Изредка наведывалась в Мохово Агаша Лестенькова. На Большесельской ферме дела у нее подналадились. Доярками были Вера Смирнова, Ольга Галибихина с дочкой, двое сухеровских. И все же Агаша горюнилась: с утра до вечера на ферме; парень из школы приходит и сам по себе. Дом надо бы подрубить, венцы нижние подгнили. Сразу-то как въехали не сделали, хотелось побыстрей вселиться. А теперь вот и не соберешься.

Дедушка сказал Агаше, что колхоз отремонтирует, а она стеснялась этого, и так укоряют, будто ей председатель во всем потрафляет.

На собрании когда еще было решено, что ремонт жилья колхозников принять на себя колхозу. Пустующие дома откупить, поправить и выдаќвать молодым семьям, Но до дела решение не доходило. Дедушку и партоќрга колхоза Старика Соколова Якова Филипповича осудили за такое решение. Запретил его проводить. "Не в ту сторону повернулись, — заявили в райкоме. — Перспективы не видите. Нейтральную усаќдьбу надо благоустраивать, современные дома строить".

И все же дедушка после разговоров с Агашей Лестеньковой, попросил Якова Филипповича обойти деревни и выявить какие дома нуждаются в реќмонте. Случай благоприятный выпал. В райкоме менялось руководством и там каждый за свою персону переживал, о колхозах позабыли.

Старик Соколов Яков Филипповичи парторгом не отходил от плотничьей бригады. Свою выборную должность секретаря партийного считал общестќвенным долгом, а бригадира плотницкой бригады — работой своей неотложной. Должность парторга он исполнял исправно, но главную свою задачу и тут видел в ограждении председателя, дедушки, от разных нападок. Это была его затаенная цель. В полушутку свою "методу" он так разъяснял:

— Я по-мужицки, Игнатьич, "запротив веду партийную работу свою". В говорение-то нашем иногда и ладное промелькнет. Но исполнение и лаќдного, если не по-своему, то во вред делу…

После того, как Сухова взяли в область, на дедушку яро стали налегать контролеры и инспекторы. Насылались комиссии. Утвердились и формулировки для проверок: "Искоренить анархо-моховскую отсебытину". Вроде припевки к заученной песенке.

Яков Филиппович горько признавался, что тут поневоле надо совершенсќтвоваться в разных ухищрениях. В вопросе о ремонте дома Агаши Лестеньковой переговорил с "Первым" — третьим уже после Сухова. Сказал, что председателя колхоза надо бы подтолкнуть к ремонту домов колхозников. Слова в партийно-правительственном решении нашел об этом. Каждый "Первый" по прописи службу свою начинает — с заигрывания с массами. И ныќнешний новый был не исключение. И поторопился идею старого парторга втолковать дедушке. "Передовая доярка, как не поддержать!" Все вроде как с ремонтом Агашиного дома от "самого" и изошло.

Дом Агаши Лестеньковой отремонтировали как фронтовичке и заведующей фермой, лучшей в районе. Лес взяли сухой из колхозных запасов. К домам других ветеранов и солдаток тоже подвезли бревна. Люди вроде бы и возрадовались. Но тут же к радости прилипли непрошено обиды и распри: "Почему ему раньше, а мне позже?"

Того и надо было ожидать при неладном устройстве житейского мира, когда тебе что-то выдается и выделяется, а не трудом по воле своей вершится. Зависть и одолевает.

Дедушку вызвали в райком. Накопилось ворох жалоб-накаток. Обвинили в распутстве, в сожительстве с Агашей Лестеньковой. Будто Толюшка его настоящий сын, кровный. Только вот фамилию материну носит. Потому от колхоза купил он ей дом, а теперь вот достраивает, обновляет за счет колхоза. Бывшего кулака Галибихина и пленного Федора Пашина при себе держит. Один раскулаченный, мироед, другой Гитлеру служил. И парторг у него старовер, коммунист во Христе кличку себе взял. Тоже не случайно у такого председателя…

Все было против дедушки. В метриках Толюшки Лестенькова он, дедушка, отец. И Федора Пашина в бригадиры он поставил и в правление настоял назначить. А судимого кулака деда Галибихина к кузнице пристроил. Куќет, как и в прежние времена. Ребятишек "заманивает и эксплуатирует"…

Донос был подписан группой лиц. Дедушка не стал выяснять и разглядывать, кто именно подписал. Просто не хотел знать, кто пошел на такую пакостную клевету.

Из райкома пришел сам не свой. Два дня молчал, никому ничего не гоќворил. Старик Соколов Яков Филиппович тоже не пытался его расспрашивать. Пусть все в себе вначале перебродит, переварится. Встречались и в глаза друг другу старались на смотреть, словно оба друг перед другом виноватые.

Но слухи сочились. Толюшку Лестенькова начали дразнить, обзывать отпрыском Корня. И взрослые при встрече с Агашей ухмылялись… Зло соќчилось как из худой канализационной трубы. Иван недоумевал. Но не реќшался спросить обо всем самого дедушку. А он молчал.

В колхоз прислали строгую комиссию. Две недели мытарили, проверяли, расспрашивали, допрашивали. Парторг, Старик Соколов Яков Филиппович все объяснял, покаќзывал документы. Ремонт домов по рекомендации райкома начат. Есть реќшение колхозного собрания и партийного. В кузнице Глеб Фелосеич не от себя кует, за трудодни. Вроде ремонтно-бытовая масќтерская от колхоза. Ребятишек ковать учит. В крестьянстве всегда дети ремесло от взрослых перенимали. Похвалить бы старого кузнеца за это, а не хулить. Все это парторг колхоза Старик Соколов Яков Филиппович и разъяснил комиссии. И народ подтвердил его высказы. Дедушку, как мог, ограждал от разговоров с комиссией. Одного его не оставлял.

Но как комиссии не отозваться на сигналы… Дома, так выходит, в первую очередь дружки председателя себе обновили. И лес бесплатно им выделялся… Но когда и кому крестьянин за свой лес платил?..

Ремонт домов приостановили. И еще пуще пошел содом по колхозу. Ноќвые наветы на моховского куркуля-председателя покатились: "Философсќтвует, на Бога ссылается". Дедушка в разговорах с кем-то пошутил, что у Всевышнего погоду для себя выпрашивает… По Божьему совету и сев, и сенокос начинает, и о жатве ему Господь подсказывает, когда ее начинать. Все с природой согласуется. Оттого вовремя и успевает дела делать. Собрали кучу разных случайных высказов. Чем она больше, тем эффективней работа комиссии…

Комиссии дедушка заявил:

— Жизнь мудрее нас, она опытом складывается. Мы все и есть жизнь. И обязаны вперед глядеть, что потребуется завтра, и помнить, что вчеќра было худо. Без своей головы как тут обойтись. Любое решение тоже надо исполнять со своей головой и своим разумением.

И эти слова дедушки истолковали не в его пользу. Как бы незлобиво и без желания обвинить — по необходимости — проверяющие заметили: на прошлое вот оглядывается, решения партийные по своему истолковывает.

Новый "Первый" вошел во вкус и, как и предыдущие потребовал пресечь отсебятину. Держаться единого порядка, беспрекословно выполнять реќшения и постановления партии и правительства. Но все же и ему в демократию хотелось поиграть. Время-то двигалось… Сам приехал в колхоз, чтобы самолично потолковать со строптивым председателем, моховцем — Корнем.

— Что будет, Данило Игнатьи, если каждый начнет в свою дуду дудеть, — как бы в шутливом тоне сказал он дедушке.

Дедушка помолчал, усы пошарил, будто ждал от кого-то подсказа, каќкими словами на это ответить. И сказал насчет "дуды" "Первому", назќвав его тоже по имени и отчеству:

— А сподручно ли в дуду, рожок единый, скопом дуть. Не получится ли так, что один им завладеет и будет фальшивить бесталанно. А из разных рожков и дудочек гармония получится, музыка для слуха приятная, если мастера играют.

Высказав это, дедушка продолжал глядеть прямо в глаза "Первому". Так "в глаза", дедушка всегда с людьми разговаривал, чтобы слово чистым было. А как это "Первому" было снести, вроде вызова…

Не дожидаясь отчетного собрания, дедушка подал заявление об уходе из председателей колхоза. Так велели, подобрали и кандидатуру на его место — Сашу Жохова.

В колхозе тут же начался разброд, как в телячьем стаде без пастуха. Больше переживало Мохово. Но все понимали: бессильны!.. Куда-то всех волокла заведенная пружина казенного механизма. Она все сильней и сильней закручивалась властной рукой, незнамо и чьей и какой…