Поначалу здесь лечились гражданские и военные люди, но с годами госпиталь стал специализированным на военных. В него поступали те, кто принадлежал к военному ведомству, а также жены низших воинских чинов. Палаты были строго разделены на отделения по роду заболеваний и по другим признакам. Госпитальная аптека помогала преодолевать недуги местным московским жителям.

О значимости для России Московского госпиталя можно судить по числу больных, находившихся здесь после реконструкции зданий, проведенной в 1798 году. В это время пациентов насчитывалось более 4 тыс. человек. В Лефортовском госпитале образовался некоторый мини-городок, где шла своя, обособленная жизнь.

Одной из достопримечательностей этой жизни являлся свой театр.

После первого пожара госпиталя (10 апреля 1721 года), в котором дотла сгорели все его постройки и школа, чтобы занять учеников-хирургов делом, доктор Бидлоо решил устроить с ними как с артистами любительский театр. Несколько представлений этого театра посетили император и императрица со свитами, а также иностранные представители.

В 1722 и 1723 годах при возвращении Петра I из Персидского похода Бидлоо показал в своем госпитале представления комедий. Первый спектакль «Слава Российская» прошел в присутствии императора с супругой, 18 мая 1724 года. Именно Персидский поход был отражен в содержании комедии. Это был последний поход императора, причем в нем участвовала и Екатерина I, к коронации которой была создана эта пьеса. Сама коронация состоялась 7 мая, но связанные с ней торжества продолжались еще несколько дней. Текст комедии «Слава Российская» был напечатан в «Чтениях в Императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете». Написал ее студент хирургии Журовский. Он, видимо, и дирижировал во время спектакля.

Полностью название представлялось так: «Слава Российская, действа Вседержавнейшаго Императора Всероссийска Петра Перваго, благодеяния России показавшаго и из неславы Славу Российскую сотворившаго, гласящая, в торжественный всероссийский Триумф Коронования всепресветлейшия Государыни Императрицы Екатерины Алексеевны действием персональным изображена в Московской Гофшпитале». Вся пьеса была написана по-русски, но автором были привлечены также латинские стихи из «Энеиды» Виргилия.

С начала основания Московского госпиталя театральные постановки здесь были нередки. Тогдашний бытописатель отмечал: «Лкарскiе въ Московскомъ гошпитал ученики въ старину также игрывали о масляниц комедiи въ гошпитальныхъ палатахъ, перегородя ихъ ширмами». А иностранец Берхгольц сообщал о спектакле в 1722 году: «29 декабря. Около пяти часов, по приказанию его высочества (голштинского герцога, при котором состоял Берхгольц), я с Тиком (видимо, с другом. — Т. Б.) отправился в театр, устроенный в госпитале тамошними учениками; но мы не могли туда добраться, потому что в театре ожидали Их Величеств, и стража никого не пускала до приезда Государя и Государыни. Но Альфред, приехавший после нас, дождался-таки прибытия Императора и, наконец, был впущен, когда сказал, что принадлежит к Голштинскому Двору. Император находился в театре до конца пьесы и, казалось, был очень доволен ею. Представление кончилось в 10 часов, продолжалось 4 часа».

4 января 1723 года Берхгольц также был в этом театре: «Когда мы приехали в театр в госпитале, то ввели нас в сарай до того узкий и невзрачный, что в Германии в таком давали бы только кукольные представления; там нашли мы несколько немецких дам и очень мало особ значительных. Комедия была играна молодыми людьми, которые изучали хирургию и анатомию под руководством доктора Бидлоо и никогда не видали настоящего театра. Сюжетом пьесы была „История Александра Македонского и Дария“, состояла она из 18 актов, из которых 9 давались в один раз, а остальные — на другой день; между антрактами были забавные интермедии. Эти последние были очень плохи и оканчивались всегда потасовкой. Пьеса была серьезного содержания, но исполнялась дурно; одним словом, все было плохо. Его высочество подарил молодым людям 20 рублей, а Император дал, со своей стороны, 30». Берхгольц, описывая коронационные торжества, упоминал о диспуте 26 мая и театральном представлении 28 мая в Славяно-греко-латинской академии, устроенных по тому же поводу.

Театральные представления в госпитале давались и в более поздние годы, например в 1742 году. Но репертуар остался почти неизвестным, кроме упомянутых пьес, еще была постановка о Тамерлане.

Ученики хирургии и анатомии любили искусство. Сам Бидлоо был знатоком и в медицине, и в изящных художествах. Он хорошо знал музыку, театральное дело, умел разводить сады, чертить планы для строений, устраивать триумфальные арки, фонтаны.

Петр Великий с удовольствием посещал госпиталь, проявляя особый интерес к хирургии (он также часто присутствовал при вскрытии Бидлоо трупов в анатомическом театре). В дружеских беседах с Николаем Ламбертовичем Петр I порой засиживался до полуночи. Можно не без основания предположить, что одной из тем этих встреч был госпитальный театр.

В 1721 году, когда была учреждена Медицинская канцелярия, Николай Бидлоо вошел в конфликт с поставленным в ее главе архиатером И. Б. Блументростом, который затребовал от этого врача подробных сведений о его госпитале и школе. Самолюбивый и до тех пор никому, кроме императора, не подчинявшийся, Бидлоо отказался отвечать на этот запрос. Однако после смерти Петра I был вынужден покориться…

Госпитальный театр был первый и единственный при русской больнице.

На главной аллее московского иноверческого кладбища «Введенские горы» находится интересный надгробный памятник. На ограде — разорванные кандалы. На камне-памятнике надпись: «Спешите делать добро». На протяжении долгих десятилетий на эту могилу постоянно приносят живые и искусственные цветы, зажигают русские и католические свечи.

Кто же этот человек, скончавшийся 16 августа 1853 года? Почему его так долго помнят?

Фридрих Иосиф Гааз, которого в России называли Федором Петровичем, родился 24 августа 1780 года вблизи Кельна, в старинном городке Мюнстерэйфеле, где его отец работал аптекарем. Фридрих учился в Иенском университете, в Вене окончил курс медицинских наук. Он еще отдельно занимался глазными болезнями.

Гааз вылечил русского вельможу — князя Репнина. Уезжая на родину, Репнин пригласил его на работу в Россию.

С 1802 года Фридрих стал жить и практиковать в Москве.

23-летний немец разъезжал в карете, запряженной четверкой цугом, носил «чудной» наряд, состоявший из черного фрака особого покроя с длинными узкими фалдами, белого высокого галстука или жабо, белой манишки с выдающимися мелко гофрированными воланами, узких по колено брюк (типа коротких панталон), черных шелковых чулок и туфель с пряжками. Все это, плюс на голове седой парик с косой поначалу удивляло и даже раздражало горожан. Но когда к Гаазу на прием пошли бедняки, обездоленные, несчастные, нуждавшие в помощи и заступничестве, он стал поистине народным врачом и их героем.

Гааз изучал московские больницы и дома призрения, помогал глазным больным в Екатерининском и Преображенском богаделенных домах. За лечение глаз у старых людей в Екатерининской богадельне Федор Петрович получил орден святого Владимира 4-й степени. С этим орденом-крестом Гааз никогда не расставался, гордился им.

В 1807 году Гааза по желанию императрицы Марии Федоровны (жены Павла I) назначили главным доктором Павловской больницы в Москве. Он совершил две поездки на Кавказ (в 1809 и 1810 годах), где исследовал минеральные воды с целью пособия больным. С 1814 года Гааз находился в действующей армии, был в русских войсках при занятии ими Парижа.

По окончании Отечественной войны доктор вернулся в Москву. Справочники о местожительстве горожан давали информацию, что тогда он проживал в Гусятниковом переулке у Мясницкой, в доме Башилова.