Папа погладил меня по голове и сказал, что мама права. Очень опасно приводить домой собак. Они могут оказаться бешеными, начнут кусаться, а потом — бац! — у них изо рта пойдет пена, и мы все заболеем бешенством. А когда я стану постарше, то нам в школе расскажут про Пастера — он изобрел лекарство и облагодетельствовал человечество: теперь от бешенства можно вылечиться, только это очень больно.

Но я ответил папе, что Рекс не болен, он хорошо ест и жутко умный. Тогда папа посмотрел на Рекса и почесал ему голову, как он это иногда делает мне.

— Эта собачка и правда выглядит совершенно здоровой, — сказал папа.

И Рекс лизнул ему руку. Папе это очень понравилось.

— Какой милый песик, — сказал он. Потом он протянул другую руку и приказал:

— Лапу, дай лапку, ну же, давай скорее лапку!

И Рекс дал ему лапку, а потом лизнул руку и снова почесал себя за ухом. У него была масса дел. Папа очень смеялся и сказал:

— Ладно, подожди меня здесь, я попробую уговорить маму.

И он пошел в дом. Все-таки у меня самый лучший папа! Пока он уговаривал маму, я играл с Рексом. Он встал передо мной на задние лапы и немножко послужил. Только у меня не было для него никакой еды, поэтому он снова стал чесать себя за ухом. Просто потрясная собака! Когда папа вышел из дома, он выглядел слегка смущенным. Он сел рядом со мной, почесал мой затылок и сказал, что мама не разрешает взять собаку домой. Особенно после случая с креслом. Я уже собирался разреветься, как вдруг мне пришла замечательная мысль. Я сказал, что если мама не разрешает взять собаку в дом, можно, чтобы она жила в саду. Папа на минутку задумался, а потом сказал, что это неплохая идея. В саду Рекс не сможет ничего испортить, и мы прямо сейчас построим ему будку. Я даже запрыгал от радости. Мы отправились на чердак за досками, и папа притащил свои инструменты. Рекс же в это время принялся есть бегонии. Но ведь это не так страшно, как кресло в гостиной, потому что бегоний у нас гораздо больше, чем кресел.

Папа начал разбирать доски.

— Вот увидишь, мы сделаем ему великолепную будку, настоящий дворец! — сказал он.

— А потом, — добавил я, — мы научим его всяким штукам, и он будет сторожить дом.

— Вот именно, — согласился папа, — мы его выдрессируем, чтобы он не пускал посторонних, например Бельдюра.

Мсье Бельдюр — наш сосед, они с папой все время дразнят друг друга. Нам было так весело втроем: мне, папе и Рексу!

Только потом папа вдруг вскрикнул, потому что попал себе молотком по пальцу, и из дома вышла мама.

— Чем вы занимаетесь? — спросила она. Тогда я ей объяснил, что мы с папой решили, чтобы Рекс жил в саду, там ведь нет кресел. И папа ему строит будку. А потом он научит Рекса кусать мсье Бельдюра, чтобы того позлить. Папа молчал, сосал палец и смотрел на маму. Мама очень рассердилась. Она сказала, что не потерпит у себя это животное.

— Вы только посмотрите, что этот зверь сделал с моими бегониями!

Рекс поднял голову, завилял хвостом, подошел к маме и встал на задние лапы. Мама взглянула на него, потом наклонилась и погладила по голове, а Рекс лизнул ей руку. В это время в калитку позвонили.

Папа пошел открывать, и в сад вошел какой-то господин. Он посмотрел на Рекса и сказал:

— Кики! Наконец-то! Я тебя обыскался!

— Но, мсье, объясните, наконец, что вам нужно? — спросил папа.

— Что мне нужно? — сказал господин. — Мне нужна моя собака! Кики убежал от меня во время прогулки, и мне сказали, что видели, как какой-то мальчик повел его сюда.

— Это не Кики, это Рекс, — сказал я. — И мы с ним будем ловить бандитов, как в фильме, который я смотрел в прошлый четверг. И еще мы его будем дрессировать, чтобы дразнить мсье Бельдюра!

Но Рекс, похоже, очень обрадовался и прямо прыгнул на руки к господину.

— Как вы докажете, что собака ваша? — спросил папа. — Она была без хозяина!

— А ошейник? — ответил господин. — Вы что, не заметили на ней ошейника? Там есть мое имя: Жюль Жозеф Трампе и адрес. Право же, мне следует подать на вас жалобу! Бедняжка Кики, пойдем скорее отсюда!

И господин ушел, унося Рекса.

Мы стояли оцепеневшие. А потом мама вдруг заплакала. Тогда папа стал ее утешать. Он ей пообещал, что очень скоро я приведу другую собаку.

А у нас — новенький! После обеда учительница вошла в класс с мальчиком, рыжим-прерыжим, а по всему лицу веснушки, и глаза синие, как тот шарик, который я проиграл вчера на перемене, потому что Мексан сжульничал.

— Дети, — сказала учительница, — познакомьтесь. Это ваш новый товарищ. Он иностранец, и родители отдали его в нашу школу, чтобы он научился говорить по-французски. Надеюсь, что вы мне поможете и подружитесь с ним.

Потом учительница повернулась к новенькому:

— Скажи своим товарищам, как тебя зовут. Новенький ничего не понял и улыбнулся. Тут мы увидели, что у него жутко большие зубы.

— Везунчик! — сказал Альцест, мой друг, он очень толстый и все время жует. — Такими зубами можно сразу столько откусить!

Новенький стоял и молчал, а потому учительница сама сказала, что его зовут Жорж Макинтош.

— Yes[2], — подтвердил новенький, — Джордж.

— Простите, мадемуазель, — сказал Мексан, — так как же его зовут? Жорж или Джордж?

Учительница объяснила, что его зовут Жорж, но на его родном языке это имя произносится как Джордж.

— Ну ладно, — сказал Мексан, — мы будем его звать Жожо.

— Нет, — заспорил Жоаким, — правильно говорить Джоджо.

— Помолчи, Джоаким, — сказал Мексан.

И учительница их обоих поставила в угол.

Учительница посадила Джоджо с Аньяном. Аньян сразу насторожился. Он первый ученик в классе и любимчик, а потому опасается новеньких: вдруг они теперь станут первыми учениками и любимчиками? С нами-то он знает, что может быть на этот счет спокоен.

Джоджо сел и продолжал улыбаться во весь рот.

— Жаль, что у нас никто не говорит на его языке, — сказала учительница.

— Я обладаю некоторыми познаниями в английском, — скромно признался Аньян.

Но когда он показал свои познания, Джоджо только посмотрел на него и начал хохотать. А после постучал себя пальцем по лбу. Аньян очень обиделся, но Джоджо был прав. Потом мы узнали, что Аньян сказал, что у его костюма есть много денег, а садик его дяди больше, чем шляпка его тетушки. Аньян и правда псих!

После звонка мы все вышли на перемену, кроме Жоакима, Мексана и Клотера — они были наказаны. Клотер у нас последний ученик, и он не знал урока. Когда его вызывают к доске, то потом всегда оставляют на перемену в классе.

Во дворе мы окружили Джоджо и стали задавать ему всякие вопросы, а он в ответ улыбался и показывал свои зубы. Потом он вдруг заговорил, только мы ничего не поняли. У него получалось одно «уаншуиншуан» и все.

— Ясно, — сказал Жоффруа, который часто ходит в кино на иностранные фильмы, — он не озвучен на французский. Ему требуются титры.

— Давайте я попробую переводить, — предложил Аньян, он все еще хотел применить свои познания.

— Да ты же псих! — засмеялся Руфус.

Новенькому это очень понравилось. Он ткнул пальцем в Аньяна и сказал:

— О-о! Психпсихпсих! — Он был очень доволен.

Тут Аньян заплакал и отошел. Он всегда чуть что начинает плакать. Джоджо нам все больше нравился. Парень что надо! Я даже угостил его куском шоколадки, она у меня осталась от завтрака.

— А каким спортом занимаются в твоей стране? — спросил Эд.

Джоджо, конечно, ничего не понял и продолжал повторять: «Психпсихпсих». А Жоффруа за него ответил:

— Дурацкий вопрос, у них там все играют в теннис!

— Сам дурак! — крикнул Эд. — Не с тобой говорят!

— Сам дурак! Психпсихпсих! — засмеялся новенький. Видно было, что ему с нами очень весело.