— У меня с собой паспорт.

— Почему же вы здесь?

— Они никого не отпустили, — сказал Загорский.

Его усадили в одну машину, меня в другую, и мы тронулись.

Я плохо знал Москву и не представлял, куда именно нас привезли. Это было массивное, в несколько этажей здание, отделенное от пустынной ночной улицы металлической оградой. Я предполагал, что мне представится возможность вздремнуть, но не тут-то было. Предстоял еще один допрос. Когда меня вели по коридору, за приоткрытой дверью одного из кабинетов я увидел Светлану. Значит, Загорский сказал правду. Не отпустили никого. Пользуясь моментом, попытаются измотать нас допросами в надежде, что преступление удастся раскрыть по горячим следам.

Теперь меня допрашивали сразу трое. От них не исходило ни угрозы, ни даже просто недоброжелательства. Но по их вопросам я почувствовал, что мною занимаются настоящие спецы, не чета вихрастому лейтенанту. Допрос протекал неспешно и ровно, но я нутром чувствовал, что где-то что-то я уже сказал не так, и, это имело место не раз и не два, хотя мои собеседники пока не дали мне это понять.

Утром, когда солнце уже поднялось, допрос все еще продолжался. Я чувствовал себя очень скверно и хотел отдохнуть, но знал, что не я здесь хозяин.

В половине девятого утра в кабинет вошел мой «старый знакомый» — человек с коротким «ежиком» седых волос. Мои собеседники вскочили, изображая уставное усердие, но вошедший даже не обратил на них внимания. Он остановился передо мной, и я увидел темные круги под его глазами — тоже не спал всю ночь.

— Что же ты ваньку валяешь, Колодин? — сказал он с плохо скрытой досадой.

Я на всякий случай промолчал, потому что ничего не понимал.

— Мы вышли на Боброва. Тебе известен этот человек?

Я кивнул.

— Так какого черта! — вспылил мой собеседник. — У меня людей не хватает, а он комедию разыгрывает, артист…

Далее, если бы это происходило в нашей передаче, непременно пропищало бы спасительное «пи-и-и».

— У меня спецзадание, — огрызнулся я. — Во всей Москве об этом Бобров знал, еще пара-тройка человек — и все. С чего бы это я вам вдруг раскрылся?

Ребята, которые меня с таким усердием допрашивали всю ночь, не смыкая глаз, теперь смотрели на своего шефа, ровным счетом ничего не понимая.

— Он из налоговой полиции, — буркнул седой, проясняя для них ситуацию. — Был внедрен в группу Самсонова в оперативных целях.

Я успел поспать часок, прежде чем приехал Бобров. Полноценным отдыхом это никак нельзя было назвать, но даже без столь короткого сна мне пришлось бы туго — слишком много событий вместили последние сутки.

— Привет! — сказал мне Бобров, когда я вошел в кабинет.

У него было пухлое лицо бухгалтера со стажем и пальчики-сардельки. Я слышал, что как раз из бухгалтеров он в налоговую полицию и пришел.

— Познакомься, Женя, это старший следователь по особо важным делам товарищ Мартынов. — Бобров показал на человека — «ежика».

— Да мы знакомы, — хмыкнул я.

— Он сидел тихо, как партизан, — пояснил Мартынов. — И ему даже в голову не пришло сказать нам, кто он такой.

— Он не мог себе этого позволить, — примирительно объяснил Бобров. — Секретность операции была такова, что мы, как видите, даже вынуждены были взять человека из регионального управления, который никогда прежде не светился в столице.

— Кого вы разрабатывали? Самсонова?

— Да.

— Что у вас на него?

Бобров замялся. Мартынов вздохнул.

— Нам все равно придется контактировать с вами, — сказал он. — Иначе мы не продвинемся ни на шаг и будем только мешать друг другу.

— Через Самсонова проходили большие суммы денег, — прояснил ситуацию Бобров, поразмыслив.

— Неучтенка? Черный нал?

— Да. Большие суммы. Полмиллиона долларов в год, не меньше. Когда стало ясно, что есть повод заняться Самсоновым, решили внедрить к нему нашего человека.

— Смысл?

— Обычно мы подобные операций с таким тщанием не готовим. Но здесь особый случай. Самсонов — это не просто какой-то предприниматель и не зарвавшийся банкиришка. Этот человек у всех на виду, и, если бы мы сплоховали, нас размазали бы по стенке.

— Кто?

— Все, — невесело усмехнулся Бобров. — Начальство, власти, пресса, да те же самые телезрители. Привлечь Самсонова к ответственности можно было, только имея на руках стопроцентно неопровержимые доказательства. Мы разрабатывали внешний круг знакомых Самсонова, а вот он, — кивок в мою сторону, — постигал потихоньку кухню изнутри.

Мартынов с интересом посмотрел на меня.

— Ну и как? — осведомился он. — Накопал что-нибудь?

Я кивнул.

— И Самсонов действительно крутил наличку?

Я снова кивнул.

— На чем же он зарабатывал?

— Скрытая реклама, — пояснил я. — Большая часть денег шла мимо кассы.

Мартынов вздохнул.

— Ребята, я вдруг почувствовал, что начинаю, вас тихо ненавидеть.

— За что? — изумился Бобров.

— За то, что вы рассказываете мне гадости о человеке, которого любили миллионы.

Он и сам наверное, был одним из этих людей. Бобров пожал плечами

— Видишь человека, привыкаешь к нему, веришь, а потом вдруг выясняется, что он такой же, как все, что в шуры-муры играл.

— Шуры-муры — это говорят не про деньги, — флегматично поправил Бобров. — Это про любовь.

— Ну, про любовь, — буркнул Мартынов. — Его ведь действительно любили.

Помолчали. Я наблюдал за Мартыновым и видел, как медленно он возвращается к действительности из страны печалей и грез.

— Ты все подробности рассказал при допросе? — очнулся он наконец.

— Да, — ответил я.

— Кто из группы мог бы его убить?

— Не знаю.

— У Него не было врагов? Или хотя бы конфликтов?

— Да сколько угодно, — сказал я. — Но это еще не значит, что конфликт спровоцировал смерть.

— Но и не отрицает этого, — невесело просветил меня Мартынов. — Давай по порядку, что ты там наблюдал.

— Но то, что я расскажу, еще не повод обвинять кого-либо конкретно.

— Мы будем проверять, — благосклонно кивнул Мартынов.

— Незадолго до случившегося Светлана запустила в Самсонова стаканом.

— Была причина?.

— В общем, да, — подтвердил я.

— Какая?

Вот тут я замялся, не зная, как объяснить.

— Долго рассказывать.

— Нам торопиться некуда, — подсказал Мартынов.

— Я был причиной.

— Ты?! — изумился Мартынов. — Ревность, да?

— Там не просто ревность, все намного серьезнее. Я со Светланой… ну, в общем, я ведь не знал, что она… что они с Самсоновым…

Я видел, какими глазами смотрел на меня Бобров, и чувствовал, что краснею.

— Так ты отбил у Самсонова жену? — внезапно развеселился Мартынов.

Кроме веселья в его глазах читалось и восхищение, но такой славы мне было не нужно.

— Никого я не отбивал! — огрызнулся я. — Даже не знал, что он ей муж. И она мне ничего не сказала. Да, я бывал у нее и на ночь оставался, но я же не знал!

Я сейчас объяснял происходящее не Мартынову, а покойному Самсонову.

— А потом все всплыло. Как раз вчера.

— Кто же проговорился?

— Загорский.

— Оператор?

— Да. Он не знал, что я в неведении, и упомянул об этом в разговоре как бы между прочим. Меня как обухом по голове ударили. Я не ожидал ничего подобного. Спросил у Светланы, правда ли это, она решила, что мне все рассказал Самсонов, и, когда тот появился, запустила в него стаканом. Она была взбешена, я видел, но это не значит, что она была способна на убийство.

— А что же она так осерчала?

— Просто все виделось ей иначе. Не так, как было на самом деле. Она думала, что меня просветил Самсонов. Наблюдал за нами все это время, словно ставил одну из своих передач, а потом взял и все в одночасье разрушил. Просто толкнул кубики, и вся пирамида рассыпалась. И Светлане показалось, что он специально вмешался, чтобы ее унизить и оставить ни с чем.