– Ардис Ванвландерен упоминала Дивон. Это записано на пленке. Правда, она сказала об этом невнятно, но теперь это обретает смысл.

Эван отступил назад и взглянул на Калейлу:

– Наш европеец не ошибся. Он не помнил подробностей, но предчувствия не обманули его. Этот Хаменди – государство в государстве. – Кендрик вдруг нахмурился. – Неужели все это связано с Боллингером?

– Милош заметил, что вокруг него сплотились самые мощные политические спонсоры в стране.

– Да, они, конечно, сила… В определенном смысле.

– Есть еще кое-что, о чем тебе следует знать. Муж Ардис Ванвландерен был одним из тех, кто финансировал террористов. Собственно, нападения на твои оба дома были совершены с его ведома.

– Уму непостижимо! – взорвался Эван. – Но почему? Я что, ему дорогу перешел?

– Он хотел уничтожить тебя. Действовал в одиночку. Вот почему его жену убили. Все твои противники боятся тебя, поэтому решили оборвать все связи с Ванвландеренами. На следующей неделе начинается общенациональная кампания по внесению тебя в список кандидатов по выборам президента и вице-президента.

– Это кто же все организовал? Люди этого блондина?

– Да. И окружение Боллингера не в силах вынести это. Они полагают, что ты сведешь их влияние к нулю, потеснишь их, если угодно.

– Это мягко сказано, – заметил Эван. – Я не потесню их, я собираюсь вырвать их с корнем. Кипр, Фэрфакс, Меса-Верде… Подонки! Кто они? У тебя есть перечень их имен и фамилий?

– Можно составить длиннющий список, но мы не знаем, кто втянут в это, а кто нет.

– Давай узнаем!

– Каким образом?

– Я проникну в лагерь Боллингера, и они увидят другого конгрессмена Кендрика – того, кого можно купить.

Митчелл Джарвис Пейтон сидел за письменным столом в своем кабинете в Лэнгли и смотрел в окно. Было столько тем для размышления, что он совсем упустил из виду, что на носу Рождество. Собственно, он никогда не жалел, что у него такая беспокойная жизнь, но Рождество всегда выбивало его из колеи.

У него были две замужних сестры и целый набор племянников и племянниц, которым он посылал подарки, удачно купленные его секретаршей, работающей у него много лет. Но у него никогда не возникало желания встречать с ними этот праздник. Им просто не о чем было говорить. Племянники и племянницы – взрослые люди – были одержимы погоней за безбедной жизнью. Уж лучше остаться одному. Может быть, поэтому он тяготел к своей названой племяннице Адриенне Рашад. Надо бы привыкнуть называть ее Калейла, размышлял он. Она часть его мира. Очень важная часть. На мгновение Пейтону захотелось оказаться в Каире. Вернее, ему вспомнилось, как Рашады всегда настаивали, чтобы он пожаловал к ним на рождественский обед, который довершали нарядно украшенная елка и рождественские песнопения. «Право, Эм-Джей! – воскликнула бы жена Рашада. – Ты помнишь, что я из Калифорнии?»

Куда ушли те дни? И никогда уж не вернутся. На Рождество он всегда сидел за столом в одиночестве.

Зазвонил красный телефон. Пейтон быстро поднял трубку:

– Да?

– Он сумасшедший! – завопил в трубке голос Калейлы. – Я имею в виду, что он чокнулся!

– Он бросил тебя?

– Что за чушь! Он хочет увидеться с Боллингером…

– Зачем?

– Хочет втереться в доверие. Ты можешь поверить в это?

– Мог бы, если ты станешь высказываться хоть немного конкретнее.

На другом конце провода явно пробовали телефонную трубку на разрыв и слышался обмен крепкими словечками.

– Митч, это Эван.

– Я понял.

– Я собираюсь в логово.

– К Боллингеру?

– Я проделал то же самое в Маскате.

– Можно выиграть в одном месте и проиграть в другом. Однажды успех, дважды поражение. Эти люди играют круто.

– Так же, как и я. Я достану их, я расколю их…

– Что ж, мы будем постоянно следить за тобой.

– Нет! Это должно быть сольное выступление. У них есть то, что ты называешь аппаратурой. Повсюду «жучки» и скрытые камеры. Буду действовать самостоятельно. Смысл моей игры будет заключаться вот в чем – пусть поверят в то, что меня можно заставить уйти из политики.

– Это противоречит тому, что они видели и слышали о тебе. Не сработает, Кендрик. Вот что я хочу сказать.

– Сработает, если я им кое-что поведаю.

– Что именно?

– Скажу, что отправился в Оман исключительно в своих собственных интересах. Объясню, что надумал снова сделать большие деньги. Это то, что они поймут обязательно.

– Неубедительно. Закидают тебя вопросами, и ты проколешься.

– Исключено! На каждый вопрос я дам убедительный ответ. Попытаюсь им внушить, что деньги для меня – все. Скажу, что поэтому у меня великолепные отношения с самыми могущественными людьми в султанате и полная защита правительства. Пусть проверят у Ахмата. Он с удовольствием все подтвердит. Я даже в тюрьме не прокололся. Захотел получить информацию о Махди и добился.

– Я убежден, есть бреши, которые чреваты проколами, – сказал Пейтон, делая пометки, которые он позже порвал.

– Проколов не будет! Ни одного! И только это и имеет значение. Пленка европейца многое объясняет. У них миллиарды, чтобы закрепиться на следующие пять лет, и они не ослабят свой статус-кво ни на йоту. Они воспринимают меня как угрозу себе, и я обязан усыпить их бдительность.

– Подлинный Савонарола.

– Никакого фанатизма! Просто я чертовски зол. Я для них являюсь угрозой их благополучию.

– Ну да! Не позволишь запустить лапу в карман налогоплательщика.

– Правильно. Они хотят убрать меня, и я постараюсь убедить их, что готов уйти из политики, но, мол, у меня проблема.

– Какая?

– Я прежде всего бизнесмен, инженер-строитель по образованию и профессии. А пост вице-президента вынесет меня на мировой уровень, тогда как я намереваюсь вернуться в частный сектор. Как вы думаете, какова будет реакция Боллингера и его советников?

– Надо подумать! По моему мнению, они предложат тебе финансовое обеспечение.

– Правильно! Но мне нужны гарантии, и немедленно, с тем чтобы я мог твердо отказаться от занесения меня в списки по выборам президента и вице-президента.

– Они не поверят тебе.

– Я предложу им обсудить это на встрече с их лидерами. Раскрою свои планы. Если они сумеют убедить меня, что им можно доверять, буду действовать соответственно. Думаю, они будут очень стараться, но к тому времени это уже будет неважно.

– Что ж, разумно! – согласился Пейтон. – Ты хотя бы будешь знать, что они собой представляют. Должен сказать, Эван, что это подходяще, просто замечательно подходяще.

– Хорошая деловая практика, Митч, вот и все.

– Думается все же, они ни за что не поверят, что ты собираешься обратно на Ближний и Средний Восток. Ситуация там неустойчивая.

– Я не скажу, что собираюсь обратно на следующей неделе, я скажу «в будущем». И конечно, я не упомяну о Средиземноморье. Буду говорить об Эмиратах и Бахрейне, Кувейте и Катаре, даже об Омане и Саудовской Аравии. Словом, о государствах Персидского залива, где работала «группа Кендрика». Я возвращаюсь обратно в частный сектор, вот и все.

– Ну ты смотри! Ты даже меня убедил.

– А я и на самом деле бизнесмен, Митч. Деловой человек, стало быть. Поэтому и собираюсь к ним.

– Когда?

– Через пару минут позвоню Боллингеру. Думаю, он откликнется.

– Маловероятно! Узнает Лэнгфорд Дженнингс, накрутит Боллингеру хвост.

– Не узнает. Я дам ему фору. Пусть соберет свое стадо, для этого нужно время. Попрошу о встрече во вторую половину дня.

– Лучше вечером, – посоветовал начальник Отдела спецопераций. – После работы. И пожалуйста, никакой двусмысленности. Скажи, что хочешь воспользоваться черным ходом, чтобы избежать встречи с его людьми и прессой. Это объяснит твое поведение.

– Отлично, Митч!

– Просто хорошая деловая практика, конгрессмен.

Капитан-лейтенант ВМС Джон Демартин, в джинсах и футболке, поливал обивку переднего сиденья чистящей жидкостью, пытаясь удалить пятна крови. «Ни черта не получается!» – сокрушался он. Придется сказать детишкам, что пролил вишневую шипучку, когда возвращался домой с аэродрома.