– Благодарю тебя, Отец мой, – тихо проговорил наследник с докторской степенью по компьютерным технологиям, полученной в Чикагском университете. – Быть избранным из всех твоих сыновей – одновременно и честь, и вызов. Моя слабая белая мать этого никогда не поймет, но, как ты мне непрестанно твердил, она была всего лишь сосудом… Однако я должен сказать тебе, Отец, что сейчас все изменилось. Хитрость и перспективные цели – вот что сейчас главное. Мы применим ваши методы, когда понадобится, – убивать для нас не проблема, – но мы стремимся охватить гораздо большую часть земного шара, чем ты когда-либо стремился. Мы создадим ячейки по всей Европе и всему Средиземноморью и будем сообщаться способами, о которых ты не имел никакого представления – тайно, посредством спутника, перехват невозможен. Ты видишь, Отец, мир больше не принадлежит той или иной расе. Он принадлежит молодым, сильным и блестящим – таким, как мы.

Новый Махди закончил шептать и опустил глаза к столешнице. Скоро он получит то, что ему нужно. Еще более великий сын великого Махди продолжит поход.

Мы должны господствовать.

Всюду.

Шел тридцать второй день после дикого побега с острова Проход в Китай.

Эммануил Вайнграсс медленно вышел на застекленную веранду в Меса-Верде.

– Где этот бездельник? – поинтересовался он.

– Где-то бегает, – отозвалась с дивана Калейла. Она пила утренний кофе и читала газету. – Наверное, карабкается по горам. Кто знает?

– В Иерусалиме сейчас два часа дня, – сказал Мэнни.

– И четыре в Маскате, – добавила Рашад.

– Ты просто умница, дочь моя.

– Садитесь, дорогой, – предложила Калейла, погладив подушку, лежавшую рядом с ней.

– Я теперь как болтливое дитя, – пробормотал Вайнграсс, на ходу снимая небольшой цилиндр с кислородом и усаживаясь на диван. – А наш бездельник неплохо выглядит, – продолжал он, откидываясь на спинку и тяжело дыша.

– Можно подумать, что он тренируется для Олимпийских игр.

– Кстати об играх, у тебя не найдется сигареты?

– Предполагается, что вам нельзя.

– Ну тогда давай!

– Вы невозможны. – Калейла сунула руку в карман банного халата, вытащила пачку сигарет, вытряхнула одну и тут же потянулась к керамической зажигалке, лежащей на кофейном столике. Она зажгла сигарету Вайнграсса и повторила: – Все-таки вы невозможны.

– А ты – моя арабская надсмотрщица, – прокомментировал Мэнни, жадно вдыхая дым, как ребенок, дорвавшийся до запрещенного десерта. – Как там дела в Омане?

– Мой старый друг султан немного смущен, однако его молоденькая жена, моя приятельница, распрямит его… Кстати, Ахмат посылает вам привет.

– Еще бы ему не посылать! Он обязан мне своей степенью в Гарварде, к тому же он так и не заплатил мне за связи, которые я устроил ему в Лос-Анджелесе.

– Вы каким-то образом всегда вникаете в суть дела… А как обстоят дела в Иерусалиме?

– К вопросу о приветах. Бен-Ами тоже передает вам свой.

– Бэнни? – воскликнула Рашад и подалась вперед. – Боже мой, я уже столько лет не вспоминала о нем! Он по-прежнему носит эти дурацкие голубые джинсы и привязывает оружие над копчиком?

– Наверное, он всегда будет так делать и обвинять МОССАД за то и другое.

– Он хороший парень и один из лучших контрольных агентов, которые когда-либо были в Израиле. Мы с ним вместе работали в Дамаске, он небольшого роста и немного циничен, но все же хорошо иметь на своей стороне такого человека. Крепкий, как гвоздь, надо сказать.

– Как говорит твой лодырь, «расскажи мне о нем». Мы жили с ним бок о бок в отеле в Бахрейне, и все, что он делал, – это читал мне лекции насчет радио.

– Он присоединится к нам в Маскате?

– Он присоединится к тебе, хотя ты не слишком милая особа, не допускающая меня ни к чему.

– Ох, Мэнни…

– Знаю, знаю. Я – обуза.

– А вы как думаете?

– Ну ладно, я обуза, но даже обузу не лишают информации.

– По крайней мере, дважды в день. А где Бен-Ами собирается примкнуть к нам? И каким образом? Представить себе не могу, чтобы МОССАД приветствовал мое участие в этом.

– После заварухи в Иране луна слишком приблизилась, особенно с входными данными и банками ЦРУ в Швейцарии. Бен оставит номер телефона распределительного щита во дворце для мисс Адриенны… Это моя идея. С ним также кое-кто едет.

– Кто?

– Лунатик.

– Это может помочь. А у него есть имя?

– Только кодовое, которое я знал, – Голубой.

– Азрак?

– Нет, какое-то другое.

– Я знаю, израильтяне убили Азрака, Синего. Эван говорил, с ним вместе погибло двое детишек…

– Все, что касается детей, всегда приносит боль. Но современные детки, вместо бейсбольных бит, носят многозарядные винтовки и гранаты… А Пейтон уже прояснил, как вас транспортируют?

– Он это разрабатывал вчера вместе с нами. Грузовой лайнер ВВС сначала полетит во Франкфурт, а оттуда в Каир. Далее мы отправимся на маленьком самолете в Кувейт и Дубай. Ночью доберемся до Омана, сядем в Джабаль-Шам, где нас встретит машина Ахмата без номеров и отвезет во дворец.

– Вот это настоящая маскировка! – кивнул Вайнграсс, удовлетворенный услышанным.

– Так и должно быть. Когда мы уедем, здесь распустят слух, будто Кендрика видели на Гавайях. Даже подготовили несколько фотографий, на которых он заснят якобы там. Эти снимки потрясут газеты.

– Воображение Митчелла работает все лучше и лучше.

– Ни у кого его нет лучше, Мэнни.

– Наверное, ему следовало бы возглавлять Агентство.

– Нет, Эм-Джей ненавидит административную работу. Пусть лучше остается там, где он есть.

Звуки открывшейся, а потом закрывшейся входной двери немедленно отразились на Вайнграссе.

– Ой! – закричал он, сунув свою сигарету в удивленно раскрытый рот Калейлы и разгоняя перед собою дым. – Размахивая руками, Мэнни пытался подтолкнуть преступные улики поближе к Рашад. – Вот паршивка! – прошептал он. – Курит в моем присутствии!

– Вы невозможны, – тихо произнесла Калейла, вынимая сигарету изо рта. Она как раз тушила ее в пепельнице, когда на веранду через гостиную вошел Кендрик.

– Калейла никогда не курила так близко около тебя, – заметил Эван. На нем был голубой трикотажный костюм, по его лицу струился пот.

– Похоже, у тебя слух как у добермана.

– А у тебя мозги как у попавшейся на крючок рыбешки.

– Очень умной рыбешки.

– Извините, – спокойно вмешалась Калейла. – Эван может быть ужасно грубым.

– Расскажи мне об этом.

– Что я только что произнес? – радостно закричал Вайнграсс. – Он все время так говорит! Это признак высоко развитого комплекса превосходства, что очень раздражает по-настоящему высокий интеллект… Ну как, хорошо поработал, лодыришка?

Кендрик улыбнулся и подошел к бару, где стоял кувшин с апельсиновым соком.

– Я поднялся наверх быстрым шагом за тридцать минут, – ответил он, наливая себе стакан сока.

– Это было бы прекрасно, если бы ты был ковбойской лошадью, – заметил Мэнни.

– Вот вечно он так, – шутливо пожаловался Кендрик Калейле. – А это, между прочим, все усугубляет.

– Расскажи мне об этом, – парировала она, принимаясь за кофе.

– Звонки были? – спросил Эван.

– Сейчас чуть больше семи, дорогой.

– Но не в Цюрихе. Там уже второй час дня. Я разговаривал с ними, прежде чем вышел из дома.

– С кем разговаривал? – поинтересовалась Рашад.

– Главным образом с директором банка «Гемайншафт». Митч перепугал его нашей информацией так, что он едва не описался. Пытается с нами сотрудничать… Подождите минуту. Кто-нибудь проверял телекс в кабинете?

– Нет, но я слышал, как эта чертова штуковина клацала там примерно минут двадцать назад, – ответил Вайнграсс.

Кендрик поставил стакан, повернулся и быстро вышел с веранды. Калейла и Мэнни проследили, как он прошел через гостиную к двери, ведущей в отделанный камнем коридор, потом посмотрели друг на друга и пожали плечами. Через несколько мгновений конгрессмен вернулся. В руке он сжимал бумагу с телексом. Лицо его было взволнованным.