Городская земля имела ряд неудобств: болота, трясины, балчуги, русла речушек, овраги. На них не строили постоянные жилища. Такую землю использовали лишь в утилитарных целях: под огороды, свалки, сбросы мусора и снега, амбары. Часто на них устраивались и кладбища. Вдоль Кремлевской стены на заросших кустарником склонах Неглинки москвичи хоронили своих собак и кошек.

Тогда основное население города состояло из мелочных торговцев, военных низших чинов, служилых и приказных людей, мелких ремесленников, приезжих крестьян. Все они жили во дворах с бревенчатыми избами, хозяйственными постройками, с небольшими земельными участками. По счету их было (по предположениям исследователя начала ХХ века Е. Звягинцева) не менее 20 тысяч.

Между соседними слободами — стрелецкими, кузнецкими, ямскими, кожевницкой, мясницкой, котельной, плотничьей, сыромятной и другими — лежали неосвоенные порожние земли.

Деревянные избы были небольшими. В целях экономии тепла морозными зимами окна в них делали настолько маленькими, что в жилищах царил полумрак. В старину почти все москвичи имели в домах скотину. Воздух в помещениях из-за тесноты и скученности был спертым.

Из-за антисанитарии по Москве очень быстро распространялись эпидемии, была высокая смертность. Городское население выживало лишь за счет высокой рождаемости: из большого количества детей хоть кто-то оказывался здоровьем крепче других и мог продолжить в дальнейшем родовую династию. О пожарах как о страшном московском стихийном бедствии писано так много, что частый их разгул дал основание москвоведам впоследствии утверждать, что «история Москвы есть история пожаров». Иностранные гости Москвы удивлялись, что москвичи выходили на борьбу с огнем не с водой, а с топорами. Горящие бревна изб растаскивались, дома разрушались, чтобы уменьшить силу пожара, для локализации его.

Еще издавна на проживание в Москву стремились богатые купцы. Их усадьбы были хорошо обустроены, имели сады и огороды. После народных волнений, на рубеже XVII–XVIII веков Петром I было казнено большое количество стрельцов, многие тысячи оставшихся в живых с семьями были высланы из Москвы. Вначале дворы изгнанных стрельцов были заброшены, но вскоре началась щедрая раздача их запустевших земель дворянам. Участки поступали в распоряжение господ бесплатно, лишь с обязательством о ежегодной уплате в казну оброка в 4–8 алтын с каждой сажени ширины двора по линии улицы. Прошло некоторое время, и эти взносы перестали выплачиваться. Различия между землями стрелецкими и белыми (освобожденными от налогов) постепенно исчезли. Дворяне стали смотреть на свои новые приобретения как на исконную собственность.

В начале царствования Петра I московские казенные и дворцовые слободы претерпели ряд изменений или вовсе распались. То были Хамовные, Кормовые, Кисловская, Барашская, Псаренная и другие слободы. А в связи с упразднением царем патриаршества захирели и патриаршие слободы.

Не сладкое время настало и для черных слобод посадского населения. Так, по сообщениям Камер-коллегии за 1713 год, «дворовое число» посадских людей в Москве за десятилетие сократилось с 7047 дворов до 2737. «Черные» слободские земли переходили к отдельным дворянам.

Частые пожары добавляли бед хозяйствам обывательских слобод. Особенно истребительны были буйства стихии в 1712, 1737 и 1748 годах.

А в 1770–1771 годах Москву посетила страшная чума. За один год из 12,5 тысячи московских дворов в 3 тысячах жители вымерли полностью. В основном чума косила бедное население. Богатые, выехав из города, могли переждать бедствие где-то на стороне.

Надо отметить, что правительством было намечено с 1753 года перестраивать деревянную Москву в каменную. Состоятельные жители строили в Москве добротные каменные дома с солидными заборами, с брандмауэрами. Выравнивались и расширялись улицы.

Екатерининский указ 1775 года отдавал московские земли владельцам в вечное и потомственное владение. Часть таких земель попала к фабрикантам, откупщикам, богатым торговцам.

Московские мануфактуры во второй половине XVIII века стали крупнейшими в России. И хотя купеческие усадьбы были довольно обширными, они, обычно по сравнению с дворянскими владениями, имели меньшие размеры. Их число было не столь велико.

Тесные маленькие дворы простонародья соседствовали с просторными усадьбами. Ютились ремесленники, мелкие торговцы, чиновники, духовенство, фабричный люд, отставные военные. Порой они же сдавали свои комнаты или «углы» внаем приезжим или бесквартирным жильцам.

В слободской Москве, за пределами ближнего к Кремлю посада, к 1793 году оказался всего 8351 двор (тогда как в XVII веке их насчитывалось не меньше 20 тысяч). Ко второй половине XVIII века Москва расширилась по территории, по сути являясь дворянским городом.

Именно дворянская усадьба стала преобладающим типом дворового владения в Москве. В 1793 году только у титулованных московских дворян (князей, графов, баронов) числилось 507 городских владений.

В каждой дворянской усадьбе кроме барского дома (особняка с флигелями), несмотря на принадлежность к городу, непременно был сад, часто пруд (природный или копаный), конюшня для нескольких лошадей, амбар, погреба, сараи, людские избы, кухня, баня и прочие подсобные строения.

В это время Москва считалась тихим городом, с патриархальным спокойным течением жизни и укладом. Она любила праздники, гостей, роскошь, театральные и прочие развлечения. Перезвон колоколов украшал древнюю столицу.

Жизнь в самой Москве мало чем отличалась от обывательского быта в сельских подмосковных пригородах. В это время родилась и дошла до наших дней поговорка о Москве, что она подобна большой деревне. Эту «деревню» все ее «деревенские» до сих пор не перестают любить и холить.

По народным преданиями, первым хозяином Москвы был боярин Кучка. Однако основателем города считается владимиро-суздальский князь Юрий Владимирович Долгорукий. Впервые его имя упоминается в Ипатьевской летописи в 1147 году. Долгорукому в 1950-х годах, в ознаменование 800-летия Москвы, напротив дома московского генерал-губернатора (Тверская улица, 13) был установлен конный памятник, чрезвычайно напоминающий европейцам итальянского кондотьера.

Московское население строило жилье на Боровицком холме, в Кремле, до 1467 года обнесенном бревенчатыми стенами. Кремль, со всех сторон окруженный водой и рвами, имел вид неприступного замка.

Интересно: в недавних раскопках у Красной площади, на улице Ильинке, археологи обнаружили древние пласты пахотной земли. В непосредственной близости от Кремлевской крепости велось сельское хозяйство.

Внутри Кремля кипела обычная городская жизнь. Здесь с лучами солнца вставали, а с закатом ложились спать митрополиты и князья, бояре и духовенство и, конечно, простые обыватели.

До основания Иваном Калитой со святителем Петром Кремлевского Успенского собора (1326 год) на Боровицком холме стояла церковь Рождества Иоанна Предтечи.

Предтеченская (Предтечевская) церковь считалась древнейшей в Москве. Она стояла на Боровицком гребне в юго-западной его части, в центре тогда еще треугольного города. До начала в Москве каменного строительства церковь, как и все окружавшие ее постройки, была деревянною.

Когда город стал заимствовать некоторые традиции Константинополя, московскую церковь нарекли по имени Иоанна Предтечи: ее тезка стояла в Царьграде.

Предтеченская церковь до основания Успенского собора была соборной, приходской. К ней относились и дворы: Великокняжеский и митрополита святителя Петра. Церковь горожане иногда называли «что на Дворце», или «что на Петровом дворе». А из-за близости к царским конюшням — «Что у государевых (или Аргамачьих) конюшен». Около конюшен и церкви стояла и Конская аптека — первая русская ветеринарная аптека.