Девочка уже собиралась ответить потоком самых непристойных ругательств, но тут вспомнила о смерти своего брата. К тому же в ее душе цвел теперь маленький цветок, которого не было несколько лет назад. Ей уже не хотелось вступать в перепалку и отражать нападки. Единственным ее желанием в эти минуты было уйти поскорее и никого не видеть.

Слабый огонек светился в комнате матери, где лежал труп мальчика. Салка Валка вошла тихо, на цыпочках. Смерть, присутствовавшая сегодня в их доме, внушала ей благоговение. Был пятый час. Она села на край кровати, закрыла лицо руками и стала вспоминать, как она ждала этих танцев, как готовилась к ним. Понемногу биение сердца утихло. Вдруг ей почудились какие-то голоса. Она стала прислушиваться. Вначале казалось, что где-то разговаривают нудно, равнодушно, бесконечно, затем девочка подумала, что кто-то читает вслух. Но, внимательно прислушавшись, она поняла, что это было скорее пение, монотонное, однообразное, на одной ноте, вроде завывания ветра, рвущегося в дверную щель. Ей даже почудилось, что это ее маленький братик, отойдя в вечность, принялся плакать на особый манер. Что это могло быть?

Девочка никак не могла отделаться от этого монотонного завывания, оно так и лезло ей в уши, сливалось с ночной тьмой и становилось частью ее. Наконец она сняла туфли и осторожно спустилась вниз. Ну конечно, оно доносилось, из комнаты матери. Теперь девочка отчетливо слышала, что это был человеческий голос, напевавший бесконечную мелодию. Правда, ее трудно было назвать песней — в ней не было ни конца, ни начала, ни смысла. Приложив ухо к двери, она стала слушать. Потом, набравшись смелости, приоткрыла дверь и заглянула в комнату. Лампа горела тускло-тускло, почти так же, как в ту памятную ночь, три года назад… В этом призрачном свете девочка увидела странное зрелище: на краю кровати сидела женщина с обнаженной грудью и растрепанными волосами, на коленях у нее лежал белый сверток. По всей вероятности, женщина ничего не видела и не слышала. Она раскачивалась из стороны в сторону и напевала. Ни слов, ни мелодии нельзя было уловить в этом пении. У девочки кровь застыла в жилах. Никогда прежде не видела она этой женщины. Не видела она ее и позже. Салка Валка поспешила закрыть дверь и убежала, моля бога, чтобы женщина не заметила ее. Воспоминания об этой женщине преследовали девочку всю жизнь.

Пока все это не миновало, Сигурлине было не до замужества, хотя Юкки-скотовод неоднократно намекал, что теперь он не видит причин откладывать женитьбу до весны. Что же касается одеял, то они могут быть готовы в любое время. После похорон он зачастил в Марарбуд, подолгу засиживался на кухне. Бывало, усядется на скамье, зажав в руках табакерку, заправит нос табаком. Разговаривал оп спокойно, обстоятельно и уравновешенно, уныло глядя перед собой. Он вел разговоры о погоде вообще и о видах на нее в частности, выбирая при этом слова помудренее и ученые выражения, какие, пожалуй, встретишь только в метеорологических сводках, поступающих из столицы. Ему нравилось слыть человеком сведущим, а главное — хорошо разбирающимся в погоде. Он предсказывал ее по старым приметам, подмечал, в какой день служили обедню, прикидывал, когда было полнолуние, как бежали облака; для предсказания погоды немаловажное значение имело течение рек, закат солнца, его восход. Например, если вчера вечером резвились лошади, бодалась овцематка у водопада, то смело можно сказать — быть перемене в погоде. О ревматизме его матушки и говорить не приходится — этот недуг никогда не подводил. А если еще сатанинский дух забирался в правую ключицу старухи — верная примета: жди ветра с моря. Боль в пояснице, наоборот, предвещала мороз и безветрие, в особенности если она разыгрывалась ночью и отдавала в левое плечо. Если кому-либо в долине приснилась пряжа, то это непременно к снегу, а видеть сено — не миновать неожиданных заморозков. Он сам недавно видел во сне ведьму. Голая до самых бедер, грудь окровавлена. Она вышла из горы Акслар и прямо направилась к нему. Теперь разве только чудо может спасти его от беды. Голые женщины всегда снятся к плохому улову, а кровь обязательно сулит какое-нибудь несчастье. Хоть осенью лов начался хорошо, неизвестно пока, как он покажет себя к концу сезона. Большое внимание Юкки обращал на течку у скотины, в особенности у его собственной. Это имеет огромное значение, чтобы определить, все ли рождается в положенное время. К примеру, у несчастной Скальды, коровы Эрика из Усланда, началась течка на прошлой неделе, и никто и не подозревал, что она забрюхатела еще с осени, все только удивлялись, что корова сильно отощала. Когда она собралась телиться, Эрик ее прирезал, и он поступил разумно: у него осенью уже отелились две коровы, к чему же обзаводиться третьим теленком, когда сена не хватает?

Однажды, вскоре после крещения, Салка Валка возвращалась из школы домой. Погода была холодная, дул резкий ветер со снегом. День клонился к вечеру. Еще на пороге дома она уловила восхитительный запах кофе, из приоткрытой двери падал свет. На кухне, у самой плиты, сидел какой-то человек, он разговаривал со старой Стейнун, мирно потягивая трубку. На нем был новый синий шевиотовый костюм, крахмальный воротничок и шелковый галстук, съехавший набок. Несколько мгновений девочка стояла и сквозь кофейные пары рассматривала пришельца, его грубое, с медным отливом лицо, большие челюсти, резкие черты лица, толстые, но хорошо очерченные губы, волосы, торчащие во все стороны, и глаза, пылающие, как раскаленные уголья. Кровь прилила у нее к сердцу, она побледнела, дыхание перехватило, и все, точно в тумане, поплыло перед глазами. Девочка как вкопанная стояла посреди комнаты, не в силах шевельнуть даже пальцем. Мужчина смотрел на Салку вначале по-собачьи подобострастно, потом улыбнулся, не выпуская трубки изо рта, и неуклюже протянул ей свою волосатую лапу. Ну и великан!

— Добрый вечер, Сальвор, дорогая, — произнес он низким глухим голосом, но так доброжелательно-приветливо, что девочке не верилось — он ли это?

Салка не шелохнулась, она и не подумает откликнуться на его приветствие.

— Ты что, не узнаешь нашего дорогого Стейни? — спросила старуха. — Он вернулся к нам, слава богу. Немало он, бедняга, натерпелся за эти годы, мыкаясь по белу свету. Что было, то быльем поросло, а теперь давайте встретим его как следует.

— Я уйду из дому, если он останется здесь! — воскликнула девочка, теряя контроль над своим голосом. — Проклятый негодяй! Он испортил жизнь моей матери — нам обеим!

— Ну, ну, Салка, успокойся. Упаси господи от таких речей. Если нас кто-нибудь обидел спьяну или по глупости, к чему быть злопамятным, тем более если этот человек возвращается к нам спустя несколько лет совсем другим, непьющим и раскаявшимся. Не по-христиански встречать его так, дорогая Салка. Я уверена, не этому вас учат в школе.

— Я остановился в Армии спасения, Салка, — сказал Стейнтор примирительно, даже робко, не спуская с лица девочки горящих глаз, — Стейнун правильно сказала: я бросил пить.

Девочка понемногу успокоилась, возбуждение ее улеглось, но здоровый, естественный гнев все еще бушевал в ее сердце.

— А мне все равно, где ты остановился, — сказала девочка своим характерным низким голосом и топнула ногой. — Здесь тебе нечего делать, убирайся отсюда, из Осейри, из фьорда, из страны. Вот подожди, я подрасту немного, тогда ты узнаешь, с кем имеешь дело. Ты, наверное, решил, что я забыла тебя? Нет, никогда, никогда в жизни я не забуду, что ты убил в моей душе все чистое, хорошее, прекрасное. Ты, как дикий зверь, ввалился к нам с мамой в постель, а мы тогда были бездомные и никому не нужные. Мама для меня была всем на свете, но ты отнял ее у меня и погубил ее. Ты сделал ее такой же, как ты сам. Ты собирался сделать то же самое и со мной, а мне тогда было всего одиннадцать лет. Я еще не оправилась от этого и, наверное, никогда не оправлюсь, пока жива. Этот ужас преследует меня даже во сне. Если мне по ночам снится дьявол, так этот дьявол ты, ты, ты! Ты истинный дьявол, и у меня не будет ни одного радостного дня в жизни до тех пор, пока ты жив.