— Что вы видели в Москве, Женя? — спросил у меня Загорский.

Он опустился на стул и закинул ногу на ногу.

.— Практически ничего. На Красной площади был, на Тверской улице.

Загорский почти незаметно, одними глазами, улыбнулся, но в его едва угадываемой улыбке не было ничего обидного. В этом и заключается, наверное, отличие аристократов от плебеев. Аристократы не способны обидеть.

— Это не та Москва, Женя. Настоящая Москва глубже, тоньше, духовнее. Вы видите фасад, а я покажу вам этот город изнутри.

— Как Гиляровский да? — проявил познания я.

Загорский кивнул:

— Да. Но только Гиляровский показывал Москву с грязью.

— Он показывал ее такую, какая она есть — подал голос Самсонов.

— Грязь находишь там, где ее ищешь.

— Не тебе судить, — с неожиданной бесцеремонностью бросил Самсонов.

Я взглянул на Загорского. Он сохранил на лице выражение невозмутимости, но мне показалось, что я заметил досаду.

Светлана поднялась из-за стола.

— Вы возвращаетесь в город? — спросил я.

— Да. Могу и тебя подбросить.

— Ты пьяна, — сразу вмешался Самсонов. — Так что едешь до первого инспектора.

— Неужели вы не вызволите меня, если я попадусь?

— И не подумаю. Посмотришь, каково оно там.

— «Там» — это где?

— В. камере, милая.

Я подумал, что нам и вправду не следовало бы рисковать. Но Светлана решила иначе.

— Так ты едешь?

И чтобы не услышать вопроса: «Ты боишься?» — я поднялся и мужественно пошел следом за ней. Шел и спиной чувствовал насмешливый самсоновский взгляд.

Мы прошли через комнату, в которой спал Кожемякин. Он лежал на диване, одна рука его свесилась до пола. И опять мне в глаза бросилась татуировка: «СЛОН». Наверное, так его называли в детстве.

— Если боишься, можешь не ехать со мной, — великодушно предложила Светлана.

— Если хочешь, я могу сесть за руль, — так же великодушно ответил я.

Она заглянула мне в глаза, улыбнулась и потрепала меня по щеке. У нее была теплая и ласковая ладонь.

— Хорошо, что ты у нас появился.

— Неужели? — изобразил я удивление.

— Да.

Ее ответ прозвучал совершенно серьезно. Наверное, ей было очень неуютно в этой компании.

Выехали на шоссе, Светлана разогнала машину. Судя по всему, «гаишников» сегодня она не боялась. Вела машину совершенно свободно, и только то, как внимательно она смотрела на дорогу, выдавало ее напряжение.

— Послушайте, я хотел у вас спросить…

— Давай на «ты», а?

— Хорошо.

— Так что за вопрос у тебя?

— «СЛОН» — это что такое? Я у Алексея видел татуировку.

— «Смерть легавым от ножа». Сокращенно, по первым буквам.

Светлана увидела мое недоумение и пояснила:

— Он ведь в тюрьме сидел. Ты разве не знал?

— Н-нет.

Для меня это действительно было полной неожиданностью. Ведь телевидение — это искусство! А искусство и тюрьма никак не стыковались в своем сознании.

— Ты поосторожнее с ним, — сказала Светлана. — Он со странностями. И иногда становится совершенно невменяемым.

Нас ни разу не остановили, и мы добрались без приключений. Но только когда Светлана заглушила двигатель, Я обнаружил, что мы находимся у ее дома.

— Зайдешь? — спросила она.

И мне опять представился ее следующий вопрос: «Или боишься?» Я вышел из машины, и мы поднялись в уже знакомую мне квартиру.

— А ты молодец, — сказала Светлана.

— Ты о чем?

— О сегодняшней съемке. Напрасно Самсонов тебе претензии предъявлял. Все у тебя получилось чудесно.

— Он всегда такой?

— Кто? — спросила Светлана.

Но по ее глазам я видел, что все она прекрасно поняла, и поэтому не стал ничего уточнять.

— Он такой, какой есть, — все-таки ответила Светлана после паузы.

— С людьми не очень-то церемонится. Мы для него — никто, да?

— Ну что ты. Он за нас горой.

Я даже засмеялся. Но Светлана была совершенно со мной не согласна.

— Однажды Кожемякин натворил дел. Его хотели посадить, и бумага соответствующая из милиции пришла. Алекперов сказал, что Кожемякина надо выгнать.

— Алекперов — это кто?

— Президент нашей телекомпании. Он сказал, что будет следствие, потом суд, так что от Кожемякина надо избавиться как можно быстрее. А Самсонов отказался наотрез. Объявил, что сам уйдет, если Кожемякина уволят.

— Знал, что ему ничего не будет.

— Кому не будет?

— Самсонову. Телезвезду как-никак не выгонят. — Светлана невесело улыбнулась:

— Это ведь не сейчас произошло, а много раньше. Самсонова еще никто не знал, Он только-только получил программу, причем на его место хотели поставить другого, и все решилось в самый последний момент. Он тогда был еще никем, и он очень рисковал.

— А смысл? — спросил я. — Кожемякин действительно был невиновен?

— В том-то и дело, что виновен.

— Почему же Самсонов его защищал?

— Он всех своих защищает. Всякий, кто попадает к Самсонову в команду, может быть спокоен. Он нам всем как отец, — засмеялась Светлана. — Где-то накажет, а где-то конфетой угостит.

У нее сейчас были очень озорные глаза. И сама, она была какая-то заводная. Мне стало вдруг наплевать на то, что Самсонов говорил о ней. Я подошел к Светлане сзади и обнял ее. У нее были два пути: либо вывернуться и выказать свое неудовольствие, либо сделать вид, что ничего особенного не происходит. Она выбрала последнее. И тем самым развязала мне руки.

Я отнес ее в спальню. Она ничего не говорила и только льнула ко мне. У Светланы было такое умиротворенное лицо, словно она готовилась ко сну. Она была тиха и ласкова, так что рядом с ней я чувствовал себя настоящим мужчиной. Мы не разговаривали, заменяя слова поцелуями, и миловались весь вечер, пока совершенно не обессилели. Когда на город опустилась ночь, я провалился в бездну сна. Я не помнил, что именно мне снилось, но это, безусловно, было что-то хорошее, потому что утром, едва проснувшись, я почувствовал себя счастливым. А это случалось не так уж часто. Я повернул голову и увидел Светлану. Она спала рядом со мной, мой локоть касался ее груди. Я стал поглаживать нежную кожу, и Светлана пробудилась. Она не открыла глаза, а только улыбнулась, давая понять, что помнит о моем присутствии.

Она была так же нежна и податлива, как и накануне.

— Послушай, — сказал я. — Самсонов на тебя злится, да?

Она открыла наконец глаза.

— Почему ты так решил?

— Он так нехорошо о тебе отозвался.

— Когда?

— В первый день, когда я только у вас появился.

— Это ты не у нас появился. Это ты у меня появился, — улыбнулась Светлана и погладила мой живот. — Иди сюда и не думай о глупостях.

,Я действительно очень скоро обо всем забыл. У Светланы был просто дар какой-то. Многие женщины могут отвлечь от забот. Но у нее это получалось изумительно.

Съемку сюжета с неисправным агрегатом для расфасовки мороженого перенесли на неделю. Самсонов лично заявился на осмотр места предстоящих событий: ему продемонстрировали работу агрегата, и он остался недоволен.

— Не годится, Илья! — сказал Самсонов желчным голосом человека, который уже забыл, когда в последний раз хоть чему-нибудь радовался. — Ну, струя мороженого. Ну, бьет со страшной силой. И это все?

Толстенький Демин переминался с ноги на ногу и нервно покусывал ус.

— Не годится, — повторил Самсонов.

Он прошелся по кафельному полу, старательно глядя себе под ноги. Остановился передо мной, поднял глаза, но меня, кажется, даже не увидел. Самсонов думал. Затем резко развернулся к Демину;

— Ладно, возьми стакан. Покажи мне еще раз.

Демин с пластиковым стаканом в руке приблизился к аппарату, подставил стакан, нажал рычаг-дозатор. Из сопла вырвалась тугая струя разжиженного мороженого, ее сила была так велика, что Демин выпустил стакан из руки. Но это было еще не все. Рычаг на несколько секунд прекратил действовать, и мороженое продолжало хлестать, разлетаясь по полу белесой массой. Лично мне казалось, что не так уж плохо. Когда герой передачи, ни о чем не догадываясь, попадет в эту нелепую ситуацию, смотреться происходящее будет очень комично. Но Самсонову этого было мало.