— Интересно почему? — спросил Эд.

— Да потому, что типография моя, вот почему! — сказал Мексан.

— Постойте-ка, — крикнул Руфус, он перестал драться и подбежал к нам. — Ведь это я придумал печатать газету, значит, директором буду я!

— Эй, ты! — сказал Жоаким. — Мы же с тобой дрались, а ты меня бросил, какой же ты после этого друг?

— Ты уже получил свое, — сказал Руфус. У него из носа капала кровь.

— Не смеши меня, пожалуйста, — сказал Жоаким. Он весь был исцарапан. И они снова принялись драться прямо рядом с Альцестом и Клотером.

— Ну-ка повтори, какие у меня пальцы! — кричал Альцест.

— У тебя все пальцы в масле! У тебя все пальцы в масле! У тебя все пальцы в масле! — кричал Клотер.

— Если не хочешь получить в нос, Мексан, — сказал Эд, — то директором буду я.

— Так я тебя и испугался! — сказал Мексан.

А мне показалось, что он и правда испугался, потому что, когда говорил, то тихонько пятился назад. Тут Эд его толкнул, и типография со всеми буквами упала на землю. Мексан покраснел и бросился на Эда. Я хотел собрать буквы, но Мексан наступил мне на руку. И тогда Эд немного посторонился, а я врезал Мексану. А тут пришел Бульон (наш воспитатель, только настоящее имя у него другое) и начал нас разнимать. И тогда случилось ужасное, он забрал типографию. Он сказал, что все мы бездельники, и оставил нас после уроков. Потом он пошел звонить на урок и вернулся, чтобы отнести Аньяна в медицинский кабинет, потому что его стошнило. У Бульона жутко сколько дел!

А газету мы так печатать и не будем. Бульон сказал, что до летних каникул типографию не отдаст.

Ну и пусть, все равно нам нечего было печатать в этой газете. Ведь у нас не происходит никаких интересных событий!

Я был дома и играл мячом в гостиной. Вдруг — бум! Оказывается, я разбил розовую вазу. Сразу же прибежала мама, а я заплакал.

— Никола, — сказала мама, — ты же прекрасно знаешь, что с мячом дома играть нельзя! Видишь, что ты натворил: разбил розовую вазу! Ты же знаешь, как папа любит ее! Вот он придет, и ты сам ему скажешь. Пусть он тебя накажет, может быть, это послужит тебе хорошим уроком!

Мама собрала с ковра осколки вазы и ушла на кухню. А я продолжал плакать, потому что если пала узнает про вазу, у меня будут всякие неприятности.

Когда папа пришел с работы, он уселся в свое любимое кресло, открыл газету и начал читать. Мама позвала меня на кухню и спросила:

— Ну как, ты сознался папе, что натворил?

— Я не хочу ему говорить! — объяснил я и снова заплакал.

— Ох, Никола! Ты же знаешь, что я этого не люблю, — сказала мама. — Нельзя быть таким трусишкой. Ты уже большой мальчик. Сейчас же иди в гостиную и все расскажи папе!

А я точно знаю, если мне говорят, что я большой мальчик, жди неприятностей. Но мама смотрела на меня очень строго, поэтому я пошел в гостиную.

— Пап… — сказал я.

— Угу? — сказал папа. Он продолжал читать газету.

— Я разбил розовую вазу, — быстро сказал я, а в горле у меня застрял большой ком.

— Угу… — сказал папа. — Очень хорошо, дорогой. Иди играй.

Я вернулся в кухню очень довольный, а мама спросила:

— Ну как, ты сказал папе?

— Да, сказал, — ответил я.

— А что он сказал? — спросила мама.

— Он сказал, что это очень хорошо, мой дорогой, и чтобы я шел играть, — ответил я.

Почему-то маме это не понравилось.

— Ничего себе! — сказала она. И пошла в гостиную.

— Так вот как ты занимаешься воспитанием ребенка? — спросила мама.

Папа оторвался от газеты и удивленно посмотрел на маму.

— О чем ты? — спросил он.

— Ну уж нет! Не смотри на меня невинными глазами, — сказала мама. — Конечно, ты предпочитаешь спокойно читать газету, а воспитание ребенка предоставляется мне.

— Действительно, — сказал папа, — я бы хотел спокойно почитать газету, но, видимо, в нашем доме это невозможно.

— О да, конечно! Мсье любит комфорт! Домашние тапочки, газета…, а вся черная работа достается мне! — крикнула мама. — А потом ты удивляешься, что твой сын отбился от рук.

— Но скажи же, наконец, чего ты от меня хочешь? — крикнул пала. — Тебе надо, чтобы я, не успев переступить порог, начинал пороть ребенка?

— Ты не хочешь брать на себя ответственность, — сказала мама. — И вообще, семья тебя совсем не интересует.

— Этого еще не хватало! — закричал папа. — Я работаю, как вол, терплю все прихоти моего начальника, отказываю себе во многих удовольствиях, лишь бы ты и Никола ни в чем не нуждались…

— Я же тебя просила не говорить о деньгах при ребенке, — сказала мама.

— Нет, в этом доме меня сведут с ума! — крикнул папа. — Но я положу этому конец! Я положу этому конец!

— Моя мама меня предупреждала, — сказала мама. — И почему я ее не послушалась?

— Ага! Твоя мама! А я-то все ждал, когда же ты наконец о ней заговоришь, — сказал папа.

— Оставь в покое мою маму, — закричала мама. — Я запрещаю тебе говорить о ней!

— Но ведь это не я… — сказал папа, и тут позвонили в дверь.

Оказалось, что пришел мсье Бельдюр, наш сосед.

— Я зашел узнать, не хочешь ли ты сыграть со мной партию в шашки, — сказал он папе.

— Вы пришли как раз вовремя, мсье Бельдюр, — сказала мама. — Вы можете рассудить, кто из нас прав. Как вы считаете, должен ли отец принимать активное участие в воспитании своего сына?

— Что он об этом знает? У него же нет детей! — сказал папа.

— Ну и что же, что нет, — сказала мама, — у зубных врачей, например, никогда не болят зубы, это не мешает им быть зубными врачами.

— С чего ты взяла, что у зубных врачей никогда не болят зубы? — сказал папа. — Ну насмешила!

И он расхохотался.

— Вот видите, вот видите, мсье Бельдюр! Он просто издевается надо мной! — крикнула мама. — Вместо того чтобы заниматься своим сыном, он пытается острить! Что вы теперь скажете, мсье Бельдюр?

— Я вижу, что в шашки мы сегодня играть не будем, — сказал мсье Бельдюр. — И ухожу.

— Ах нет! — сказала мама. — Раз уж вы здесь, то останьтесь, пока мы не закончим этот разговор!

— Еще чего! — сказал папа. — Этого психа никто не звал, и ему тут нечего делать.

— Послушайте… — начал мсье Бельдюр.

— О-о! Все вы мужчины одинаковы! — сказала мама. — Вы всегда заодно. И вообще, лучше бы сидели дома, чем подслушивать под дверьми у соседей!

— Ну ладно, — сказал мсье Бельдюр, — мы сыграем в шашки в другой раз. Всего хорошего. До свидания, Никола! — И мсье Бельдюр ушел.

Я очень не люблю, когда мама с папой ссорятся. Но мне нравится, как они мирятся. И на этот раз все было как обычно. Мама начала плакать. Тогда у папы сразу стал виноватый вид, и он сказал:

— Ну не надо, успокойся…

И потом он поцеловал маму и сказал, что он свинья и скотина. А мама сказала, что была не права. А папа сказал, что это он был не прав. И они засмеялись, а потом поцеловались и поцеловали меня. И сказали, что все это пустяки. И мама пошла жарить картошку, и обед прошел очень весело, все улыбались друг другу. А потом папа сказал:

— Знаешь, дорогая, мне кажется, мы были не слишком приветливы с этим беднягой Бельдюром. Я позвоню ему и позову на чашечку кофе и партию в шашки.

Когда мсье Бельдюр пришел, он недоверчиво спросил:

— А вы не начнете снова ссориться?

Но папа и мама засмеялись. Они взяли его с двух сторон под руки и повели в гостиную. Папа поставил на столик коробку с шашками, а мама принесла кофе.

Вдруг папа повернул голову и сказал удивленно:

— Вот это новости! А куда делась розовая ваза?