Первый тост был за всех нас. Его провозгласил Самсонов.

— Сегодня все отработали на пять баллов, — сказал он. — Это будет одна из лучших наших передач.

— А сколько сил? — мрачно осведомился Демин. — Еще парочка таких постановок — и нас объявят банкротами.

— Не прибедняйся, — засмеялся Самсонов. — Пока ты ходишь у нас в администраторах, я за нашу платежеспособность спокоен.

Никто не уловил двусмысленности этой фразы, кроме меня. Я покосился на Демина. Его лицо пошло пятнами.

— Я думаю, это хороший путь, — как ни в чем не бывало сказал Самсонов. — Вот такие масштабные постановки добавят нам зрителей.

— Неплохо бы, — мрачно произнес Загорский. — А то скоро нам на пятки начнут наступать.

— Кто?

— На питерском канале, как я слышал, что-то подобное сейчас снимается.

Самсонов благодушно засмеялся и махнул рукой.

— Не только там, — сказал он. — И здесь, в Москве, я знаю, конкуренты не дремлют. Но это все несерьезно, слабоваты они против нас.

В его словах не было ни спеси, ни самолюбования. Только вера в свой талант и в свои силы.

— А что с Алекперовым? — вспомнила Светлана.

— Ничего, — ответил Самсонов.

Какая-то тень пробежала по его лицу. Все-таки что-то там было у них с Алекперовым, безусловно. Просто он не хотел посвящать нас в подробности.

Загорский придвинул ко мне блюдо с тонко порезанной осетриной. Он явно взял надо мной шефство. Я благодарно ему кивнул.

— Что следующее снимаем? — вернулась к текущим заботам Светлана.

Самсонов пожал плечами:

— Пока точно не знаю. Есть задумки, но надо бы повременить.

— Почему? — осведомился мрачный Демин.

— Я люблю, чтобы во мне все утряслось, мой план принял законченный вид.

— В ближайшую неделю не будет съемок? — уточнил Загорский.

— Нет.

— Значит, я могу лететь в Германию?

— Нет, — все так же спокойно ответил Самсонов и посмотрел на собеседника внимательным и чуточку насмешливым взглядом, словно проверяя, как тот в эту минуту себя чувствует.

Загорский, судя по затянувшейся паузе, чувствовал себя не очень, хотя по причине врожденного благородства он никак это не проявил.

— Съемок нет; но работа остается работой, — пояснил Самсонов.

Только теперь я понял, как прав был Константин Евгеньевич, говоря о взаимной неприязни этих двух людей. Сейчас я видел, что Самсонов действительно недолюбливает Загорского, хотя мне была неведома причина такого отношения. Была в словах Самсонова какая-то тонкая издевка, которую, возможно, не уловил Леха Кожемякин, но остальные, безусловно, все прекрасно поняли; Я видел, как едва заметно подрагивала вилка в руке Загорского, и мне было искренне его жаль.

— И чего людей тянет по заграницам? — нарушил неприятную тишину бесхитростный Кожемякин.

И снова вилка в руке Загорского дрогнула, но он сдержал себя. Самсонов усмехнулся каким-то своим мыслям, поднялся и ушел наверх, никому ничего не объясняя. Тишина, повисшая над столом, действовала на меня угнетающе. Я поднялся и вышел на кухню, якобы за солью, но мне просто хотелось побыть одному. Мое одиночество не продлилось долго, потому что появился Загорский. Он был спокоен, но немного бледен.

— Это действительно так важно? — сочувствующе поинтересовался я.

— Что важно, Женя?

— Ваша поездка в Германию.

— В общем, да. — Он печально улыбнулся. — Но почему Самсонов так неуступчив?

Загорский остановился прямо передо мной и долго меня рассматривал.

— Потому что у него такой характер, — пояснил он после бесконечно долгой паузы. — Он по натуре человек злой.

Я не мог принять это утверждение как аксиому и хотел было возразить, но Загорский не дал мне этого сделать.

— Злой; злой; — с печальной уверенностью в голосе подтвердил он, — Он обо всех нас много чего знает и поэтому наблюдает за нами с насмешливым, но холодным интересом.

Вот тут я с ним был согласен. И сам не раз замечал этот изучающий взгляд Самсонова.

— Взять хотя бы твои отношения со Светланой…

А что такое? — ощетинился я.

— Даже то, что Самсонов демонстративно делает вид, что это его не касается, кажется мне унизительным. Он поднялся над всеми нами…

— Нет уж, давайте закончим со мной и Светланой, — прервал я его.

— А что — есть проблемы?

— Ну конечно. При чем тут Самсонов? Какое он отношение имеет ко мне и Светлане?

Загорский посмотрел на меня долгим взглядом и сказал:

— Надеюсь, ты знаешь о том, что Светлана — жена Самсонова?

Вас когда-нибудь били по голове? Сильно, чтоб искры из глаз? Вот примерно так со мной и было. Я захлебнулся воздухом и забыл, что значит дышать. Весь мир для меня сфокусировался во взгляде Загорского. Альфред смотрел на меня с состраданием и раскаянием.

— Прости, — донесся до меня его едва слышный голос. — Я сказал лишнее, кажется.

Большего потрясения в своей жизни я не испытывал. Будь я женщиной — хлопнулся бы в обморок.

— Они не живут сейчас вместе, — попытался вернуть меня к жизни Загорский. — Так что их брак — чисто формальный. — Он протянул руку и осторожно погладил меня по щеке. — Не надо переживать, Женя. И прости меня, пожалуйста.

Его лицо я видел сейчас близко-близко.

— Это жизнь, — прошептал Загорский. — А жизнь — она разная.

У него было горячее дыхание. И такие же горячие губы. Он осторожно целовал меня, придерживая мою голову своими сладковато пахнущими ладонями, и я даже не сразу сообразил, что происходит. А когда очнулся, меня почему-то обуял такой ужас, что я рванулся и с силой оттолкнул Загорского от себя. Он сделал два неверных шага, но удержался на ногах.

— Женя! — прошептал он. — Ну что ты, мальчик?

У него горели глаза, и ворот дорогой рубашки был распахнут.

— Не подходите! — пробормотал я, глядя на него с ужасом и отвращением.

— Браво! — раздался голос Самсонова.

Он стоял в дверях и дурашливо хлопал в ладоши. Мне стало нестерпимо стыдно. И Загорский, как я видел, тоже поник.

— Ты уже взрослый, — сказал мне Самсонов. — Доказал это. А я все думал — сумеешь ли сделать выбор.

Он сделал небрежный жест рукой.

— Выйди! — Это мне. — Я хочу поговорить с Альфредом.

Я вышел из кухни и плотно прикрыл за собой дверь. Но тут же услышал звук пощечины. Я еще пару секунд сомневался — надо ли возвращаться, потом решился и приоткрыл дверь.

Загорский, скорчившись от нестерпимей боли, упал на колени. Он был очень жалок в эту минуту, и ничего аристократического в нем я не обнаруживал. Самсонов возвышался над ним, покачиваясь с пятки на носок.

— Я тебя насквозь вижу. козел, — сказал Самсонов добрым до неприличия голосом. Он обернулся и увидел меня. — Уйди. Здесь дяди разговаривают.

Я вернулся в комнату, где за столом одиноко сидела Светлана. Я сел напротив, чувствуя закипающее внутри меня бешенство.

— Где ты был? — спросила Светлана.

— Пусть тебе муж отчеты пишет, — огрызнулся я, уже почти себя не контролируя.

Она взглянула на меня с удивлением и тревогой. — Это правда?

— Что? — не поняла она.

— Насчет тебя и Самсонова.

Она изменилась в лице. Значит, правда.

— Сука! — сказал я. — Зачем же ты меня таким идиотом выставила?

Она судорожно всхлипнула и закрыла лицо руками. Сейчас забьется в истерике. Но мне ее совсем не было жаль, Я поднялся из-за стола, но уйти не успел, потому что появился Самсонов.

— О! — театрально закатил он глаза. — Какие страсти!

Светлана повернула к нему залитое слезами лицо.

— Ты подонок! — выкрикнула она. — Холодный и циничный мерзавец.

Вскочилаи запустила хрустальным стаканом в Самсонова, он едва успел увернуться.

— Хочешь, чтобы, всегда все было по-твоему. Вмешиваешься в чужую жизнь, лезешь в душу грязными руками…

Семейная ссора — невыносимое зрелище. Я вышел из дома. Цвет неба уже потерял яркость — первый признак приближающегося вечера. Я поднял лицо к небу и долго рассматривал редкие облака с розовыми брюшками. Мне было неуютно и одиноко. Хотелось вернуться в Москву и позвонить Марине. Хотя бы просто поболтать с ней, если уж она не сможет ко мне приехать.