Литмир - Электронная Библиотека
A
A

2

Агашу Лестенькову засудили осенью.

Тетка убивалась: сын погиб на фронте, муж умер от какой-то хвори, говорили от пьянства. Сестрины дети — племянники, погибли в блокаќду. Теперь и с Агашей несчастье. Рок на них на всех пал за грехи самим неведомые. Агаша тетку утешала, писала, что скоро вернется, выпустят, комиссар за нее хлопочет, и дедушка вот написал прошение.

И вот к неописуемой радости моховцев в феврале Агашу отпустили домой.

Повидалась с теткой и тут же прибежала к дедушке, будто возвратилась после долгой отлучки по доброй воле. Анна с бабушкой Анисьей были на ферме. Дедушка с Агашей туда и пошли.

— Вот вам замена вместо Федосьи Жоховой, — прервал дедушка охи да вздохи.

Агаша на два года старше Анны Савельевны. О личной жизни своей не рассказывала. До войны училась в Ленинграде, ушла на фронт с ополчением… А тут, по возвращении, пооткровенничала, что комиссар у нее знакомый, он и хлопотал, и стыдливо призналась Анне и Паше, что ждет ребенка. Паша ахнула, вздохнула.

— Да как же так, Агаша, неужто…

Агаша стесненно рассмеялась. Сказала, видя, что подруги ее не осуќждают, во всем сочувствуют:

— Подумала, подумала, где уж мне замуж выйти. Одним словом — Агаќша Фронтовичка. Вот и решилась, все не одна буду. Тете еще не говоќрила. Думаю, и она не осудит.

Больше ни о чем Агашу не расспрашивали, храня ее тайну, до поры, до времени. У Паши с Федором росли сын и дочка, у Анны две дочери.

Моховцы посудачили, узнав о положении Агаши, и тоже рассудили: и вправду, что девке оставалось?.. Да и какая в том беда.

Родился сын, она назвала его Толиком. Дедушку, Данила Игнатьича, попросила стать отцом, чтобы в метрику вписать, дедушка без слов, без расспросов согласился. Пожалел, что вот фамилию нельзя дать Толиќку его, Корин.

Любознательные старухи, приглядываясь к Агашиному Толику, прикиќнули что-то про себя и сказали Федосье Жоховой:

— А ведь с внуком тебя, Федосья, надо поздравлять. Чего уж тут таиться-то, окапленный Сашук. Ваша порода!.. И чем Агаша ему не пара? И женился бы сын-то. И сама бы внуку порадовалась, славный парень.

Федосья открещивалась, сердилась на старух и ругала Агашу. Шлюха, вишь, куда сети закидывает. Сама вот о комиссаре проговорилась.

Саша не появлялся в Мохове и о нем забыли, в райцентре живет, прокурор, важная персона.

Но вот однажды принесли Федосье весть. "Сын женится, на свадьбу приглашает". Саша передал это приглашение матери отнароку с моховскими бабами. Пусть все знают. О невесте, кто она, не сказал: "Увидидите, когда в Мохове появимся". Но бабы не могли уехать из райцеќнтра не выпытав всего. Спросили в лавке у продавщиц:

— На ком это наш Саша-Прокурор женится?.. Слуху не было и вдруг свадьба.

— Да на Горской Гальке, считоводке, — ответили те. — Дочке наќчальника нашего сельпо. Выбор-то неспроста и тех и других.

Федосья уехала в райцентр и жила у новой родни больше недели. В одно из воскресений появилась с молодыми, "разодетыми баско", как полуосудительно подметили моховские старухи.

Перевалил за половину июль. Моховцы еще старались пока до большой жатвы позапастись кормами для своих кормилиц — коров. Кто ушел в лес, кто выглядел невымятую траву по подгорище Шелекши. Дмитрий с городскими гостями тоже сенокосили. С утра покосили, в полдень отправились метать стожки.

Саше хотелось показать своей молодухе деревню, где, как говорили, богато живут. Паша шла с фермы, встретилась с молодыми, приветливо поздоровалась. И Анна заметила из огорода Сашу с молодой женой. Сам в черной паре, в белой рубашке, при галстуке, желтых начищенных до блеска ботинках, чисто выбрит, модно подстрижен. Молодуха в бежевом трикотажном платье, какого моховцы и на городских гостях не видывали. Платье шло к ее русым волосам. Капроновые чулки под цвет платья. Туфли на высоком каблуке молочного цвета. Щеголеватая пара. Но в этот страдный час разодетые молодые, появившиеся на травянистой мохоской улице вызывали смешливые улыбки-суждения старух: "Гляди-ка на них. Павлин с павлиной. Захотелось, вишь, собой похвастаться, выказаться, перед нами, деревенским колхозным людом".

Бабушка Анисья тоже вышла из огорода взглянуть на молодоженов. Спросила Сашу из-за калитки:

— Вот и хорошо, Александр Ильич, погостите у нас, а то давненько не появлялись.

— На денек вот, тетя Анисья, и выбрались, — ответил Саша и приподнял правую руку, как бы издали приветствуя. Блеснуло обручальное кольцо. — Служба у меня и Галины, — досказал Саша.

Бабушка Анисья отворила низенькую калитку, подошла, поздоровалась Сашей и Галиной за руку.

— Поздравляем, дай вам Бог счастья, Александр Ильич с Галиной…

Бабушка Анисья, как и дедушка Данила, называла Сашу по имени и отќчеству. В руках у нее было ведро с зелеными огурчиками, только сняќтыми с грядки. Таких и на базаре еще не появлялось. И она угостила молодых, проговорив: "Чем Бог послал".

Саша поотнекивался было, но, поблагодарив, взял два огурчика.

У Галины чуть ли не на каждом пальце правой и левой рук блестели кольца с камушками. Обручальное особо выделялось. На запястье левой руки золотые часы на золотой браслетке. В ушах серьги с лучистыми каминами. Саша хвастался, что с войны не пустым вернулся. И Федосья о том намекала в разговорах. Да и отец у невесты при хлебной должности… Это они, Анна с Пашей, и Агаша вот, навозницы. Что в праќздник, что в будни — один наряд…

Все, кто был в деревне, вышли на улицу, поглядеть не столько на Сашу, сколько на молодуху. Наставительно про себя, старухи молвили: "Праздничное-то на час, а живется-то будничным".

Анна знала, что Агаша никогда не признается, что Толик сын Саши-Прокурора. Но сам-то он как?.. Вот стоит, улыбается. Наверно и приеќхал больше затем, чтобы подразнить Агашу. Пройдет равнодушно не дроќгнув и бровью не поведет и мимо сына, как вот Федосья проходит не взглянув на внука.

На ферме, во время дойки коров, Анна не могла смотреть в глаза Агаши, чтобы не вызвать жалость. Сама Агаша суетилась, чтобы и миќнуты не быть без дела. И все же накопилась горечь, глянула на Анну, подошла, и слезы скатились со щек. Отвернулась, утерлась платком и тут же рассмеялась:

— Дура, какая же я дура, — осудила себя, — все ведь от стыда: брошенная, фронтовичка, вишь, вроде из бардака в мир пришла, опоганенная таким же вот Сашей Жоховым. А что честная, в то не верится…

Анна подошла к ней, прижалась, обе помолчали.

— А так-то я и рада, — призналась Агаша. — Жизни бы с ним не было. Горе-то во мне о своих не изжилось, одна осталась. Вот и поддалась. А с ним и хорошая плохой станешь.

— А ты и убеди себя… И сыну, Толюшке, никогда ничего не говори. Оно и лучше, — советовала Анна, тоже думая, что Агашу иссушили бы упреки Жоховых. — И держись одного, что комиссар. И что о сыне он не знает, потому и записала на Дедушку.

— Комиссар… — промолвила Агаша, — он и верно хлопотал за меня. В часть-то защитник ему написал. Сама-то не видела его. Да и никогќда ничего у меня с ним не было. Тоже вот сказала… комиссар, а вдруг да до него дойдет такое. Хотя, кто скажет, какой комиссар… Безымянный…

— Ну и ладно, — прервала ее Анна. — Толик вырастет, все поймет… Ему и правду потом можно будет сказать. А чего к нам-то с Толиком не заходить. Дедушка и то спрашивает, как там сынок? И заходи.

Агаша не отходила от Анны в этот вечер. Паша им не мешала, с разќговорами к Агаше тоже не подходила. Вера и Надя тоже вели себя так, будто ничего и не произошло.

Паша сказала наедине:

— И ободри ты ее, разубеди, жалеть-то чего. Все и будет ладно, и добром, как вот говорит дедушка.

2

Как раньше велось, так и ныне, все в деревенском мире начинается со слухов. Кто-то, где-то побывал, с кем-то встретился, что-то узнал и пересказал другому то тайное, что узнал тоже тайно. И пошло оно крутиться, вертеться, как ветер в проулках. И все с "тайной". Не всем в раз весть узнают, а каждый порознь. В этом и кроется завораживающая сила слуха. Он плод безгласности. Полнится догадками, а то надеждами, а чаще чем-то и угрожающим тебе. Последнее время слухи больќше тревожили. Где-то что-то решалось, творилось и выскакивало горьќкой пилюлей. И народ свыкся, уверяясь в плохом: сколько перетерпеќли и от новых перемен хорошего не жди, все идет непутьем, словно кто напускает его на тебя. Ладное-то рождается от доброй мысли и слова, что в душе твоей. А если тебе вздыху нет, то на пакость и тянет. И новости уже без прежнего интереса, не от кого хорошего тебе ждать.

36
{"b":"133175","o":1}