— Поучи отца…как себя вести! — безапелляционно заявил Жора.

Бен был уверен, что он хотел произнести более крепкое выражение, Полина, судя по всему, тоже так думала, потому что тихо прыснула от смеха.

— А вы о чем подумали? — оглянулся Жора. — Потом тоже будете обо мне бог весть что врать.

— Правильно, так их! — прикрикнул старик. — Вы еще здесь, бесово отродье? Бегите на поезд, убирайтесь, нам поговорить надо, а вы все время мешаетесь, акумы!

Не успели они спросить, где же обещанный поезд, как он дал знать о своем приближении коротким трубным ревом. Было дико слышать, как характерный лязг буферов и дробный стук по рельсам накатывает из ровной как стол степи, где рельсов не было и в помине. В воздухе возник темный сгусток, уплотняясь и скручиваясь в ограниченном объеме, накатил на здание «вокзала». И вот уже мимо беглецов промахнул огромный закопченный паровоз, потом вагоны, много вагонов.

Высоких, с большими открытыми окнами, из которых на ходу ветер выметал белые занавески. В вагонах были одни дети, молчаливо сидевшие с невыносимо сосредоточенными лицами.

— Уезжайте, не дайте детям выйти! — крикнул Жора.

Рубец, миновав старика, кинулся на него, они сцепились, рухнули на ступени, зашумев одеждой, телами.

— Бегите! — рявкнул Жора перед тем, как они, сцепившись, покатились по лестнице вниз, к самому подножию, туда, где застыл паровоз.

Бен опомнился первым, схватил девушку за руку и увлек за собой. По пути они обогнали дерущихся, помочь Жоре не было никакой возможности, сплошной клубок сцепившихся намертво тел. Из вагонов уже показывались дети, многие в школьной форме.

— Полина, беги в вагоны, дети пусть не выходят! — крикнул Бен. — Я на паровоз!

Добежав до литерного, он с ходу вцепился в лестницу и быстро вскарабкался наверх.

Ему пригодился опыт предыдущей схватки с машинистом. Едва показавшись над порогом, он пригнулся. Над ним просвистела нога в остроносом башмаке. Он выпрямился, и нога машиниста оказалась у него на плече. Карлик задергался, но не тут то было. Бен схватил ногу, вывернул ее и толкнул, что есть силы. Кабинка оказалась крохотной, большую часть ее занимало разверзшееся жерло печи, около которой и оказался потерявший равновесие и свалившийся навзничь карлик. Лежа, он попытался сунуть в печь огромное корявое полено. Бен саданул по нему ногой, ушиб палец, но полено выбил. Карлик захныкал и смотрел испуганно. Бен выглянул наружу и увидел, что из вагонов никто не вышел. Полины нигде не было видно, скорее всего, она шла где-то в глубине состава, предупреждая вагон за вагоном. Бен сам поступил бы также.

Жора с апостолом дрались у самого паровоза. Бен начал было вылезать, сам не зная, чем он может помочь. Судя по мощи наносимых ударов, он не простоял бы против Рубца и трех секунда, голова бы оторвалась. Жора увидел, прикрикнул:

— Уводи состав!

Бен начал препираться, тем самым отвлекая внимание Жоры, чем сразу воспользовался оказавшийся у него за спиной старик. Он схватил плотника за руки, апостол подскочил к оказавшемуся не в состоянии оказать сопротивления плотнику.

В руке его хищно блеснул нож, которым он кольнул жертву в грудь и быстро отскочил. Жора вырвался и развернулся к старику, тот заверещал:

— На сына руку поднял!

Плотник только коротко и энергично что-то произнес. На груди балахона расцвело алое пятно.

— Я без вас не уеду! — крикнул Бен, но плотник даже не успел ответить.

Вновь кинувшийся в атаку апостол сбил его с ног, и они закатились под паровоз, прямо в клубы дыма.

— Трогай! — донеслось снизу.

Из здания вокзала с криками бежали апостолы. В руках ножи. Лестница не была столь велика, чтобы можно было рассусоливать и оттягивать принятие решения. Бен скрепя сердцем повернулся к карлику и приказал запускать машину. Он еще вспоминал, что Жора предупреждал его о чем-то, связанном с машинистом, когда карлик повернулся к нему спиной.

Более отталкивающего и одновременно завораживающего зрелища Бену еще видеть не приходилось. Полностью безволосый затылок карлика состоял из костяных грубо пригнанных друг к другу пластин. Пластины со скрипом пришли в движение, открывая щель поперек затылка.

Костяной кинулся на Бена, тот едва успел увернуться в тесноте кабинки. Остро заточенные пластины заскрежетали друг о друга. Чудовище развернулось и повторило попытку. На этот раз Бен махнул перед ним подхваченным поленом. Оно угодило в костяную щель, и острые, словно лезвия роговые пластины перекусили его. Бен от отчаяния схватился за скользкое горло и стал душить, впрочем, без особого успеха.

Судя по твердости, горло имело ороговевшую основу. Тогда у него созрел план. Изо всех сил он потащил тварь к выходу, а когда карлик уперся изо всех сил, резко поменял направление, совпавшее теперь с направлением усилия твари, и сунул машиниста в печь. Хоть и небольшое пламя, но для шашлыка хватило.

По лесенке загремели шаги, и в кабину полезло татуированное мурло. За неимением лучшего Бен выхватил из полымени обугленного всего в саже карлика и швырнул в апостола. Тот силы оказался недюжинной и карлика поймал, но, воспользовавшись, что руки силача оказались заняты, Бен упором ноги в грудь отлепил его с лестницы.

Шаги гремели со всех сторон, даже сверху, ждать более не имело ни смысла, если конечно они не хотели остаться на гостеприимном вокзале навсегда. Бен сунул в печь полено, пламя угрожающе загудело. Паровоз дернулся, сзади по цепочке загрохотали вагоны. Бен дернул за свисающий шнур, исторгнув из металлического чрева такой мрачный гудок, который в дальнейшем снился ему в кошмарных снах, заставляя вскакивать в холодном поту.

Поезд ехал безо всяких рельсов и тому подобной ерунды. Равнина, кусты, деревца все быстрее ползли навстречу, чтобы исчезнуть под брюхом паровоза. Бен выглянул.

Апостолы как тараканы в панике кидались с поезда.

Колеса крутились все резвее, и для этого понадобилось всего лишь одно кинутое в самом начале полешко. Со временем они превратились в некоторые подобия винтов самолета, издавая низкий хватающий за душу вой. Бен едва не упал, увидев на пороге кабинки маленькую девочку с рюкзачком за плечами, с которого свисал привязанный плюшевый медвежонок.

— Дядя, вы ангел? — спросила она.

Возможно, Бен и напоминал ангела. Паровоз уже не ехал-летел, подлетая на кочках.

Из-под колес отлетали пни и небольшие деревца. Паровоз мотало из стороны в сторону, учитывая отсутствие боковых дверей это было опасно. Бен обнял девочку и уселся у стенки на пол.

Скорость все возрастала. В проемах летели комья земли, вывернутые с корнем деревья, все это сливалось в подобие урагана. Как ни странно, инерции не было и людей не вжимало в стенку, как это бывает при подобных скоростях. Бен подумал, а движется ли поезд, или весь окружающий мир пришел в движение, а поезд своими бешено вращающимися колесами лишь стремится удержаться в одном положении, чтобы его не унесло совсем, не размазало, не утопило во всеобщей круговерти, внезапно охватившей мир.

Ураган за окнами сделался цветным словно радуга. Цветов было гораздо более семи, не оттенков, а именно цветов. Раздались голоса, строгие возвышенные, певшие, говорившие речитативом непонятные слова, но от которых охватывало благоговение и хотелось плакать. Бен был гол, он видел себя то немощным стариком, то мальчиком, остриженным под чубчик, а девочка рядом плакала навзрыд, потому что никак не могла ни в кого превратиться. Потом паровоз пронесся через нечто, напоминающее гигантский шлагбаум. Только после этого что-то сдвинулось во вселенских часах, и девочка превратилась в прекрасную девушку, тоже голую. Она взяла Бена, который пребывал маленьким, за руку и успокаивающе погладила. А Бен плакал и говорил "мама".

Инспектор ГАИ прапорщик Игорь Копейкин зубами выгрыз себе хлебное место. Участок дороги рядом со Шлюзовым поселком пребывал в отличном состоянии, одновременно имея ограничение по скорости в двадцать километров. Ходили легенды, что ограничение поставил еще старый начальник ГАИ, которого хотели привлечь за взятки, но который пропал без вести. Так или иначе, Копейкину пришлось выдержать нешуточный бой с несколькими другими прапорщиками, которые тоже метили на это место. Пришлось пообещать увеличить обычную долю в двадцать процентов начальнику отделения, но место того стоило. До полуночи Копейкин поймал восемнадцать водителей за превышение, а под протокол взял лишь одного.