Дворец стоял у Красного пруда с одной стороны, а с другой располагался сад (парк) этого дворца. Пруд еще долго после Елизаветы Петровны назывался «Красный» («Красивый»), хотя со временем он обмельчал, замусорился и зарос. К началу ХХ века вообще стал вопрос о его засыпке.

Красный пруд и вся эта местность находились в запустении до середины XIX века. Оживление произошло, когда на месте Шеина и Полевого двора была построена станция Николаевской железной дороги (современный Николаевский, Ленинградский вокзал) и открыто транспортное движение на Санкт-Петербург.

В те годы москвичи толпами отовсюду сбегались смотреть на первые поезда. Они плакали, полагая, что поезд по повелению нечистой силы двигают души убийц и других грешников. Когда же паровоз свистел, зрители приходили в ужас: многие падали на землю, молились и открещивались от той же «свистящей нечистой».

Заходили и засвистели первые железнодорожные паровозы не одни, а с прицепленными к ним платформами на колесах. На платформы ставились «многоместные каретки». Такие каретки позднее заменили на специально сделанные вагоны.

До открытия железной дороги и застройки берегов Красного пруда, во времена императрицы Елизаветы о нем говорили как о величественном. Пруд служил добрым приютом для больших стай диких уток, которых никто не беспокоил: стрельба по ним здесь была запрещена. Птицы изрядно плодились и размножались. Правда, иногда некоторые удальцы из босяков добывали эту дичь себе для пропитания: ее ловили сетями и сачками. «Богатый не ведает, как бедненький обедает».

Прошло столетие после исчезновения натурально на местности и на карте Москвы Красного пруда за Каланчевской площадью.

В самом начале ХХ века, как и положено, с обреченного сняли мерку. Оказалось, что пруд занимал 19 975 кв. сажен.

Было составлено два варианта его засыпки. По первому — наметили середину засыпанной территории, обращенную к Краснопрудному бульвару (продолжение линии Каланчевки), обратить в сквер, оставить часть пруда (тысячу кв. сажен), позади нового сквера назначили два строительных участка по 255 кв. сажен, а с боковых сторон вдоль проездов — ряд участков под склады.

По второму варианту, засыпаемая площадь всего Красного пруда обращалась под склады.

На своем заседании Московская городская управа высказалась за второй вариант. Финансовая комиссия также стала на сторону предложения о засыпке всего пруда полностью, так как при этом валовой доход от сдачи земли составил бы 42 285 рублей. Тогда как при обустройстве сквера и части пруда он мог бы равняться лишь 30 225 рублям.

При засыпке Красного пруда освободившуюся площадь предстояло разделить мощеными проездами в продольном направлении. По смете вся эта работа требовала расхода до 149 тыс. рублей.

Управа предположила «начать земляные работы по спланированию прирезанной к городу местности до Крестовской заставы» одновременно с подвозкой оттуда земли для засыпки Красного пруда.

Однако это мнение не разделяла Финансовая комиссия, которая считала, что стоимость этих работ в 60 тыс. рублей стала бы непроизводительной тратой средств, потому что эффект от других мероприятий был намного дешевле: городские власти уже разрешили сваливать в пруд чистый мусор и землю, подвозимую из разных частей города.

Выбрали последнее предложение, так как его реализация делала засыпку водной глади практически бесплатной.

Кажется, что суматошный тоннель под железнодорожными магистралями у Выхина существует давным-давно и представить эту местность без него просто невозможно.

Действительно, как перейти от одного узла автобусных маршрутов, расположенного справа от метро, на другой, что слева? Разве по проекту железной дороги вместе с ней этот переход не сооружался?

Нет, в планах дорогоукладчиков, выписанных из-за границы инженером путей сообщения Карлом Федоровичем фон Мекк (1821–1876), такой переход вовсе не предусматривался…

Когда от московской Каланчевской площади стали отходить и к ней же прибывать железнодорожные составы (в июле 1862 года — до Коломны, с августа 1864-го — до Рязани, а в 1894 году — до Казани), жившие вблизи Выхина крестьяне и железнодорожные рабочие поодиночке или небольшими группами без хлопот переходили с одной стороны поселения на другую. Причем все они знали, что для безопасности «у железки» вначале надо было посмотреть вправо, а потом, перейдя один путь — налево. Этим Рязанская (или Казанская) дорога отличалась от других: здесь пути, семафоры, стрелки, прочие приспособления обустроили на английский манер — под левостороннее движение.

Пригласивший на работу в Москву инженеров-англичан К. Ф. фон Мекк был крупным российским предпринимателем. (К слову, родом из силезских дворян. Он стал мужем Надежды Филаретовны Фроловской — будущей любезной знакомой и материальной опоры П. И. Чайковского.) Хотя первоначально коммерсанты и банкиры из общества по строительству «Казанки» предлагали построить железную дорогу длиной 725 верст от Москвы до Саратова через Коломну, Рязань, Моршанск как одноколейную, Карл Федорович настоял на двух ее линиях. Мало того, возглавляя управление всеми подрядными работами на этой дороге, К. Ф. фон Мекк и его сын инженер Николай (позднее, в 1929 году, расстрелянный по приговору ОГПУ) сделали ее одной из самых доходных в России. Дорога была популярной у пассажиров. О ней хорошо отзывались, часто писали в прессе…

Так, в московской газете конца XIX века прошла короткая информация об удивительном происшествии на «Казанке».

Две маленькие сестренки, то ли в игре, то ли по поручению родителей, стали переходить пути Московско-Казанской железной дороги вблизи платформы «Выхино».

За разговором девочки не услышали шума и гудка приближавшегося паровоза. Одна, увидев перед собой состав, успела перескочить на откос насыпи. А другая, младшая, растерялась, замешкалась и легла там, где в тот момент стояла — между рельсами. Разогнавшиеся вагоны с грохотом промчались над ее хрупким тельцем… нисколечко его не задев.

Когда поезд удалился далеко от Выхина и стало тихо, малышка поднялась, отряхнулась, перешагнула рельсы и за руку с сестрой пошла прочь.

Вполне возможно, что эту корреспонденцию-заметку столетием ранее меня читал и Л. Н. Толстой. Не на ее ли основе он создал свой поучительный рассказ для детей, вложив в руки девочек корзинки с грибами и напустив на них больше страха, чем на самом деле они пережили?

Рассказ так похож на быль. Только в нем опущено название близрасполагавшегося поселения — «Выхино».

В воскресенье 28 апреля 1913 года на 17-й версте Ярославского шоссе около села Малые Мытищи[1] состоялся стоверстный пробег мотоциклистов. Его организовала спортивная комиссия научно-технического автомобильного кружка при Императорском техническом училище.

Газеты тех лет писали, что этот заезд устраивался «с целью установления средней скорости и выносливости машин разных фирм, представленных в России» и в нем учитывался «вес и количество лошадиных сил мотора».

Тогда, около 12 часов дня, на старт в Малые Мытищи из Москвы прибыли участники соревнования и гости. Собралось много крестьян и дачников из окрестных мест. Сюда же приехал становой пристав с отрядом конных стражников. Последние, по распоряжению московского губернатора, должны были охранять дистанцию пробега на всем ее протяжении.

Машины были поставлены в один ряд. И в 12 часов 21 минуту с интервалом в две минуты их стали по очереди выпускать со старта.

Мотоциклы представлялись разными изготовителями. Здесь были: «Ровер», «Триумф», «Пэжо, „Рудж“, „Ариэль“, „Саролеа“, „Зингер“, „Некарсульм“, „Н.С.У.“.

Сразу по выезде началась борьба на скорость и выносливость.

Среди участников и гостей пробега было много выдающихся спортсменов. Безоблачное небо светилось солнечностью и голубизной. Видимость была отличная, она благоприятствовала мероприятию.