В воскресенье, троицын день, с утра начали долдо­нить церковные колокола. Я никогда не знал, что из них можно выколотить такую сложную симфонию. Кто был пономарь, не знаю. Но мне показалось, что извлечь эту бурю звуков мог только сам отец Леонтий, с его сильны­ми руками.

Я сел на мотоцикл и стал не спеша патрулировать до­рогу возле церкви.

Многие дворы и дома в станице изукрасились зе­ленью и цветами. Травой и ветками были застелены зем­ля, базы, веранды.

В воздухе стоял густой запах свежескошенной травы, ее сладкий, увядающий тлен.

От церкви я ехал на другой конец станицы, где недав­но машина сбила старика. Там был поворот, и водители не всегда сбавляли скорость.

Так и выходили поездки: с одного горба кургана на другой, как на качелях,— вверх-вниз, вверх-вниз, до тех пор, пока не выхватил из негромкого гула толпы, направ­ляющейся к храму, язвительный старушечий голос:

— И чего мотается, сердешный, взад-вперед? Как на­воз в проруби…

Я разозлился — для их же блага стараюсь!

Вчера, на оперативном совещании, я получил инст­рукцию проследить за порядком на дороге и возле церк­ви во избежание всяких там несчастных случаев.

Я поставил свой «Урал» возле церкви и сел боком на сиденье. Отсюда шоссе далеко проглядывалось в обе сто­роны.

Машин почти не было. Только изредка проедет рейсо­вый автобус. Шоферы въезжали в станицу медленно, по­минутно шипя тормозами и сигналя…

Тягуче тянулось время.

Струился ручеек благочинных старушек в белых пла­точках.

— Здравствуйте, товарищ начальник!

Возле меня стояла Зара в яркой цветастой юбке, пышными оборками спускающейся почти до самой зем­ли. Улыбаясь, протянула мне руку. И, кивнув на несколь­ко смуглых детских рожиц, окружавших ее, сказала:

— Вот привезла. У нас что на хуторе? Ни людей не увидишь, ни праздника. Гостинцев куплю, в кино схо­дим…

Я тоже улыбался, не зная, о чем говорить и как себя вести.

— Конечно,— ответил я.

— Да, да!—подхватила Зара.— Я девчонкой люби­ла праздники. Ох любила! Да и сейчас нравится.

И красива же была жена Арефы Денисова! Она пора­жала какой-то силой, яркостью, раскованностью. Черные волосы выбивались из-под цветастого платка и густо устилали плечи.

— И все ваши? — кивнул я на ребятишек.

— Все наши! — блеснула Зара ослепительно-белыми зубами.— Выбирай невесту, начальник!

— Мне еще рано, молодой,— отшутился я.

— Хорошо, подожди, Надя вырастет,— не унималась Зара. Её глаза сверкнули озорно и насмешливо.

Она слегка подтолкнула вперед девочку лет трина­дцати.

Надя смотрела на меня с детским любопытством. Тог­да, в Крученом, я ее что-то не приметил. Она была дей­ствительно на редкость красива.

Но откуда у нее эти серые с зеленоватыми искорками глаза, вздернутый смуглый носик?

— Зара, что это у вашей дочки светлые глаза? — спросил я, чтобы повернуть разговор в другую сторону.

Видя мое недоумение, Зара рассмеялась:

— Это внучка Арефы. От первой семьи. А отец у На­ди русский.

Надя серьезно сказала:

— Как вы.

Зара погладила девочку по голове и отошла от меня со своим семейством…

Когда церковь опустела и людская толпа растеклась по дорогам и дворам, я поехал домой.

Еще от ворот я увидел в окне на половине Ксении Филипповны накрытый стол и чьи-то знакомые мужские руки, держащие папиросу.

— Дмитрий Александрович, зайдите ко мне…— вы­глянула Ксения Филипповна.

Они сидели с Арефой Денисовым. На столе стояли нехитрые деревенские закуски, ды­мился пирог с капустой, сочились слезой крупно нарезанные свежие помидоры и огурцы, в миске лежали с боль­шим умением сохраненные с прошлого года в погребе со­леные арбузы.

Арефа поздоровался со мной, как со старым знако­мым. Он взял своей смуглой рукой едва початую бутыл­ку водки, налил в рюмку и поставил возле меня.

— Вроде бы с праздником…

— А мы, когда сами захотим, можем устроить празд­ник! — засмеялась Ксения Филипповна, как бы оправ­дываясь и показывая, что сегодняшнее их сидение ника­кого отношения к троице не имеет.

— Спасибо, Арефа Иванович, но мне еще дежурить надо,— отставил я рюмку.

— Он строгий по этой части, хоть и молодой,— под­твердила председатель сельисполкома.— Давай с тобой, Арефа. Тебе одному как-то не с руки, понимаю.

Они чокнулись. Ксения Филипповна отпила малень­кий глоток.

— Ешь, Дмитрий Александрович, мамка с папкой да­леко, кто еще поухаживает? — Хозяйка положила мне в тарелку огромный кус пирога и овощей.

И я опять превратился в пацана с розовыми щеками и по-девчачьи вздернутой губой.

С моим приходом беседа у них расклеилась.

— Ну, товарищ начальник,— полушутя спросил Де­нисов,— что слышно в округе? Тихо, спокойно?

— Вроде так,— ответил я с полным ртом.

— Ну и слава богу,— кивнула Ксения Филипповна.— Праздники для милиции — самое хлопотное время, кому праздники, а кому тяжкий труд. А так у нас, кажется, спокойно…

— Вообще-то да,— подтвердил Арефа.— Если и слу­чается что, то в основном — приезжие…

— Не скажи,— возразила Ракитина.— Свои тоже иногда отличаются. А гастролеров что-то давно не бы­ло.— Она подмигнула мне.— Это, наверное, вы хорошо работаете.

Я промолчал. В райотделе меня предупредили, что нет-нет да и объявляются в районе сомнительные лич­ности. Особенно по части лошадей. Да и браконьеры иногда заезжают стрелять сайгаков.

— Если что, Арефа тебе хороший помощник,— про­должала хозяйка.— Лошадиная душа.

— Люблю, ох люблю хороших коней,— согласился Денисов.— Красота в них большая… Но у нас не пожи­вишься на этот счет. Не дадим…

Я не стал говорить на эту тему. Только сказал:

— Ваших встретил возле церкви.

Арефа покачал головой. Но не очень чтобы с большим сожалением.

— Так и тянет потолкаться… Ей бы народ посмотреть да себя показать.

— Брось, Арефа,— махнула рукой Ксения Филипповна.— С малолетства она приучена… Что я тебя хотела спросить? Да, правда, что Лариска будет от нашего кол­хоза скакать?

Я насторожился, но постарался не показать этого.

— А что? — вскинул брови Арефа.

— Да ничего. Втемяшилось председателю прогре­меть в этом деле — и все тут.

— Хорошего скакуна едва не забраковали… очень хо­рошего. А девка уломала. Вот, Дмитрий Александрович видел,— взял меня за локоть Денисов.— Правда хорошо она с Маркизом управляется?

— Наверное. Я не знаток.

— Так это всякому видно. Но его зоотехник почему-то забраковал. А жеребец еще в самой силе. Пробовали в хомут запрячь — не дается. Кусает, лягается и задними и передними ногами. А Лариска Аверьянова давно к Геннадию Петровичу пристает, чтобы он выделил ей тран­спорт для ездок на дальние бригады книги развозить. У нас с транспортом не богато.

— Не богато! — усмехнулась Ракитина.— Говори уж — из рук вон плохо. Посмотри только, на какой колы­маге ездит Колпаков! Давеча чуть пацана не задавил…

— Значит, нет транспорта,— продолжал Арефа.— Какую другую лошадь Нассонову жалко, ну он и пред­ложил Маркиза, чтобы отвязаться. Помучается, мол, с ним девка и отстанет. А она, гляди ты, обуздала жереб­ца. Он у нее чуть ли не вальс танцует… Я, честным де­лом, давненько Маркиза приметил. Да не было подходя­щего жокея. Нассонов будто тоже доволен.

— Бог с ним,— сказала Ксения Филипповна,— чем бы дитя ни тешилось… А я бы на месте Геннадия Петро­вича не о лошадях, а об людях позадумалась бы. Клуб новый не мешает сладить. Да и ясли расширять пора.

— А ты была на его месте,— подтрунил Арефа.— Клуба, вспомни, вообще не было. Об яслях и говорить не приходится.

— И-эх, Арефушка! — вздохнула хозяйка.— Не те времена были. Не до жиру, быть бы живу… Макуху[8] за пирожное почитали. Не дай-то господь когда-нибудь еще… Выпьешь, что ли?

— Надо будет, налью, поди, не гость,— засмеялся Арефа, но себе налил.