— И не хотел, поначалу-то, Игнатьич, впутываться. Пользы не виделось. Но вот подсказалось, вроде как веление на меня нашло оберечь и земќлю и люд наш. Пьяный гвалт оно не больно по душе, но ведь о жизни все. Когда-то она, голова-то задуренная из недуга своего выйдет и протрезвится. Похоже, вот и руководство в толк взяло рассудок наш. Знаю, может и не по тебе это, много мытарств и скорби будет, но помощь придет неизреченно и наставительно. Но все равно через претерпение. Такая наша планета.

Дедушка только покивал головой: оно знамо, так. Что говорить, какая радость?.. Осознавал, что большевистский председатель двадцатитысячник, никакой не председатель. Но откажись сам, так и сам страдал бы, больше не за людей, а за землю. И верно предвидение явлено. Оно всех и касается…

В правление колхоза, вошел и Яков Филиппович.

— Будешь критику от народа на действа властей наводить, — сказал ему большесельский старик. — Слово-то смеќлое вымерло, а тебе вот оно дается. Без такого слова жизнь наша в непутьи и будет дольше тянуться. Вот и надо было тебе в правление по Божьей воле войти.

От дедушки после избрани я потребовали ответа, как он дело колхозќное будет вести. Полагалось благодарить за доверие. Но он и тут не вышел напоказ, сказал с места:

— Крестьянину-колхознику следует быть самостоятельному в каждом деле, которое ему дается. Дело свое с совестью длить, жить в заботе о земле, а не поддаваться говорению и не подлаживаться… Она, земля-то, и даст нам все, коли заботу каждого о себе почует. Замену мужику, хозяину земли, нет и никогда ни будет. Земля с папахарем дружит, иного хозяина она не знает. Вроде бы каждому это понятно, делается в обход пахаря… В толк скорбь земли не берем, от того и неладности.

С такими простыми, и в то же время необычными словами к пахарям никто не выходил. К пахарям вот, а не к колхозникам. Колхозник — это надуманное, а пахарь — это Божья стать крестьянина. Землю ему надо знать, она на все и надставит, а все остальное — планы там разные, задания, это от лукавства. Что люду надо, то мужик и делает. Это уже было без высказа как бы само собой осознавалось каждым. В президиуме такое понимали, как бы кто-то второй в них самих и в себе все повторял. Но должностное, внешнее, в них морщилось от слов: "Планы там разные, задания… от лукавого".

— И вот какая у меня еще будет просьба и к руководству и ко всем колхозникам, — дедушка сделал паузу, вроде как посомневался, высказывать или не высказывать. И высказал, ровно опять по подсказу какоќго внутреннего голоса в себе. — Оставить моховскую бригаду при самоќстоятельном хозяйствовании. Мохово и Сухерка своим ладом чтобы жили. От урожая, и старания и трудодень. Глядя на них, и другие бригады к этому перейдут.

Снова тишина. Насторожились и моховцы, и большесельцы. Президиум в недоумении Уполномоченный растерян: нарешают, а отвечать-то ему за все придется. Предупреждали ведь, чтоб там "куркули высказами не вылезали… "

Но вот большесельские бабы и мужики заоглядывались друг на друга.

— Так это как же, моховцы будут с килограммами, а мы спять с граќммами?..

— Своим-то бы деревенским и не надо новому председателю так сразу потрафлять.

И уже кто-то с издевкой, зло и завистливо:

— Так он еще и не председатель.

Дедушка ответил на все эти выкрики вроде как шуткой.

— А я и не как председатель говорю, а как крестьянин, земля мне и подсказывает такое слово вам сказать. Большесельская земля за мноќгие годы хорошо отдохнула при недородах. Уважь ее, так она и будет родить как моховские поля. И появятся килограммы и рубли для всех. А одинаковость и моховцев остудит, и никому примера не даст. И станем как все, но не по лучшему, а по худшему.

Уполномоченный встал, простер руку в зал, требуя тишины, глянул строго на дедушку, высказал:

— Этот вопрос не здесь решать, и не теперь, — он сожалел, что сразу не прервал дедушку с такими разговорами. В райкоме не похваќлят; выпустил инициативу из своих рук. И этого Коммуниста во Хрисќте надо было вовремя остановить.

Но собрание, кажись, только этого и ждало — нажима уполномоченного. Эти "нажимы" уже как яд из тела хотелось вывести каким-нибудь леќкарством. Этим лекарством и было противоречие начальству.

— А где можно решать за нас, — гудел полупьяный зал, как растревоженный улей. — Мы что, попки безмозглые?..

— Если моховцы хорошо работают, так почему им страдать за свое старание и за леность других.

— Вот и надо опробовать.

— Ставь вопрос на голосование по всем правилам.

— По уставу действуй….

Все понимали — даром шум. Будто они вольны особые порядки заводить в колхозе. Кто его, этот устав-то в глаза видел. В зряшную бумаќжку превратился. Но задор разбирал. Покричать вот и то ладно, душу, запертую в клетке, малость волей потешить. Оно и вспомнится каждым разно. Как по своей потребности естество отправляется.

За самостоятельность моховской бригады проголосовали единогласно. Даже, к удивлению уполномоченного, секретарь парторганизации колхоза, ведущий собрание, и большесельский председатель. Бывший уже, и поќтому не боявшийся руку поднять. Голосуя, не надеялись, что все это пройдет, но может кого-то и заставит задуматься, так ли все хорошо. Уполномоченный на голосовании руководства колхоза и отыгрался, заявив в райкоме, что если уж секретарь и председатель руку тянут, что ему тут было делать. Объявить недействительным голосование, одному против всех. Где больше вреда?..

В райкоме вначале взбеленились: их мнение закрестили, небывалое. Это сразу же вышло из стен райкома. Дошло и до большесельцев и моховцев. Язвительные мужики усмехались и над райкомовцами, и над колхозным собранием. Одни думали, что из их стен ничего не выходит, а другие, что с решением их могут считаться. А кто-то и в анекдот все превратил: вот дали бы деду Галибихину печки починить, без "внутреннего обогрева" все собрание и продремало бы, голосуя механически за любое предложеќние. Об избрании дедушки — Данила Игнатьича Корина, предсказано было Провидением Старику Соколову Якову Филипповича. И это сочилось в молве.

На бюро райкома вряд ли бы утвердили дедушку председателем Большесельского колхоза, если бы не Сухов Михаил Трофимович, к тому времени второй секретарь райкома, веховский колхоз лучший не только в нашем районе, но и в области. Чего же председателя такого колхоза не постаќ вить во главе большого. Да и как еще посмотрят колхозники на пересќмотр своего решения. Дедушка остался в председателях большесельского колхоза.

"Первый" вызвал дедушку к себе перед тем как "затвердить" его в председателях. Строго предупредил: "Никакой отсебятины, Даниил Игнатьич, без моховских фокусов. Дедушка промолчал. Что-то доказывать — бессмысленно. А соглашаться лукаво, душе своей

перечить и унижать себя. Так и вышел от "Первого" осознавая какое-то его недовольство, но не покаявшимся. Тактика Старика Соколова Якова Филипповича действовать "запротив" была неуязвимой. Высказов несогќласия нет, а дело делается по своему.

Анна с Пашей, вспоминали потом, как они смотрели на сидевшего безмоќлвно в президиуме большесельского председателя, считая его уже бывшим. Не могли понять, искренне радуется он неизбранию, или притворно прячет досаду. Неприятно ведь, человека отринули. А он наклонился к дедушке и веселым лицом, с каким-то умиротворенным настроением, что-то ему говорил. И дедушка улыбался. По сторонам в зале зашикали незлобиво: "А что ему, к себе в город уедет, если в другой колхоз не пошлют". Не и тут будет ссылаться на "неудачное" председательствование и отвертится".

У дедушки, избранного на лице было больше печали и смущения, чем у большесельца.