Но тут встал Свейн Паулссон. Он откашлялся, прочистил горло. Вероятно, он решил поднять боевое знамя, оброненное его товарищем, хотя был убежден, что поражение школьного учителя не случайно. На что можно было рассчитывать после такой сухой, скучной речи? И, позабыв свою робость, Свейн Паулссон начал говорить. Среди криков и шиканья аудитории, когда каждый призывал своего соседа замолчать, удавалось разобрать отдельные слова оратора, а подчас и целые фразы.
— Частная инициатива, — кричал он, — свобода торговли — основной закон. Жизнь. Счастье. Религия. Россия, рабство, голод, большевизм; слуг господних распинают на крестах и сжигают. Женщинами — сестрами, невестами, дочерьми, — как скотом, владеют все; десять миллионов детей. Известный ученый в столице. Кто этот молодой человек? Он священник? Или судья? Нет, он не ученый и не поэт. Где его предприимчивость? Рассудительность, бережливость, короче говоря, его активная предприимчивость. Предприимчивость, говорю я. Предприимчивость. Не гасить горящее пламя, а помогать ему гореть ясным и ровным светом. Ясным и ровным. Йохан Богесен, я и остальные. Прогресс — правильный путь. Вовсе не то, чтобы все имели всё или никто не имел ничего; важно, чтобы каждый имел возможность нажить капитал. Частная инициатива может всех сделать богатыми. Я начал с пустяка, с небольшого огородишка. Я брил и стриг людей, делал для них седла и сбрую, бубенчики, упряжь. Потом стал торговать кофе и пивом в бутылках. Выписал двух свиней из Дании. У человека может появиться сто идей в голове, тысяча идей, и тот, у которого есть идеи, тот достигнет благополучия. Вспомните, что сделал Йохан Богесен для этого местечка. Не забывайте, какой пример подал нам этот благородный, великодушный человек, это он помог, нам пережить самые трудные времена.
— Шш… Шш…
Раздался такой взрыв шума и шиканья, что уже нельзя было разобрать ни единого слова. И председателю приходского совета пришлось удалиться так же бесславно, как и предыдущему оратору. На сей раз поднялась девушка с коротко подстриженными волосами, широкоплечая, в исландском свитере, и спросила сильным, правда не совсем мелодичным голосом:
— Арнальдур, могу я поговорить с тобой?
Арнальдур сделал жест, приказывающий аудитории прекратить шум. И шум тотчас же прекратился. По всему было видно, что он у них на правах генерала. Стоило ему только поднять руку и улыбнуться дьявольской улыбкой, подобно злодею приключенческого романа, и тотчас же наступала тишина. Эта девушка была необычна. Пожалуй, что-то особенное было в строении ее голосовых связок — возможно, тут требовалось тщательное медицинское обследование. К тому же она пренебрежительно относилась к произношению и поэтому, возможно, представляла известный интерес для лингвистов. Она имела обыкновение проглатывать гласные. Ее внешность производила противоречивое впечатление на тех, кто встречался с нею. С одной стороны, это была крепкая, здоровая женщина, и в то же время в ней было что-то ребяческое. Порой она казалась очень мечтательной и при этом была слишком земной и реальной, крепко связанной с действительностью. Было в ее облике что-то озорное, легкомысленное, в то же время нельзя себе представить более целомудренной, далекой от кокетства натуры. И хотя своей внешностью и одеждой она резко отличалась от остальных женщин, вряд ли существовал когда-либо более совершенный женский тип, чем она, Все другие женщины рядом с ней бледнели.
— Арнальдур, — сказала она. — Можно мне задать тебе один вопрос, хотя я и не виделась с тобой с тех пор, как была маленькой девочкой и ты рассказывал мне о своих мечтах и выдумках? Как по-твоему, мы, простые люди в поселке, должны и сейчас продолжать жить россказнями и выдумками? Я по отрицаю, многое здесь могло быть лучше, но если все хорошенько взвесить, то жизнь — прежде всего соленая рыба, а по пустые мечтания. И если фирма не сможет больше покупать рыбу и перерабатывать ее из-за того, что мы требуем повышения цены, то нам некуда будет девать ее. А что за этим последует? Рыба будет лежать, скапливаться, а мы не сможем расплатиться со своими долгами; потом продадут с аукциона за бесцепок нашу рыбу и лодки в придачу. А потом что? Фирма прекратит ловлю рыбы. Все лишатся работы, кредита. Одни сядут на шею прихода, другие разорятся. Нет, Арнальдур, я никогда не была склонна к бесплодным мечтаниям. Что касается меня, то я считаю, что лучше синица в руках, чем журавль в небе. Мои мысли и мои силы, может быть, мало чего стоят, но это единственное, что я имею. И пока они у меня есть, я не рассчитываю ни на людей, ни на бога. В своей жизни я видела много обмана. Когда-то здесь была Армия спасения. Она учила забывать тревоги и невзгоды, учила молиться и возлагать все надежды на всевышнего. Теперь появился ты с профсоюзом и революцией, и мы должны возлагать все свои надежды на профсоюз и революцию. Но кто поручится, что второе лучше первого? И кто поручится, что мы не попадем из огня в полымя. Я не очень разбираюсь в речах и книгах. Все, что там пишется, выглядит красиво для людей, у которых есть время корпеть над книгами. Нам же здесь единственное, что нужно, — это сносная цена на рыбу. В прошлом году мы обеспечили себя, договорившись с Йоханом Богесеном. Если нам и в будущем удастся иметь хороший рынок в Испании, то будет больше работы, зарплата повысится сама по себе, мелкие рыбаки станут сильнее и условия кредита будут лучше. Но если вы сейчас организуете профсоюз против Богесена и нас, мелких рыбаков, то все кончится забастовкой. Богесен ни за что не уступит до тех пор, пока не разорится. Я скажу почти его словами: на что мы рассчитываем жить летом? Вы не сомневаетесь, надеюсь, что Богесен не станет долго думать и выбросит обратно в море несколько тысяч пудов соленой рыбы. Трудно сломить фирму Богесена по-хорошему, а насилием еще труднее. Совместная работа хороша и необходима там, где ее можно применить. Ну, например, среди людей, несущих одно и то же бремя. Но коммунальный рыболовецкий флот — чепуха и книжные выдумки, которых мы здесь, в Осейри у Аксларфьорда, не можем себе позволить. Мы живем реальной жизнью, а не книжными выдумками. Нам нужно вести себя так, как позволяют нам наши знания и опыт рыболовства. И если береговые рабочие организуются и потребуют повышения заработной платы, то, конечно, фирма откажется брать на работу других рабочих, кроме нас, из союза рыбаков.
— Профсоюз рабочих просто-напросто запретит вам работать, — перебил ее Арнальдур, и его слова сопровождались бурным одобрением аудитории.
— Значит, весь твой социализм заключается в том, чтобы натравливать друг на друга людей? — вскричала Салка Валка.
Арнальдур ответил:
— Социализм здесь, как и повсюду в мире, прежде всего означает борьбу за политические и экономические интересы рабочего класса против сил, пытающихся эксплуатировать их.
— Насколько мне известно, мы все здесь рабочие, за исключением тебя, а ты вообще не здешний, а пришелец. До сих пор мы великолепно обходились друг без друга. Могу тебя заверить, что мы прекрасно обойдемся без тебя и в будущем. Так что можешь убираться отсюда, Арнальдур.
— Здесь, как и в других местах, где рабочий класс не совершил переворота, имеются только две категории людей: большинство — массы, создающие ценности, и меньшинство — маленькая группка, которая пользуется ценностями, добытыми массами. Третьей категории нет.
Тогда девушка ответила грубо, почти дерзко:
— Мы встречались с тобой прежде, Али из Кофа! Может статься, что ты, много поездивший и повидавший в свете, позабыл меня. Но я не забыла тебя. Я тебя прекрасно помню, будто виделась с тобой только вчера. Я узнаю все твои бредни. Они ничем не отличаются от той чепухи, которую ты мне поверял раньше здесь, на берегу, когда говорил о привидениях, духах и о чудесной стране за голубыми горами. Ты дурачил меня этой чушью, потому что считал меня глупее других. О, я достаточно наслушалась твоих россказней, Арнальдур. Поэтому я не упала перед тобой ниц сразу же, как ты появился здесь, болтая о красивых домах и о бифштексах. Нет, Али, тебе больше не удастся одурачить Салку Валку болтовней о том, что дороги будут здесь такими же гладкими, как твоя ладонь, и что мы создадим другой мир. Я могу тебе только ответить: мне не раз доводилось слушать проповеди в Армии спасения…
