Семик был любимым праздником, особенно у девиц. Его равняли с зимними святками и вместе с Троицыным днем называли «зелеными святками».
В древнем Киеве при гаданиях на Семик и девицы и бабы сквозь сплетенные из цветов и зелени венки целовались с парнями и мужчинами. Потом эти венки бросали в воду и загадывали желания.
Когда к власти пришла Елизавета Петровна, она велела закрыть в Москве все божедомки и указала быть кладбищам вне города, о чем после нее Екатерина II издала специальный указ. С этих времен поминовение несчастно умерших, кроме самоубийц, велено было проводить не в семицкий четверг, а в субботу, накануне Троицына дня. Поэтому следы Семика можно было еще многие годы встретить лишь в некоторых отдаленных русских деревнях и селах.
Как же праздновался Семик в древней столице России?
В этот день с самого раннего утра на всех улицах появлялись возы с березками, привозимыми в город подмосковными крестьянами. Это была какая-то березовая стихия, которая вдруг охватывала весь город. Березками украшались не только частные квартиры, но и различные учреждения, общественные здания.
Семик считался полупраздником, потому что с полудня прекращались все работы. На улицах появлялись группы разряженных фабричных и мастеровых. Они отправлялись на городское гулянье в Марьину рощу (которая после наполеоновского нашествия претерпела значительные изменения, поредела). Роща славилась и удивляла обширностью, своими громадными березами.
Парни и девушки шли отдельными группами. Впереди каждой несли березку, убранную лентами. Передовой с деревцем в руках служил в то же время и запевалой, а все остальные составляли хор.
Ой, ой, Семик-Троица,
Туча с громом сговаривалась:
Пойдем, гром, погуляем с тобой! —
пелось по окраинным лесам, долинам, в прибрежье.
Храм Христа Спасителя у Волхонки
Некоторые богатые московские домовладельцы покупали в Семик и на Троицу в свои дома не по одной березке или букеты ветвей, а, бывало, десятки стволов. Их дома были сплошь утыканы молодыми деревцами. Многие разумные люди того времени восставали против злодейского уничтожения березовых рощ под Москвой. Москвичи с грустью наблюдали за ежегодным обмельчанием березовой Марьиной рощи. Священники и журналисты призывали не выламывать в ней деревья. Но специального указа к запрету того, до отмены празднования самого Семика, не было.
И пришли годы, когда роща, как таковая, совсем исчезла: по ее территории с середины XIX века прошло несколько путей железных дорог…
В «зеленый праздник» — Троицын день — все церкви на Руси громко звонили в колокола. К этому звону и к аромату зелени присоединялся аппетитный запах сдобных пирогов, жареных кушаний. Хозяйки угощали домочадцев праздничным обедом.
Поселяне, нагулявшись, после дня Троицы активно приступали к великой крестьянской страде. «Гулять — гуляй, а дела не забывай», — говорили в народе.
Прощание
В начале 1699 года перед своим отъездом на юг России, где стояли русские Преображенский, Семеновский и Бутырский полки, Петр I дружески и горячо простился со своим другом Францем Лефортом. Лефорт был нездоров, и Петр ежедневно из Воронежа посылал в Москву курьеров, чтобы те сообщали о его здоровье. Лефорт страдал от старых ран.
1 марта настал последний день в жизни Лефорта. Чувствуя приближение смертного часа, он велел играть тихую мелодию и читать вслух оду Горация к Делию. В этой оде беспечный поэт-философ, вспоминая о смерти, говорил, шутя:
Пусть смерть зайдет к нам ненароком,
Как добрый, но нежданный друг!
При получении грустного известия из Москвы Петр I воскликнул, заливаясь слезами: «Я лишился наилучшего друга, и в такое время, когда он наиболее мне был нужен… На кого положусь теперь?» Царь срочно поскакал в Москву, где 10 марта состоялись торжественные похороны первого русского адмирала.
Церемония похорон проводилась по-европейски. Ее описал И. И. Голиков. В этой истории можно обратить внимание на некоторые любопытные моменты. Голиков представил очень подробную картину похорон, в которой пронумеровал группировки церемонии по порядку следования.
1. Три полка морских, или служивших во флоте, солдат (каждый по 2500 человек) и один Лефортовский полк шли по 6 рядовых в шеренге. Перед каждою ротою — пешие офицеры с алебардами, обвитыми черным флером, и с черными шарфами. Перед каждым полком — по 10 полковых музыкантов, игравших печальную музыку. Черные барабаны издавали глухие звуки. Древки знамен были обвиты черным крепом с концами, влачившимися по земле.
2. Большое знамя — государственный штандарт, с древком в черном крепе несли 2 штаб-офицера.
3. Далее шел в глубоком трауре сам Петр Великий. Он имел в руке эспантон, обвитый крепом.
4. За Петром ехал полковник на лошади, покрытой черным сукном, с начальничьим жезлом, за ним на лошадях же два литаврщика, два гобоиста и 4 трубача, издававшие томные звуки. Все инструменты были черные.
5. Двух парадных лошадей Лефорта, под черным сукном с блестящими золотыми на нем гербами адмирала, вели конюшие.
6. Пеший генерал-майор, дворецкий Лефорта, за которым развевались два знамени: одно — фамильное Лефорта с изображением на нем золотого в красном поле герба, другое — генерал-адмиральское. У этих знамен древки были увиты крепом. Первое знамя несли два офицера Лефортовского полка, а другое — два морских капитана.
7. Далее шли семь офицеров, несших на черных бархатных с серебряными галунами подушках шарф Лефорта, золотые шпоры, перчатки, шпагу, шишак, латы, щит и трость.
8. Любимую полевую лошадь Лефорта под черным сукном вел главный конюший Лефорта. За нею офицер нес полевой штандарт Лефорта с древком в черном крепе.
9. Латник шествовал в полном вооружении с обнаженным мечом.
10. Четыре генерал-майора в ряд, за ними четыре полковника дивизии Лефорта. Все — в глубоком трауре.
11. Все ученики Морской академии (открытой в комнатах вновь отстроенной Сухаревской башни) и других заведенных Лефортом публичных школ, с их начальниками и учителями. Все — в трауре.
12. Три реформатских и два лютеранских пастора.
13. Гроб с телом покойного, обитый красным бархатом, украшенный золотыми гасами, серебряными кованными гербами его и скобами. Одр, на котором стоял гроб, был покрыт черным бархатом с золотыми гасами, кистями и бахромою. Гроб несли на плечах, меняясь каждые четверть часа, 28(!) полковников.
14. Племянник покойного Петр Лефорт в глубоком трауре и в длинной черной епанче. За ним 4 пажа Лефорта, в трауре.
15. Чрезвычайные иностранные послы в трауре: Цесарский и Бранденбургский. За ними в трауре резиденты и комиссары: Шведский, Датский и Бранденбургский.
16. В глубоком трауре вдову покойного вели под руки два генерала. Вдову сопровождали 24 знатнейшие дамы, поддерживаемые разными чиновниками. Все в трауре.
17. 24 боярина и все шведские генералы по старшинству в ряд, в трауре.
18. Морские и сухопутные штаб— и обер-офицеры и чиновники, в трауре.
19. Шествие заключали служители дома Лефорта, одетые в черное. Все люди были по-траурному одеты.
За всем порядком шествия наблюдали 4 церемониймейстера.
Церемонию сопровождали многочисленные жители Москвы, никогда не видевшие подобного великолепия при похоронах.
Гроб сперва был принесен в Реформатскую церковь. В ней при погребальном обряде проповедь на немецком языке читал священник этой церкви и духовник Лефорта Штумф (Стумпфиус).
По окончании проповеди гроб сопроводили тем же порядком до места погребения. Однако возникла неприятая ситуация во время шествия. Некоторые из бояр, досадуя, что иностранные резиденты и комиссары шли перед ними, заняли их передние места. Заметив то, Петр разгневался и приказал восстановить прежний порядок.