Раскраснелись, распоясались (буквально и дословно, не тарелками же кидаться, просто жарко в натопленном доме!), а под настроение вдруг и Данка решила тайком от деда настойки пригубить. Уж больно сладко пел про эту настоечку гость — гречишная медовуха в одной «флаконе», брусничная в другом, клюковка в третьем — ну почти что как в каком ресторане! В ресторанах пока не была, а полстакана брусничной себе отлила. Не, дед не убыль во «флаконе» заметил — куда там, второй уж на столе, просто повело ее сразу, с непривычки. Едва успел гостя в первый банный пар спровадить, как уже во всхлипах Данка в дальней горнице дедову руку ждала: приговор был в пять слов, но отнекиваться и смысла не было. С дедом понекайся, втрое больше отлежишь! Сарафан сама стянула, трусишки поначалу к коленкам сдернула, но дедова пятерня и вовсе их напрочь сбросила:

— Майку не сымай, некогда тут телешом заголяться. Кладись ровней!

— О-о-ой, де-еда! — длинно простонала, длинней той розги, что прописала первый грешок на заднице.

— А ну, не пищать! — суровый голос сверху, вслед за вторым грешком, рядышком полоса к полосе. — Мало учена?

Учена была немало — и старательно прикусила еще по-детски пухлые губы, вцепилась в лавку, коротким вздрогом тела гася горящие полоски розог. Семь, девять… О-о-о!!! — Ужасть как пробрала десятая, снова окрик, и снова розга…

Словно очнулась, куснула шоколадку, вслушалась в разговор:

— Мишка действительно собирался «свалить за бугор». Судя по всему, количество наворованного не позволяло ему дальше мирно уживаться в пределах России. До отъезда оставалось каких-то пара недель, когда он вместе с семьей решил устроить прощальный выезд на природу, — говорил Серега.

— Это точно, — еще понятливее кивнул Дмитрич. — Типа с родными березками и осинками попрощаться.

— Вот-вот! В результате ему пришлось прощаться с женой. На каких-то пару минут опередила его с посадкой в «джип»… Жизнь ему спасла дочурка Маша, которая в последний момент решила взять с собой в лес любимую Барби. Когда кукла была найдена и дочь с Мишкой вышли из дома, раздался оглушительный взрыв…

Что было дальше?.. Михаил очнулся уже в «Склифе». Руки и ноги чудом были на месте. Врач говорил о том, что он просто появился на этот свет в рубашке. Еще в меньшей степени пострадала его дочь, которая лежала в соседней палате, прижимая к груди куклу и постоянно спрашивая о маме. Если кто и мог ответить на этот вопрос, то только бригада судебно-медицинской экспертизы, которая по фрагментам собирала то, что еще час назад называлось человеческим телом.

— Знакомо, — коротко кивнул Владимир Дмитриевич, а Данка глазами показала Сереге — «про фрагменты» не надо. Шеф свое отвоевал, и куски собирать тоже приходилось…

— Ну, в общем, тряхануло Михаила здорово. По душе, в частности: отправив дочь к своим родителям, он куда то исчез… Нет, конечно же он звонил домой, давай понять, что жив-здоров и что теперь он «начинает новую жизнь». Год или полтора — редкие письма, какой-то Красновершинск, что на карте едва найдешь, обещания скоро приехать и забрать дочь. И он действительно вернулся…

Но это раз он даже находил возможность улыбаться, а любимой фразой стала «На все воля Господа…». На главный вопрос он все-таки ответил, но это произошло в самый последний момент перед отъездом.

— Боюсь ошибиться, погоди, — Серега порылся в карманах, выудил неровно сложенный обрывок конверта: — Ага, вот… Настоятель Церкви Петра и Павла, глава Приходского Совета иерей Михаил!

— Точно, не наш, — качнула головой Данка, а Самый Любимый В Мире Шеф пояснил Сергею:

— У староверов нет иерейских званий.

На этом богословский спор тут же затих, придавленный порцией коньяка и еще парой глотков пузырчатого шампанского.

— Ну, за знакомство! За встречу!

— И что, нашли своего Михаила?

— Нашли…

Желающих посмотреть в «светлые очи батюшки Михаила» поначалу было вроде немало, вот только когда узнали на какие чертовы кулички придется ехать, ряды желающих заметно поредели — в результате «за туманом» согласились ехать только двое: я да Игорешка, который всегда был легок на подъем, и у которого, к тому же, в тех краях оказались какие-то родственники.

Если путь до Абакана особых неудобств не доставил и причин жаловаться на услуги «Аэрофлота» у нас не было, то после Абакана… Это была уже отдельная «песня»! Последний отрезок пути, отделяющий нас от Красновершинска, мы должны были преодолеть в «джипе ульяновского производства», т.к. у рейсового автобуса после прошедших дождей не было особого настроения выезжать из уютного гаража. Впрочем, не было особого настроения брать попутчиков и у хозяина «уазика» Володи, но после того как Игорь продемонстрировал водителю «чудодейственный эликсир» он не только согласился подбросить нас, но и вернуть обратно.

Хотя и удивился:

— А чо там делать? Медвежий угол, он и есть медвежий угол… Акромя заводика, на котором кедровое масло делают да церкви и смотреть там нечего, — пояснил шофер.

— А нам как раз в церковь то и надо.

— Ага, так я и поверил… — после небольшой паузы изрек он. — Да у вас там в Москве церквей этих побольше, чем во всем нашем крае…

— Может и побольше, но в этой мы как раз и не были, — продолжил беседу Игорь.

— Да ладно, заливать будете! Церковь решили посмотреть! Вы наверное старательскую артель ищите, так она в этом сезоне на другое место съехала. Ни хрена они у нас не нашли, акромя медвежьего дерьма… А может, вам в леспромхоз? Тогда вы припоздали — ихняя машина уже ушла…

Данка снова уткнулась носом в неправильно (и нахально!) согреваемый бокал шампанского — ну, тут Серега не удивил. По нашим дорогам и вправду только на «уазике», а медвежьих углов, говорят, и под Москвой еще навалом. В хорошем лесу на сто шагов отойди — вот тебе и угол. Из пушки пали — фиг кто услышит. Это, однако, если лес настоящий, а не парк причесанный…

Вон, дед в дальней горнице ей вторую дюжину сыпет, уже никак молчком не продержаться, а гостевой-заезжий даже на дворе ничо не слышит! Уже легче, а то стыдуха ведь какая — девке уже целых четырнадцать, а голым задом на скамье елозит, словно маленькая. Хотя как и есть маленькая — вот непутевка, расстроила деда, сейчас он и тебе расстройства добавит! Но все одно, старалась давить визги, мычать побольше — так вроде и легче терпеть, а звону меньше. Стыдуха-а-а! — Вслух, что ли? точно, вслух простонала — вон деда отвечает, новый прут от рассола отряхивая:

— Стыдуха не в розгах, а пьянке непрошеной! Ишь ты, стыдно ей! А стакан прятать не стыдно было? Вон сколько набулькала! — и плеск настойки на зад…

Не, это уже было, вспомнила, а вот чего дальше? Ну, понятно, чего дальше — три дюжины есть как есть, даже маечка от пота мокрая, так на скамье отдергалась, отвилялась. Не, вру, мокрая была уже потом, не в тот раз… А в какой? Когда это он еще не совсем телешом растягивал? Вот блин, напоили своим шампанским, последние мысли и те в кучку не собрать…

— Ты случайно местного батюшку не знаешь?

— Нет, я в городские церкви не хожу.

— Все. Этой больше не наливать! — засмеялся Владимир Дмитриевич, а Данка покраснела, когда поняла, что встряла с непрошеным ответом в Серегин рассказ.

— Михаила, что ли? — зачесал затылок шофер Володя. — Как не знать, конечно знаю. У нас его все знают. Я у него первое время даже шоферил…

— Да же так? — удивился Игорь

— Ага, пока он меня того… Ну, не сошлись мы с ним… Выпил я как то раз, ну так чуть-чуть, жена даже не учуяла… А батюшка Михаил вот… Приспичило же ему ехать… — Володя замолчал. — Одним словом, попер он меня… Да, я если честно и не в обиде… Правильный он мужик. Без строгости с нами никак! Да и вообще — надо же! К нам москвичи разве что в «столыпинских вагонах» приезжают. А этот сам, по своей воле! Все в толк не возьму: чего ж ему в столице то не сиделось?

— Не ты один это в толк не возьмешь, — согласился я, глядя в оконное стекло на размытые дождем пейзажи.