Белым кружевом виноградного цвета встретил хазар Семендер. В переплетении голубых и белых ручьев и рек весенним изумрудом благоухали волглые травы. Желтые, красные, фиолетовые и синие очи цветов заглядывали в сердца людей. Пела весна гудом привольным, и душа распахивалась наружу, как чапан[136] на крепкой груди табунщика!

Стелилась прохлада с далеких гор, и подпирали ее легкими крыльями вольные орлы-беркуты. Здесь солнце умывалось по утрам холодными росами. И никакой драгоценный камень не мог превозмочь красоту звонкой дождевой капли, застывшей на остром кончике пушистого зеленого листа.

А ночи с говорящей водой родников! Где еще встретишь такое? Здесь, в звенящем счастливом краю, рождаются могучие и стремительные кони. На этой благодатной земле взрастают лихие наездники, чтобы в свистящем беге скакуна услышать песнь жизни, чтоб ветер животворящий пить в угоду богатырскому сердцу! Здесь не поют грустных песен. Да кто ж в радости заунывные песни поет? Мелодии этих мест созвучны скоку быстроногого сарабаира, веселой потехе богатырской, первому признанию в любви!

Здесь пери живут, и нет нигде на земле стройнее их и краше. Глаза божественных дев подобны таинственному покрову ночи, и звезды в них так же пылают, как в небе близком и безлунном, и так же страстно шепчут о любви.

И дети рождаются в этом краю для великой радости, и появление их подобно появлению чистой луны над снежными вершинами далеких и загадочных гор.

Нет смерти на веселой земле, ибо здесь царствует радость жизни, вечно прекрасной и юной, как свет солнца в голубом просторе...

Дым.

Дым?

Дым!

Тревога?!

Нет! Хо-о-ох-х! Слава аллаху! Это зажглись костры кочевые. А дым их не смрадный дым войны: он легкий, он запахом черемши напоен. Это дым помыслов, это дым счастья от огня жизни!

— Восславим великое солнце! — ликуют хазары.

И никого не всполошило страхом слово «война!». Здесь город Семендер. Здесь войны быть не может. Здесь царствует жизнь!

Зачем война табунщику? Чтоб сына потерять!

Зачем война виноделу? Чтоб жену потерять?

Зачем война пахарю? Чтоб жизнь потерять!

А для хана война — богатство и слава!

«Ярко блестит золото, омытое чужой кровью», — думает хан, а вслух кричит:

— Хазары! Пронесем имя великого Тенгри-хана (Адо-ная, Мухаммеда, Христа Спасителя) по всей Вселенной!

А если этот призыв перевести на доступный пониманию язык, то он так прозвучит:

— Скоты безмозглые, спешите содрать кожу с соседей, чтоб поскорее ее мне принести! Идите дальше и сдирайте кожу с других, потому что с вас уже содрать нечего!

Или вкрадчиво:

— Ты хочешь вкусной еды?

— Да, о эльтебер!

— Ты хочешь красивую одежду?

— Да, мой хан!

— Ты хочешь иметь жену стройную, как кипарис, и сладкую, как сок граната?

— О-о! Мой тархан!

— А может, ты хочешь много золота?

— Хочу, о повелитель!

— Тогда почему ты ковыряешь землю? Меч выковать легче, чем лемех плуга! Удобней сидеть верхом на коне, чем погонять его в борозде. Урожая надо долго ждать...

— Ой как долго! Но что делать, мой властелин? Такова жизнь бедняка.

— Чтобы не быть бедным, сядь верхом на коня, возьми меч в крепкую руку и скачи к соседу. Убей его, отбери еду и богатство. Возьми его дочь и сделай ее своей наложницей. Вот путь, достойный храброго. Богатство легче добыть мечом, чем плугом! Или ты этого не знаешь?

— Теперь узнал, о великий!..

Простому воину кургана на могилу не насыпают: его непогребенным телом черный ворон питается, а доблестью — хан пресветлый!

И лежат рядом бедняк-пахарь и сосед его: помирила их навечно острая железная полоса, выкованная из лемеха плуга.

Так кому же досталось богатство соседа?

Какова уж тут загадка, только глупому не разгадать!

И вот на тебе: почему-то во все времена такими глупцами, что плуг на меч променяли, устланы все поля больших и малых сражений! И даже само название племен их уплыло из памяти народов.

Вот так ханы!.. Цари!.. Князья!.. Высоко сидят, стрелой не достанешь. Достать бы умом, тогда...

Шатер кагана-беки Асмида стоял на высоком холме и светился голубым шелком, как сапфир на острие боевого шлема. Совет высокородных собрался: за обильным яствами дастарханом сидели пять тумен-тарханов и сам каган.

— Где Фаруз-Капад-эльтебер?! — кипел бешенством Асмид. — Я тебя спрашиваю, Семендер-тархан! Ты доносил, что Фаруз ждет нас!

— О-о Могучий! — повалился на колени тучный эльтебер. — Еще три дня назад Фаруз-Капад-тархан со своими туменами был здесь.

— Так где же он?!

— О-о, Защита Ислама! Фаруз-Капад внезапно свернул шатры и исчез со своими богатурами. Но я проследил за ним: тумены светлого хана прошли по берегу реки Куфис[137] и заняли крепость Таматарху.

— Агир-хан!

— Я здесь, о Светоч вселенной!

— Пошли гонца к Фаруз-Капад-эльтеберу с приказом идти к Каракелу[138] и ждать там моего повеления!

— Слушаю и повинуюсь, о Мудрость вселенной!

Визирь ал-арсиев, пятясь, удалился. Каган-беки, не поворачивая головы, спросил мрачно:

— Санджар-тархан, что ты думаешь об угрозе Святосляба? Как он сказал нашим послам? Ах да: «Иду к вам!» Смелый!

— Он не придет, о Могучий! — просипел раненым ртом Санджар-тархан. — Путь ему в наши степи закрыт!

— Почему? Разве каган Святосляб похож на сороку, которая трещит без толку?

— Нет, о Могучий! Каган Святосляб — человек слова! Но на нас он не пойдет потому, что путь его один — спешить в северные земли Урусии, чтобы спасти их от меча Талиб-алихана...

Асмид-каган непонимающе посмотрел на него.

— Талиб-алихан повел своих воинов вверх по реке Итилю, на урусские города Ростов и Новгород, — почтительно пояснил эльтебер.

— Ах да, мы же с ним договаривались об этом.

Санджар-тархан склонился перед властелином и сказал подобострастно:

— Да, это твоя воля, о Мудрейший! Ты все предусмотрел! Ты все предугадал! Только ты мог провести белую черту на носу Святосляба, чтобы он как курица мог идти только туда, куда указывает эта черта!

Каган-беки Асмид довольный рассмеялся:

— Что будет тогда?

— Тогда мы пойдем на Куяву. Этот главный город Урусии останется без защиты. Мы сделаем то, чего не смог сделать каган Урак: мы убьем Святосляба и полоним всю его землю!

— Да, это так! — согласился Асмид. — Урак был стар, мозги в его голове прокисли, и он не смог обмануть коназа Святосляба. Удел глупого на войне — смерть! Обмануть врага — значит победить его! — изрек с глубокомысленным видом каган.

Трое писцов тотчас заскрипели камышовыми калямами, занося слова мудрейшего в свод божественных изречений.

Каган-беки Асмид глянул на них, улыбнулся:

— Я поставлю Урусию на колени. А голову Святосляба воздену на острие копья и выставлю на главном базаре Итиль-кела!

— Да будет так! — разом воскликнули тарханы.

— По воле Могучего! — раздалось у входа в шатер.

— Пропустите! — разрешил Асмид.

В шатер вошел и пал ниц начальник кагановой охраны.

— Разрешаем говорить! — милостиво изрек Асмид.

— О Могучий! В стан прискакал с тысячей богатуров бек-хан печенегов Кураши.

— Чего ему надо?

— Хочет видеть тебя и говорить с тобой, о Защита справедливости. Он спешит.

— Ну что ж. Позови его, раз дело спешное. Бек-хан Кураши всегда смотрел в нашу сторону. Он непримиримый враг Урусии, значит, наш друг! Пусть придет!

Каган и тумен-тарханы в глубоком молчании уставились на входной полог. Ждать пришлось недолго: раздался топот копыт, звон удил и доспехов, тяжелые шаги. Полог распахнулся. Бек-хан Куря ступил в шатер и остановился, силясь разглядеть в полумраке, кто где сидит.