— Твое Величество, я — вестник Эхион, мое звание присвоено мне коллегией вестников на горе Киллена, я — сын бога Гермеса. Полагаю, что имею честь обращаться к Финею, царю прославленных финиев, земли которого простираются на северо-запад от быстротекущего Босфора почти до тысячи устий грозного Дуная. Твое Величество, я надеюсь, ты простишь наше необъяснимое вторжение, но странствующий музыкант как раз заиграл, к несчастью, плясовую во дворе, и отвлек внимание всех твоих верных стражей и служителей. Они отказались обратить ничтожнейшее внимание на моих товарищей и меня, когда мы представились, и поэтому, дабы не упустить удовольствия приветствовать тебя сразу же по прибытии, мы сами нашли сюда дорогу.

— Чей ты вестник? — спросил Финей дрожащим голосом.

Эхион ответил:

— Я представляю группу благородных фессалийцев, прибывших с торговыми целями в твои гостеприимные земли. Мы плывем из Иолка, и мы везем груз расписных сосудов, белых конских шкур и мотки шерстяной пряжи, окрашенного в дивные цвета и готовый для ткацкого стана, каковые надеемся обменять на ценные товары твоей богатой страны.

— Что от них? — сказал несчастный Финей. — Я бы отдал вам все золотые кольца и цепи, которые у меня остались, в обмен на маленький кусочек чистого хлеба, на горсточку фиг или ломтик сыра, неоскверненный этими нечистыми гарпиями с женскими лицами. Ах, но что пользы в разговорах? Даже если у тебя был для меня такой дар, гарпии сразу же прилетели бы и выхватили его из моих рук. Прошло много месяцев с тех пор, как у меня была хоть какая-то чистая еда. Ибо, как только мне приносят роскошное и вкусное мясо, в окно влетают гарпии и отбирают его или портят. Моя любящая жена Идея испробовала все возможные средства, чтобы избавить меня от этой напасти, но без малейшего успеха. Их посылает некий бог, которого я, сам того не зная, оскорбил.

Эхион спросил:

— Осмелюсь задать вопрос: откуда ты, слепец, знаешь, каковы гарпии на вид?

Финей ответил:

— Моя любящая жена часто описывал мне их злобные, как у ведьм, исхудалые лица, иссохшие груди и гигантские крылья, как у летучих мышей. Кроме того, у меня есть другие чувства, особенно — слух и обоняние, и когда я слышу их кудахтанье, шепот и непристойные крики, лязг посуды, когда они здесь кормятся, когда обоняю их зловонное дыхание и ужасный запах, который стоит после них в комнате, мне и глаз не надо, чтобы их ясно увидеть, я сразу же становлюсь доволен, что слеп.

— Милостивый царь, кто-то играет с тобой отвратительную шутку. Спроси любого из нас, что он видел и что видит ныне, и он расскажет тебе то же, что и я. Здесь были не гарпии с женскими лицами, а просто коршуны; и рвали они не вкусное мясо, а требуху и гниль: выставленную перед ними, как приманка. И стол твой, как ты предполагаешь, они не оскверняли; ибо это явно было сделано заранее твоими бесстыдными пажами, которые разбросали нечистоты из свинарника и уборной маленькими кучками по твоему столу и запачкали твои блюдо и чашу. Что до кудахтанья и шепота, то их, несомненно, испускают рабыни, участвующие в заговоре. Если твоя любящая жена Илея сказала тебе, что твои посетители — гарпии, то она либо очень зла, либо совершенно безумна.

Пелей, Акаст, Ясон и остальные подтвердили заявление Эхиона, но Финей едва ли был склонен им верить. Он постоянно возвращался к своей истории о гарпиях. Наконец Пелей достал из своего мешка ломоть ячменного хлеба и кусок овечьего сыра и вложил их в руку царя, сказав:

— Поешь, поешь, Твое Величество. Это — здоровая пища, и никто ее у тебя не отнимет. Коршуны и злые слуги изгнаны отсюда и не вернутся.

Финей попробовал пищу, а затем с облегчением начал есть. Ясон уговорил его взять горсть фиг и одну-две медовые лепешки и наполнил кубок неразбавленным вином из кожаной бутыли у себя на поясе. Кровь снова прилила к исхудалым щекам царя. Затем он внезапно принялся бить себя в грудь, рвать спутанные волосы и горько сетовать на свою доверчивость, заявляя, что наконец-то, но слишком поздно он понял, как жестоко был обманут. Почему он вообще верил хотя бы слову из того, что говорила ему Идея? Почему отказался выслушать обвинения своих пасынков? Они предупреждали его, что она пользуется его слепотой, чтобы его обмануть, но он замкнул уши, не желая их слушать. В своем безрассудстве он изгнал двух старших сыновей, Калаида и Зета, и, насколько он теперь знает, кости их белеют на дне морском. Двух младших Идея недавно обвинила в попытке обесчестить ее во дворцовой купальне; теперь они заточены в темницу, в склепе с бронзовой дверью. Стражи каждый день избивают их хлыстами из бычьей кожи, и будут бить их до тех пор, пока они не сознаются в своем злодеянии и не взмолятся о прощении.

— Но что я могу сделать? Что я могу сделать? — вскричал он сорвавшимся голосом. — Здесь правит Идея, а не я; у нее — ключи от тюрьмы, не у меня. Она командует стражей, не я. Я целиком в ее власти. Добрые фессалийцы, прошу, возьмите в обмен на вашу бесподобную пищу любые блюда из серебра и золота, какие вам приглянулись, а затем быстро уходите тем же путем, что и пришли, оставив меня в моей беде. Я заслужил свои страдания своим безрассудством, и не желаю навлекать на вас месть моей злобной жены. Увы, мои пасынки, Калаид и Зет! Прошу вас, чужеземцы, ищите их, где бы они ни были, передайте им мое благословение и попросите простить меня от всего сердца за то зло, которое я им причинил. И все же слишком поздно для них окажется спасти их братьев от смерти под хлыстом, а меня — от голодной смерти.

Тут Калаид и Зет открылись Финею, и сцена узнавания и примирения исторгла слезы из глаз каждого. Затем Пелей и Корон поспешно побежали к темнице и взломали двери ударами тяжелого молота. Они освободили оттуда юношей, которые были едва живы от голода и ежедневных избиений. От них Калаид и Зет узнали, кто из дворцовых слуг все еще был верен Финею, а кто — нет. Они вышли во двор и дали знак Орфею перестать играть. Затем, созвав верных, схватили неверных и отправили их под конвоем вниз, в подземелье. Вскоре весь дворец был в их руках. Словом, Калаид тут же устроил засаду на царицу Идею и ее личную охрану, разоружил их и взял живыми. Но Идея не была наказана Финеем за измену и злые козни; он отослал ее домой к отцу, скифскому царю, с подробным рассказом о том, что он от нее претерпел. Скиф, будучи человеком справедливым, как и большинство его соплеменников, выразил восхищение терпением, которое проявил Финей. И в знак восхищения предал Идею смерти, но вести об этом не достигли Финея, пока «Арго» не ушел далеко от здешних берегов.

Финей считал аргонавтов своими избавителями. Он попытался отговорить их от задуманного ими, о чем они ему поведали, но, когда не смог, хорошо угостил их и описал им дорогу в Колхиду вдоль южного берега во всех подробностях, указав все ветры, течения, ориентиры и якорные стоянки, а также пообещал теплый прием в Салмидессе на обратном пути. Его опечалило, что Калаид и Зет решили остаться на борту «Арго», но не пытался удерживать, когда узнал, что они связаны клятвой. Его младшие сыновья могли привести царство в порядок, а священные коршуны, которых снова кормили, как и прежде, под деревом встречи мужчин Коршунов (финийское братство, в которое входили Калаид и Зет), утратили привычку, которую привила им Идея, — врываться через окно во дворцовый пиршественный зал.

На вопрос, почему Идея не убила Финея открыто, а изводила его подобным образом, обычно дают такой ответ: «Ни одна скифская женщина никогда не убивает мужа из страха, что ее будет ждать ужасная участь в Подземном мире». Она надеялась, давая Финею грязную пищу, извести его, чтобы он добровольно ушел из жизни и не заподозрил в ней виновницу своего несчастья.