнели.

— Тебя всякий испужается. — Князь засмеялся. — Ну ладно, об этом потом поподробнее потолкуем... Скажи, Летко, надежно ли слово эмира Бухарского Мансура? Не подведет исмаильтянин?

Летко Волчий Хвост долго рассказывал о делах в Итиль-келе, о грызне ханов между собой, о возмущении простых работных людей нещадными поборами. Сказал, что простые хазары не хотят воевать с Русью...

— И не только смерды, а и вой белые ропщут. Однажды приходил ко мне страж хаканов меч торговать. Яз угостил его изрядно медовухой, меч за бесценок отдал. Дак он поведал мне, старшая жена великого хакана ханша Пулад-нисо днем и ночью пилит ему шею, штоб он замирился с тобой.

— Ну и?

— Дак царь казарский только на словах великий правитель. А так... — Летко махнул рукой. — Три властителя настоящих в Козарии: хакан-бек, чаушиарь и кендарь. А раз все войско у хакан-беки, то он и вертит всеми. И нет злее врага для нас, чем хакан-бек Асмид. Да и он не сам делами ворочает. Есть при нем старичок один зело умный и зловредный — кудесник Магометов по имени Хаджа Мамед...

— Наслышан. Тогда, после битвы под Чернигов-градом, мало кто из козар ушел, а тот кудесник ускользнул. Жаль, он целой орды степняков стоит, а может, и боле. — Святослав потер переносицу. — Вот бы кого лицом к Руси поворотить.

— Нет! Этого не поворотишь. А значит, не поворотить и хакан-бека. Яз могу предсказать, каков ответ тебе от козар будет.

— Каков же?

— Готовься к битве! Жди козарские тумены на Русь! Быть скоро грозе ратной!

— Што ж, встретим... Только злоба — плохой помощник в драке. Дурак он, этот хакан-бек. Быть ему биту! Добро, хоть кудесник Хаджа Мамед воевода хреновый. С ним бы мне потруднее пришлось, умен! Готовься к битве, речешь? Давно готов. С козарами нам так или эдак, а схватиться наступит время. Мешаем мы друг дружке. Да и хотелось бы ратовать с ними нынче. — Князь вздохнул тяжело, настроение его как-то сразу изменилось к худшему. — Что-то печенеги освирепели. Князь Радман удерживает их покамест от набегов на Русь. Вот только долго ль слушать его будут ханы степные, особливо Куря?

— Что так? — невольно вырвалось у Летки. Святослав глянул на него строго, но пояснил:

— Орды Кури, Илдея и Тарсука пошарпали было земли Романии, да потом разбил их воевода царьградский Иоанн Каркуас. И царь болгарский Петр на них насел. Дак беки те печенежские едва с половиной воев своих прорвались назад, в кочевья. Злы печенеги, добычи ищут. А козары снова, как два лета тому, подталкивают соседушек к нашим пределам.

— Побьем и на сей раз! — уверенно заявил Рудомир.

— А пошто их бить да кровь-руду русскую лить? — насмешливо глянул на него Святослав. — Нам степняков стравить надобно, как тех кочетов. Яз спослал гонца в Печенегию, мира делить с беками ихними. Зову их на битву с козарами. Да не ведаю вот, как дело сие выгорит.

— Авось выгорит! — снова пробасил Рудомир.

— Дур-рак! — вспылил Святослав. — «Авось»?! «Авось» хороша в крутой каше с доброй долей масла! А тут на «авось» не полагайся! Эй, кто там? — Князь обернулся на скрип двери.

— Остромир яз, великий князь. Дозволь войти?

— Входи!

В горницу ступил белобрысый крепыш в охотничьей одежде и высоких кожаных сапогах. Он низко поклонился, сказал:

— Так што утиц насшибали отроки мои. Прикажи изжарить?

— Молодец! — повеселел князь. — А яз ни одной и не видел. Готовь трапезу! Есть хочу, яко бирюк. А вы? — Он посмотрел на Летку и Рудомира.