– Где я, черт возьми? – прошептал Эрвин Партридж-старший, тряся головой и пытаясь сфокусировать взгляд на зашторенных окнах комнаты в мотеле. – Это какое-то крысиное гнездо.

– Вы недалеки от истины, – произнес светловолосый молодой человек, подходя к кровати, на которой тот лежал. – Правда, грызуны, которые нередко навещают это место, проводят здесь не более одного-двух часов.

– Это вы? – простонал член палаты представителей от штата Алабама, уставясь на чеха. – Что вы со мной сделали?

– Не с вами, сэр, а для вас, – ответил Варак. – К счастью, мне удалось вытащить вас из весьма затруднительной ситуации, в которой вы чуть было не оказались.

– Что произошло? – Партридж поднялся и сел, опустив ноги на пол. Он спал в костюме и, судя по всему, еще не пришел в себя.

– Один из моих клиентов ужинал в ресторане «Карридж-Хаус» в Джорджтауне, где вы встречались с конгрессменом из Северной Дакоты. Когда произошло недоразумение, он позвонил мне. И здесь вам опять повезло, потому что я живу неподалеку и вовремя смог приехать в ресторан. Между прочим, вы здесь, кажется, не зарегистрировались.

– Минуточку! – рявкнул Партридж. – Все это чушь собачья! Встреча между мной и этим проповедником была срежиссирована. Кто-то позвонил ему в офис и сообщил, будто я хочу встретиться с ним по неотложному делу. Точно такой же звонок раздался и в моем офисе. На утреннем заседании мы собирались заслушать Бэрриша, этого осла из Пентагона, поэтому мы оба решили, что имеет смысл переговорить друг с другом. Мы встречаемся, я спрашиваю, что происходит, он задает мне тот же самый вопрос!

– К сожалению, сэр, мне об этом ничего не известно.

– Наглый врун! Что еще за недоразумение?

– Вы перебрали…

– Чушь! Я выпил всего один говенный мартини, а что до святоши, так тот вообще пил лимонад!

– Ну уж если это правда, то я бы сказал, у вас странная реакция на мартини, поскольку вы уткнулись лицом в стол, а ваш собеседник пытался выпить соль из солонки.

Председатель комитета Партридж пристально поглядел на чеха:

– Теперь мне все понятно! Вы подмешали нам обоим сильнодействующий наркотик, – произнес он.

– До прошлого вечера я никогда прежде не был в этом ресторане.

– Вы лжец, причем весьма умелый. Кстати, который сейчас час? – Партридж вскинул руку и посмотрел на часы.

– Слушания уже закончились, – заявил Варак.

– Что же делать, черт возьми?

– Ваш заместитель выглядел не лучшим образом, зато ваш назначенец оказался на высоте и произвел на всех неизгладимое впечатление. Уверен, в вечерних новостях покажут отрывки из этого спектакля. Правда, кое-какие выражения, конечно, вырежут.

– Боже милостивый! – прошептал конгрессмен и посмотрел на координатора из общества «Инвер Брасс». – А обо мне что-нибудь сказали, я имею в виду… по поводу моего отсутствия?

– Ваш секретариат не ударил в грязь лицом и выступил с правдоподобным заявлением, в котором утверждалось, будто вы на катере ловите рыбу где-то в районе Чесапикского залива. И будто бы вышел из строя двигатель, и вы бросили якорь примерно в миле от берега. Эти объяснения сочли вполне обоснованными, так что никаких проблем!

– И мой секретариат отважился на подобное заявление? Кто же осмелился дать разрешение на это?

– Ваш сын. Он простил и забыл все оскорбления в свой адрес и ждет вас на улице, в машине.

Рыжеволосый продавец автомобилей «Сааб» пришел в радостное изумление, подписывая документы и пересчитывая стодолларовые купюры.

– Ваша машина, сэр, будет готова к трем часам дня.

– Вот и прекрасно, – сказал покупатель, указавший в договоре на покупку в рассрочку машины марки «Сааб», что в настоящее время работает барменом в ресторане «Карридж-Саус» в Джорджтауне.

– Что касается часа Икс, господин Кендрик, – произнес полковник Роберт Бэрриш, приятно улыбаясь в телевизионные камеры и стараясь придать голосу побольше убедительности, – мы в полной боевой готовности и благодаря превентивному наращиванию вооружений отодвигаем его все дальше и дальше.

– Или, попросту говоря, увеличиваем наши арсеналы до уровня, при котором всего одна ошибка в расчетах способна уничтожить всю планету.

– Да перестаньте вы! – снисходительно заметил полковник. – Эта точка зрения давно изжила себя. Мы ведь профессионалы.

– Вы имеете в виду наши вооруженные силы?

– Разумеется, наши.

– А как насчет вооруженных сил противника? По-вашему, там не профессионалы?

– Если вы хотите сопоставить техническое оснащение противника с нашим, думаю, здесь вы столь же плохо информированы, как и в вопросах эффективности нашей системы в отношении контроля за расходами на вооружение.

– Если я вас правильно понял, у них дела обстоят хуже, чем у нас.

– Очень здравое заключение, конгрессмен. Помимо морального превосходства, скажем, нашей веры в бога, по уровню технической подготовки нашим вооруженным силам нет равных в мире. Простите меня за нескромность, но, будучи частицей этой огромной силы, я искренне горжусь нашими доблестными парнями.

– Да кто же ими не гордится! – с улыбкой сказал Эван. – Однако мне показалось, полковник, будто вы умышленно уводите нас в сторону от объяснения причин, говорящих в пользу эскалации. Это что, превентивный шаг? Я полагал, что ваше замечание относительно профессионализма было ответом на мой вопрос о возможности ошибки в расчетах при наличии огромных арсеналов вооружения.

– Это действительно так, мистер Кендрик. Я терпеливо пытаюсь вам объяснить, что действия персонала, в руках которого находится наше оружие, строго регламентируются обязательными инструкциями, исключающими подобные ошибки. Мы фактически полностью защищены от просчетов.

– Мы-то, возможно, защищены, – кивнул Кендрик, – а как насчет нашего противника? Вы сказали, и я думаю, вы так считаете, что противник не имеет столь совершенного технического оснащения, каким располагаем мы, и здесь даже не может быть никакого сопоставления, что бы это с вашей точки зрения ни значило. А если противник допустит ошибку в расчетах, что тогда?

– Тогда у него больше никогда не будет возможности ошибиться. При минимальных собственных потерях мы сотрем…

– Минутку! – прервал его Кендрик. – Вернемся назад. Вы сказали «при минимальных собственных потерях». Что это значит?

– Я не имею права обсуждать подобные вопросы и уверен, вам это хорошо известно.

– Полагаю, вы знаете о последствиях гораздо больше, чем я. Следует ли понимать под «минимальными потерями» уничтожение только Лос-Анджелеса, Нью-Йорка или, может быть, Альбукерке?[39] И уж поскольку всем нам приходится платить из своего кармана за этот зонтик, гарантирующий нам минимальные потери, почему бы вам не рассказать нам о прогнозе погоды?

– Если вы думаете, будто в выступлении по кабельному телевидению я готов поставить под угрозу интересы национальной безопасности… что ж, конгрессмен, с искренним сожалением вынужден заявить, что, по моему мнению, у вас нет никакого права говорить от лица американского народа.

– От имени всего американского народа? Я даже и не думал этого делать! Мне было сказано, что в этой программе принимаем участие только вы и я. Мол, я оскорбил вас перед телевизионными камерами и что вы имеете право ответить на это по телевидению. Только по этой причине я здесь и нахожусь. Так отвечайте же, полковник! Перестаньте бросаться провозглашенными Пентагоном лозунгами, я слишком уважаю наши вооруженные силы, чтобы позволить вам прикрываться ими.

– Если слово «лозунги» в вашем понимании означает крики самоотверженных руководителей нашего оборонного ведомства, этих доблестных и преданных людей, отдающих все свои силы укреплению могущества нашей страны, то мне остается только пожалеть вас.

– Не пора ли вам прекратить! Я не так уж давно здесь, но среди тех немногих, кто стал моими друзьями, некоторые уже на Арлингтонском кладбище и, вероятно, содрогаются от ваших избитых сентенций. Я лишь терпеливо пытаюсь вам объяснить, полковник, что ни вы, ни я, ни мой сосед по улице больше не имеем права жить не по средствам. Мы должны трезво смотреть на вещи…