— Ну что ж, значит, береговые рабочие тоже должны объединиться и потребовать повышения заработной платы, как мы требуем поднять цену на рыбу, — сказала Салка Валка. — Каждый должен добиваться своего.
— Ах, вот куда вы клоните, — сказал Йохан Богесен. — Этого, собственно, я давно ожидал. Я понимал, что вы не остановитесь на этом союзе, брюках и коротких стрижках. По мелочам судят о человеке — гласит народная мудрость. Я знал, что нам недолго ждать, большевистские идеи скоро появятся в наших краях, и ты подтвердила мои мысли. Каждый должен добиваться своего! Люди на берегу должны добиваться своего, как рыбаки. Все должны добиваться своего, организовывать и создавать союзы — и всё против меня. Но этот способ известен у нас издавна. Когда оказывается, что не все могут ловить рыбу, те, кому не повезло, начинают мутить воду. Всем вдруг приспичило командовать, и никто не хочет отнестись к делу спокойно, с умом, им подавай союз! Один союз за другим. И всё против меня. А к чему это приведет? Я, конечно, не провидец, но если обратиться ко всемирной истории, заглянуть в последние датские газеты, посмотреть, что там пишут о международном положении, то можно с уверенностью сказать, что все это кончится такими же забастовками, как в России. Большинство людей в стране погибнет от насилия, а вскоре и весь народ подохнет с голоду. Я знаю, ты неплохая девушка, Салка, но когда человек возомнит о себе больше, чем он есть на самом деле, припишет себе больше, чем ему даровано природой, и если ему еще взбредет в голову добиваться чего-то лучшего, то это часто кончается довольно плачевно.
Девушка слушала его упреки холодно и спокойно, глядя перед собой. В душе она была удивлена. Самый сильный и уверенный человек в поселке вдруг начинает терять присутствие духа. Поскольку она ничего не отвечала, Богесен продолжал:
— Вы, здешний народ, не привыкли задумываться над будущим. Вам и в голову не приходит, что об этом нужно думать, взвешивать каждый шаг заранее. Поэтому все заботы всегда ложились на меня. Что же получится, если интересы одного человека будут сталкиваться с интересами других, если люди перестанут доверять друг другу и каждый будет заботиться только о себе? Легко может случиться, что вы, собственники лодок, жестоко поплатитесь за вашу же идею поднять цены. Что вы скажете, например, если в одно прекрасное утро выяснится, что лодки у вас отобраны, снасти конфискованы, а огороды разорены и Бейнтейн из Крука или какой-нибудь подобный ему субъект стал верховным правителем в содружестве с бунтовщиками, присланными сюда из России или Дании?
— Бейнтейн из Крука? — перебила его девушка изумленно. — Ну, я вижу, Богесен, ты шутишь.
Но, взглянув внимательно в глаза Богесену, девушка не заметила в них привычного юмора. Они были очень серьезны.
— Я думала, — продолжала она, — что вы с Бейнтеном связаны одной веревочкой. Не больше месяца назад я сама читала в столичной газете его благодарственное послание. Он выражал тебе признательность за деревянную ногу, которую ты преподнес ему, и просил бога хранить тебя, желал тебе процветания и успеха.
— Деревянную ногу? Я дал ему не деревянную ногу. Это замечательный протез, выписанный мной из Германии. Он изготовлен из резины высшего качества. Ходить на таком протезе чистое удовольствие. Что касается благодарности, то я подозреваю, что ее написал пастор. Я очень сомневаюсь, чтобы Бейнтейну — человеку, который сегодня является лейтенантом Армии спасения, а завтра богохульствует, в зависимости от того, что он считает более выгодным в настоящий момент, — было по карману оплатить такое объявление. Ты, может быть, слыхала, что прошлой осенью он получил опасную книгу с Юга. В ней сказано, что из общества должны быть изгнаны все люди, у которых вдоволь еды.
— Что это за книга?
— Я не считаю полезным распространяться об этом. Ее хорошо припрятали. Я отнюдь не желаю, чтобы подобный вздор стал достоянием всех у нас в поселке. Скажу тебе только одно. Эта книга столько же против тебя, сколько и против меня. Это крамольная, пагубная книга. Кроме того, в ней полно неприличных и непристойных слов, которые в прежнее время вообще вряд ли могли появиться в печати! Я могу присягнуть, что она опубликована на деньги большевиков из России или Дании. Об этой книге нельзя даже упоминать. Никто не представляет, сколько вреда может принести такая ничтожная книжонка, попади она в руки невежды. Бейнтейн молчал и вел себя скромно, пока не прибыл протез и пока я не разрешил ему иметь счет. Но ты думаешь, это долго продолжалось? Как бы не так. Весной, когда я предложил ему в летнее время поработать на постройке дороги, мир и спокойствие кончились. Я понял, что он многое запомнил из этой книги. Просто удивительно, как быстро этот молодчик сменил шкуру. А сейчас он повсюду расхаживает на протезе, который я лично заказал и оплатил собственными деньгами, и распространяет всякие небылицы обо мне и моей фирме. Говорят, он даже написал письмо на Юг Кристоферу Турфдалю, где поносит меня и других уважаемых людей нашего поселка и просит Турфдаля направить сюда большевиков, чтобы научить здешних людей бастовать. Я даже слыхал, что вскоре к нам сюда пожалует сам Кристофер Турфдаль.
— Кто же в конце концов этот Кристофер Турфдаль, о котором теперь только и говорят в поселке? — спросила девушка.
— Кристофер Турфдаль? Ты не знаешь, кто такой Кристофер Турфдаль? Да это самый отъявленный большевик в Исландии. Ты что, газет не читаешь? Разве ты не знаешь, кто позорит доброе имя исландского народа? Ведь это он, Кристофер Турфдаль, собирается опрокинуть все устои и основы общества и пустить по миру тебя, меня и наших детей.
Салка Валка не сводила изумленного взгляда с Йохана Богесена. Этот сильный, уверенный в себе человек, этот столп, основа жизни всего поселка, который до сегодняшнего дня один-единственный во всем местечке мог разрешить любую трудность, причем самым загадочным образом, легко и просто, словно кто-то ловко подтасовывал карты за его спиной и подсказывал ему, что нужно делать, — сейчас этот человек выглядел так, словно дела приняли самый неожиданный для него оборот. Оказалось, не только его дети, но и дети Салки Валки — да, все дети попали в страшную беду. Уж не выпил ли он с горя? Что за беда, если небесные триумфальные колесницы собьются с пути? Вот когда Йохан Богесен обнаружил, что земные триумфальные колесницы занесло в сторону — тут дело серьезное. Салка Валка не на шутку встревожилась.
— Я никогда не имел ничего против, чтобы люди нашего местечка получали за свою работу приличную плату, — сказал Богесен, как бы защищаясь перед невидимым обвинителем. — Наоборот, видя, что каждый здесь может получить приличный заработок, я от души радовался. Никто из здешних жителей не может пожаловаться, что я не выполнял своего долга. Я готов держать ответ перед любым судом, земным или небесным. Нам посчастливилось, и вот уже не одно десятилетие в каждом доме в поселке есть еда на столе и никто не завидует своему соседу. Совершенно верно указывает «Вечерняя газета», приятно сознавать, что у нас в стране есть несколько богатых семейств. Мы, исландцы, бедный народ, и страна наша бедная. Ну что, например, я в сравнении с американским миллионером? Нищий, и все. Скажу даже больше: бездомный бродяга, прокаженный, у которого нет ничего за душой, кроме разве тех несчастных медяков, что ему бросит случайный прохожий.
— Ну, не такой уж ты несчастный, Богесен. Немало ты получаешь прибыли.
— Прибыли? Я? Одни разговоры только. Кроме долгов, у меня ничего нет. Долги старые, долги новые, долги с прошлых времен, долги вновь приобретенные. Долги, которые накапливались от улова к улову. Ничего, кроме долгов и забот. Они как кошмар преследуют меня во сне и наяву. Это все мое состояние. Если ты не веришь, пойдем, я покажу тебе годовые балансы.
— Но позволь, Богесен, у тебя же дом из двадцати комнат…
— Ну, дом… Это понятие относительное. Поверь мне, я бы очень хотел иметь маленький домик, с меньшим количеством комнат. Как часто я завидую тем, у кого дома поменьше. Большой дом поглощает массу денег. Сколько стоит содержать такой дом! Нет, тот, кто имеет маленький домик, может считать себя счастливым. Кроме того, этот большой дом вовсе не мой. Он принадлежит моей жене. Она построила его на собственные деньги по датскому проекту. Что и говорить, многие здесь живут в более удобных жилищах, чем я. У них есть и огородики, и свое небольшое хозяйство. И все это дает им право враждебно относиться к тем, кто живет в достатке. Люди не могут перенести этого. И вместо того, чтобы подумать о том, как бы улучшить свою жизнь, приобрести что-либо по хозяйству, все теперь только и мечтают стать владельцами лодок. Лишая себя красивых вещей, отказывая себе в удовольствиях, все вкладывают деньги в моторные лодки, хотят сами добывать рыбу, А я, идиот, как всегда, выдаю им большие ссуды. А случись что-нибудь, я же останусь в дураках. В благодарность мне они же выступают против меня и моей фирмы. Теперь очередь дошла до береговых рабочих. Они должны постоять за себя, как ты выражаешься, и добиться повышения зарплаты. Все думают, что могут обращаться с Богесеном как угодно. И неизбежно все это кончится таким же хаосом и банкротством, как в России. Как же иначе?
