Большой театр, в отличие от своего забытого старшего брата у Рогожской, и поныне продолжает развлекать широкую публику, имея всемирную славу.

В память о том детище господина Медокса у Камер-Коллежского вала его слово «вокзал» закрепилось на всех русских картах и в обыкновенной русской речи.

Русские люди говорят: «Свято место пусто не бывает». Потому на намоленном месте, где была разрушенная церковь, возводят новую. В доме упраздненной старой аптеки через годы вновь открывают тоже аптеку. Вот и с воксалом в Рогожской произошло что-то аналогичное.

После его исчезновения в большом московском пожаре на тех же землях за Рогожской заставой организовался некий амфитеатр для развлечения определенной публики. Правда, у него было совсем другое развлекательное направление, о чем можно судить из текста объявления 1851 года в московской периодике:

Билеты продавались при входе на зрелище.

20 мая содержатель травли Иван Шкарин снова устраивал состязания, к которым он приглашал на смотрины любителей таких зрелищ: «…вновь приведенный нижегородскими татарами большой медведь по кличке Ахан и другой медведь по кличке Давило между собой произведут третий и последний ужасный бой перед отправкой на Макарьевскую ярмарку». Причем предполагалась возможность ставки-пари на 100 рублей серебром «при выпуске попеременно двух пар своих собак между хозяином Иваном Шкариным и одним из известных охотников без всякой помощи на известного своей свирепостью медведя Давилу». Далее в объявлении приписывалось: «Буде зверь не выдержит позиции, то за ним последует другой, вновь приведенный. Собаки будут пущаться до тех пор, пока чья-либо пара откажется… После того бык свирепейший будет травиться».

Выходит, на смену развлекательным балам в Рогожской пришли тотализаторные забавы для охотников посмотреть на кровавые схватки с народным названием «Кошка — лапкою, а медведь — всею пятерней». Без сомнения, нежных дам — любительниц танцев и встреч с представительными мужчинами, вроде шведского адмирала, на свирепых травлях ни разу замечено не было.

Названия Сокольники, Сокольничья роща и Сокольничье поле (этот топоним носила некогда просторная местность севернее улицы Гаврикова) издавна указывали на то, что когда-то в этих местах жили ловчие сокольники, а на поле выпускали соколов для специальной охоты. Сама Сокольничья роща, которая составляла часть огромного Лосиного погонного острова, была заповедною.

В бытность у охотников, по их специфическому выражению, отдельно стоявший лес назывался островом. Лосиный остров имел начало от Камер-Коллежского вала и шел по левой стороне реки Яузы на 17 верст в длину и от 1 до 5 верст в ширину. В нем по большей части росли хвойные деревья: сосны, ели. Этот остров очень высоко ценился по своему строевому лесу.

Во времена царствования Александра I обер-форштмейстер Кох настойчиво предлагал московским властям ежегодно вырубать некоторое количество деревьев в Сокольниках для казенных нужд, а также для получения доходов от продажи леса. Его детальный проект был представлен императору, но государю он не понравился.

Как людям, обремененным непростой работой на ниве государственного правления, царям, безусловно, требовался для их отдыха интересный досуг. И Сокольничья роща была тем самым местом, на котором русские государи развлекались: здесь они имели потехи на звериной и соколиной охоте.

Особенно в охоте преуспевал царь Алексей Михайлович. А вот его сын Петр такое времяпрепровождение не любил. И даже, забыв о том, что принижает батюшку, говаривал, что убивать дичь — это занятие для холопов и вовсе не царское. В молодости он сказал: «Аще свтлая слава в оружiи, то почто же мя ко псовой охот от делъ Царскихъ отвлекаете и отъ славы къ безславiю приводите? Азъ Царь есмь и подобаетъ ми быти воину, а охота оная принадлежитъ псарямъ и холопамъ». Петр всегда стремился свои свободные дни-часы-минуты использовать на познания, с тем чтобы применить их на практике для блага отечества. А в жизни времени на все другое-лишнее у него явно не хватало…

Слева от места, где позднее образовалась Сокольничья застава, находился дом главного ловчего с башней, вокруг которой расставлялись палатки для царской (допетровской) охоты. Когда царь со своим семейством на нее выезжал, для него устанавливали специальную палатку из золотой парчи, подбитой соболями. Для царицы же — другую, из серебряной парчи с горностаями, а для царевичей и царевен — глазетовые. Эти палатки составляли большой круг (в более поздние годы центральное место отдыха москвичей в парке также называли кругом). В том случае, когда охота по времени была продолжительной, посреди палаток устанавливалась небольшая походная церковь. От палаток, на ружейный выстрел, находились заграждения — рогатки. При них непременно стояла бдительная царская стража.

В небольших домиках в старой Сокольничьей слободе издавна жили лесничие, охотники, воспитатели и хранители соколов. Здесь, на Сокольничьей улице, находился только один слободской каменный дом, в котором помещалось отделение Тайной канцелярии, а вблизи него — Казенный фуражный двор.

Сокольничья роща в старину была похожа на непролазные дебри, весьма темные и особенно устрашающие в сумерки и ночью. В ней, как и во всем Лосином острове, водилось великое множество диких зверей. На острове им жилось сытно-привольно: и тем, кто имел рога, и тем, у кого были сильные лапы, крылья или острые зубы. Люди же ограничивались в свободе действий. Считалось святотатством делать большие вырубки деревьев в этом «почетно-почтенном» лесу. Правда, в глубине леса находилось очень много старых деревьев, валежника и хвороста. Однако все это охранялось от расхитителей. Потому здесь не было сквозных просек, утоптанных или специально проведенных через лес дорог. Конечно, такие порядки способствовали чистоте воздуха со смолистым благоуханьем.

В начале XIX века Сокольничий лес стали называть «лазаретным»: московские врачи рекомендовали своим пациентам каким-то образом определяться в Сокольники на проживание. Вследствие этого в 1820-х годах на сухой и здоровой почве, на арендуемой у Кремлевской экспедиции земле, начали строить дачи.

Одним из первых около Камер-Коллежского вала несколько дач выстроил камергер Берхман. Окончание строительства он отмечал со своими друзьями, знакомыми, родственниками на открытом воздухе. Народу собралась немало. На этом празднике дамы, одетые в костюмы амазонок, вместе со своими кавалерами на лошадях под музыку исполняли фигуры французской кадрили. Была, конечно, и верховая карусель.

Другого народного гулянья, кроме первомайского (естественно, 1 мая — по старому стилю), в Сокольниках долгое время вовсе не было.

Но случалось, что какое-то семейство из Москвы имело доброе намерение устроить чаепитие на свежем воздухе. Тогда оно с хлопотами, «на ваньке», привозило с собой столы, стулья, самовары, посуду и прочую утварь. Отдыхавшие располагались или около Яузы, или рядом с Ширяевым полем — у колодца. Этот источник чистейшей воды назывался по-обиходному — «котелок».