Эван сидел на кожаном стуле с высокой спинкой в рабочем кабинете впечатляющего стерильного дома на восточном побережье Мэриленда, в городке под названием Синуид-Холтоу, в залитом прожекторами парке с ружьями на изготовку стража охраняла каждую пядь территории.

Кендрик выключил телевизор. Только что он в третий раз просмотрел запись внезапно созванной пресс-конференции президента Лэнгфорда Дженнингса, касающейся конгрессмена Эвана Кендрика из Колорадо. Пресс-конференция оказалась еще более возмутительной, чем предусматривал Деннисон, поскольку была переполнена выворачивающими душу паузами, сопровождаемыми постоянными, хорошо отрепетированными ухмылками, которые так очевидно передавали скрытую гордость и взрыв чувств. Президент опять говорил общие слова и ничего конкретного, за исключением одного: «До тех пор, пока не будут предприняты все надлежащие меры безопасности, я попросил конгрессмена Кендрика, человека, которым мы все так гордимся, побыть в защищенном уединенном месте. Вместе с тем настоящим я строжайше предупреждаю. Если где-либо трусливые террористы попытаются совершить покушение на моего хорошего друга, близкого соратника, человека, на которого я смотрю как на своего младшего брата, вся мощь Соединенных Штатов – на земле, на воде и в воздухе – обрушится на определенные анклавы тех, кто несет за это ответственность». Определенные? О боже!

Зазвонил телефон. Эван огляделся, пытаясь выяснить местонахождение аппарата. Тот стоял на письменном столе на другом конце комнаты. Кендрик спустил ноги на пол и подошел к поразительно назойливому прибору:

– Да?

– Она летит военным самолетом вместе со старшим атташе посольства в Каире. Ее внесли в список как секретаря-помощницу, имя которой не представляет важности. Расчетное время прибытия – семь утра по-нашему. Самое позднее к десяти будет в Мэриленде.

– Что она знает?

– Ничего.

– Но вы же должны были ей что-то сказать, – настаивал Кендрик.

– Сказали, что есть новые срочные инструкции от начальства, которые могут быть переданы только лично и здесь.

– И она купилась на эту чушь?

– У нее не было выбора. Ее забрали на квартире в Каире, и с тех пор она все время находится под стражей – с целью защиты. Паршивой тебе ночи, ублюдок!

– Спасибо, Герби. – Эван повесил трубку.

Он испытывал одновременно облегчение и страх перед завтрашней очной ставкой с женщиной, которую знал под именем Калейла и с которой занимался любовью в неистовстве страха, изнеможения. Импульсивность и безрассудство, приведшие к этому, должны быть забыты. Ему необходимо установить, встречается он вновь с врагом или другом. Но по крайней мере следующие двенадцать-пятнадцать часов расписаны. Настало время позвонить Энн О’Рейли и через нее связаться с Мэнни. Не имеет значения, где сейчас Кендрик находится, он – официальный гость президента Соединенных Штатов.

Эммануил Вайнграсс сидел за красной пластмассовой перегородкой кафе вместе с его коренастым и усатым владельцем Гонсалесом Гонсалесом. Предыдущие два часа выдались у него напряженными, чем-то напоминающими те безумные дни в Париже, когда он работал на МОССАД. Теперешняя ситуация и близко не была так мелодраматична, а его противники, естественно, не представляли для него никакой смертельной опасности, но все же ему, пожилому человеку, пришлось перебираться из одного места в другое так, чтобы его не увидели и не остановили. В Париже Вайнграссу нужно было пройти от Сакре-Кер до бульвара Мадлен сквозь строй разведчиков-террористов, оставшись незамеченным. А здесь, в Колорадо, – добраться от дома Эвана до городка Меса-Верде так, чтобы его исчезновения не заметили сиделки. К счастью, в это время все были более всего заняты событиями, происходящими снаружи.

– Как тебе это удалось? – поинтересовался Гонсалес, наливая Вайнграссу стакан виски.

– Одна из потребностей цивилизованного человека – уединение, Джи-Джи. Я прихватил камеру Эвана и пошел в туалет, а там вылез в окно. Как заправский фотограф, понимаешь ли, смешался с толпой тех, кто делал снимки, а затем сел в такси и приехал сюда.

– Эти таксисты сейчас делают бабки! – заметил Гонсалес Гонсалес.

– Воры они, вот кто! Сажусь я в машину, и первое, что слышу от этого мошенника: «До аэропорта сто долларов, мистер». Тогда я снял шляпу и говорю: «Государственную комиссию по такси безусловно заинтересуют новые расценки в Верде». Он повернулся: «О, это вы, мистер Вайнграсс? Я всего лишь пошутил, мистер Вайнграсс». Ну, я ему и велел: «Бери две сотни и вези меня к Джи-Джи».

Мужчины громко рассмеялись. В это время резко и отрывисто зазвонил телефон-автомат, висящий на стене за перегородкой. Гонсалес положил ладонь на руку Мэнни повыше кисти и сказал:

– Пусть Гарсия снимет трубку.

– Почему? Ты же говорил, что мой мальчик звонил уже дважды?

– Гарсия знает, что ответить. Я ему объяснил.

– Мне-то скажи!

– Он даст конгрессмену номер телефона в моей конторе и велит туда перезвонить через две минуты.

– Джи-Джи, ты что это, черт побери, затеял?

– Через пару минут после того, как ты вошел, сюда явился какой-то гринго, которого я не знаю.

– Ну и что? У тебя здесь бывает много людей, которых ты не знаешь.

– Он – чужак, Мэнни. При нем нет ни плаща, ни шляпы, ни камеры, но все равно он чужак. В костюме, с жилеткой.

Вайнграсс начал оглядываться.

– Не надо! – схватил его за руку Гонсалес. – Этот рыжий не сводит с нас глаз. У него на уме – ты.

– И что же нам делать?

– Сиди и жди. Когда я скажу, встанешь.

Официант Гарсия повесил трубку, кашлянул, подошел к рыжему незнакомцу в темном костюме и, нагнувшись к нему, что-то сказал. Посетитель холодно уставился на неожиданного посыльного, а официант пожал плечами и вернулся к стойке. Тогда рыжий мужчина тихо, не привлекая к себе внимания, положил на столик деньги, встал и вышел через ближайшую дверь.

– Давай! – прошептал Гонсалес Гонсалес, вставая и подавая Мэнни знак последовать его примеру.

Десять секунд спустя они вошли в неприбранную контору владельца кафе. Указав на стул за письменным столом, видавшим лучшие дни десятки лет назад, Джи-Джи произнес:

– Конгрессмен перезвонит примерно через минуту.

– Ты уверен, что это был Кендрик? – спросил Вайнграсс.

– Кашель Гарсии сообщил мне об этом.

– А что он сказал тому типу за столиком?

– Что он решил, будто сообщение, переданное по телефону, предназначено ему, так как ни один другой клиент по описанию не подходит.

– Какое сообщение?

– Достаточно простое, amigo.[42] Что ему важно связаться с его людьми снаружи.

– Даже так?

– Он ведь вышел, правда? Это уже о многом говорит.

– О чем же?

– Ну, во-первых, что у него действительно есть люди, с которыми он может связаться. Во-вторых, или эти люди находятся поблизости, или он может с ними пообщаться посредством других средств коммуникации, например телефона в автомобиле. В-третьих, этот тип не пришел сюда в своем смешном костюме, чтобы выпить пива «Текс-Мекс», от которого практически давился, как ты давишься от моего превосходного игристого вина. И в-четвертых, вне всякого сомнения, он федерал.

– Правительство? – изумился Мэнни. – Разумеется, мне лично никогда не приходилось участвовать в историях с нелегальными иммигрантами, пересекающими границы моей любимой страны на юге, но рассказы о них доходят даже до таких невинных овечек, как я… Мы знаем, чего ждать, друг мой. Comprende, hermano?[43]

– Я всегда говорил, – Вайнграсс сел за стол, – отыщи самые классные из отпетых притонов в городе и сможешь узнать о его жизни больше, чем во всей парижской канализации.

– Париж, Франция значат для тебя очень много, правда, Мэнни?

– Это исчезает, amigo. Не знаю почему, но исчезает. Здесь что-то происходит с моим мальчиком, а я не могу этого понять. Но это важно.