— Ах, Арнальдур, — любезно улыбнулся Кристофер Турфдаль и поглядел на девушку из-под тяжелых век. — Я рад, что вы с Арнальдуром стали хорошими друзьями. Я всегда чувствовал ответственность за этого юношу. Поэтому я очень рад, что он нашел в вас друга. Вас-то, как я уже сказал, я хорошо знаю. Я следил за вами не один год, с того самого дня, как вы возглавили здесь союз рыбаков. Это был первый серьезный шаг в поселке. Ах да, мы говорили об Арнальдуре. Несколько лет назад нам удалось выколотить для него в альтинге небольшую стипендию. Редко найдешь такого способного юношу. У него необыкновенные дарования. Кроме того, он всегда полон всевозможных новых идей. Я почему-то всегда считал его поэтически одаренной натурой, хотя он никогда серьезно не занимался ни литературой, ни искусством. Есть что-то очень привлекательное в этом молодом человеке, а лучшего характера и не сыскать. Я только сомневаюсь, по плечу ли политика таким чувствительным душам. Мне кажется, это поприще для них неподходящее. Что касается меня, то надо признать, что я давным-давно стал одной их тех водовозных кляч, которые бредут, не разбирая дороги, ровная она или нет. И если такая лошадка изо дня в день таскает тяжелый груз по плохим дорогам, это уже не рысак. От такой судьбы я всячески стараюсь избавить тонкие натуры, если только это в моих силах. Сейчас я вам расскажу, что произошло с Арнальдуром. Он находится в горах… Я думаю, что он вполне заслужил небольшой отдых за свою самоотверженную работу в Осейри. А если мы выиграем компанию, во что я твердо верю, мы подыщем для него подходящее место, соответствующее его наклонностям. В Силисфьорде остановилась группа американцев, они до того беспомощны! Собирались в горы без лошадей и проводника. А поскольку я почти наверняка обещал им помочь, вот я и подумал, что, может быть, это подойдет для Арнальдура. Он всегда легко сходится с образованными людьми. К тому же он недурно владеет английским языком. Правда, заработок это дает не такой уж большой. Но и тридцать пять крон в день — немалые карманные деньги для студента без диплома. Думаю, что его путешествие продлится не менее четырех-шести недель. Во всяком случае, я могу гарантировать — ему будет совсем неплохо. Примерно в середине сентября он вернется в Силисфьорд вместе с лошадьми. Американцы же отправятся в обратный путь через Акурейри, они сядут там на пароход.

Придя в себя, Салка Валка обнаружила, что сидит где-то в горах, а дождь падает ей на грудь.

Занеся однажды в конторские книги имена людей, Йохан Богесен вот уже сорок лет держал их на своем попечении, он не давал умереть с голоду ни молодым, ни старым. Однако оказалось гораздо важнее то, что заносится за счет Йохана Богесена людьми, которые стоят над ним. И вот теперь дело приняло совсем другой оборот. Там, в высоких сферах, вдруг списали все прибыли и убытки вместе взятые. Национальный банк лопнул. Новоизбранный альтинг, заседавший в последние дни августа, большинством голосов отклонил требование банка возместить убытки стоимостью в тридцать пять миллионов крон. Эти события имели последствия и для Осейри у Аксларфьорда. Король назначил уполномоченного, который описал все имущество Йохана Богесена и всех тех, кто связан с его фирмой. Так что все до последней мелочи было инвентаризовано и продано с аукциона, за исключением белого дома и его красивой обстановки. Дом стал собственностью фру Богесен еще до того, как ее муж был признан банкротом. В конце лета Стейнтор Стейнссон купил этот дом со всем имуществом. Этот авантюрист умел пользоваться удобным случаем, он занялся ловлей рыбы в нужный момент и, по слухам, только в течение этого лета заработал около пятидесяти тысяч крон. Согласно принятому закону, на Юге был учрежден новый банк, названный Рыболовецким банком, с постоянным государственным капиталом. Директором банка стал один из ближайших соратников Кристофера Турфдаля. Сам Кристофер Турфдаль занял видное положение в новом парламенте. Одновременно «Вечерняя газета» наградила его новой кличкой — «самый отъявленный исландский реакционер и губитель нашей промышленности», так как считалось, что банкротство Национального банка подорвало всю народную промышленность. По ходатайству Кристофера Турфдаля кооперативное объединение в Осейри получило заем и за бесценок приобрело все хозяйство Йохана Богесена. На общем собрании объединения, состоявшемся в начале сентября, председателем был избран Стейнтор Стейнссон. Это он в свое время оказал самую мощную поддержку объединению в поселке. Свейн Паулссон был назначен управляющим с приличным годовым заработком. Кооператив выписал себе с Юга опытного бухгалтера. Отныне имена людей уже заносились в большие книги кооперативного магазина, и, как прежде, они принялись брать в кредит, расплачиваясь, как и в старые дни, своими трудами. И жизнь в Осейри у Аксларфьорда потекла своим обычным чередом.

Затем уехал Йохан Богесен, этот замечательный, благородный человек. Ни одна душа не спустилась на пристань, чтобы сказать «прощай» этому добродетельнейшему старейшине, когда он в последний раз, без пальто, покидал родной поселок. Неблагодарность — единственная награда в этом мире. Он направился на пароход один, в лодке, принадлежащей кооперативному объединению, уплатив за проезд пятьдесят эйриров. Он уезжал в Данию, где последние годы жила его супруга. Его сын построил себе там большую роскошную виллу. Может, и для старика найдется там небольшая каморка где-нибудь под чердаком. Позже стали ходить слухи, что Йохану Богесену удалось утаить небольшую сумму — каких-нибудь полмиллиона. Они как-то растворились в датских банках, и, несмотря на все усилия королевского уполномоченного, их так и не удалось разыскать. Одно было совершенно очевидно: Йохан Богесен жил, как и положено человеку на старости лет. Правда, среди опасных датчан, снискавших у нас на родине столь дурную репутацию. Но, по всей вероятности, людям только показалось, что этот достойный старец с грустью и печалью покидал родные пенаты. Наверняка иллюзорной была и его бедность, хотя иначе трудно объяснить, почему он покидал Осейри в этот день без пальто. Люди склонны переоценивать моральные качества друг друга.

В один из холодных, сырых дней в середине сентября к Салке Валке пожаловал гость. Это был новый председатель кооперативного объединения. Ни под одним человеком так угрожающе не трещит стул, когда на него садятся, как под ним. Как могло случиться, что, когда он вновь появился в прошлом году в этих местах, Салка Валка не разглядела, насколько он опаснее других? Сейчас она видела, как мощно развернулись его плечи, а к наглости, запечатленной на его лице, примешивалось теперь выражение уверенности и силы. Его зубы, в золотых коронках, поблескивали между толстыми, но хорошо очерченными губами, а челюсти у него были такие сильные и крепкие, что, казалось, выдержали бы удар лошадиного копыта. В его глазах по-прежнему горел дикий, неукротимый огонь, который мог бы сжечь любую преграду. Он не гнушался никакими средствами, и в то же время в нем как-то странно сочетались ребенок и злодей, преступник и благодетель.

— Только ради тебя я бросил пить и вернулся к человеческой жизни, — сказал он.

— Нам всем было бы куда лучше, если бы ты продолжал пить.

— Вот как! И женился бы на твоей матери и прижил бы с ней тринадцать голодающих детей? Нет, Салка, я вовремя уехал и вовремя вернулся сюда. Мне интуиция подсказывает, как надо поступить. Все, что я делал, было правильно. Теперь мы можем пожениться.

— Ты, кажется, единственный в поселке, кто не знает, что я помолвлена.

— Арнальдуру Бьернссону никогда не быть здесь управляющим кооперативом. Для наших мест он конченый человек. Он дал себя провести во время выборов и уехал, когда ему следовало остаться. На выборах председателя кооператива он получил всего несколько голосов. За него голосовало два-три сумасшедших «красных», преданных ему, да ты. Он конченый человек.

— Это ты строишь ему козни за его спиной?