Так удалось убедить Араса. Он простился с Медеей, с достоинством ей повинуясь, и его люди зашагали за ним в гавань, подставили паруса своих кораблей южному ветру и вскоре пропали из виду. Ясон отметил отплытие Араса жертвоприношениями и играми, а сельский люд из окрестностей принес свадебные дары царственной паре: один — телку, другой — мед в сотах, третий — жирного гуся. Аргонавты сожалели, что не могут немедленно отплыть в Иолк, а оттуда рассеяться с честью по своим родным городам и островам, пока не испортилась погода; но они были связаны ясоновым обещанием Кирке доставить сперва некоторые дары Главной Нимфе святилища Кокала в Агригентуме Сицилийском.
На пятый день пребывания на острове они простились с феаками, которые нагрузили корабль припасами и снабдили его новым парусом и такелажем, и взяли курс на Калабрию в Италии. Как прощальный дар, царица Арета отправила в путь с Медеей двенадцать подруг невесты, а Медея отдарила ее самыми прекрасными из своих самоцветов. Они также обменялись лекарствами и заклинаниями: Медея дала Арете мазь из корня волчьего лыка, помогающую от простуд в груди, которыми вечно страдал Алкиной; Арета же Медее — снадобье из морского лука, который в изобилии растет на Корфу, верного яда для крыс и мышей, но для других созданий — безобидного.
— Владея этим средством, — сказала Арета, — ты не должна страшиться нашествия мышей и крыс, которых может наслать на вас Аполлон.
После приятного плавания, во время которого дельфины резвились вокруг корабля от рассвета до сумерек, аргонавты сошли на берег в калабрийской Левке, у самой оконечности Иапигийского мыса. Там им встретился Кант, брат Полифема, которого они оставили у Киоса, он странствовал в поисках Полифема, желая сообщить ему, что приговор об изгнании отменен и Полифем может вернуться домой в Ларису. Ясон предложил Канту доставить его обратно в Грецию, и тот радостно принял предложение. В Левке же Медея в благодарность за гостеприимство, выказанное тамошними жителями, научила жрецов искусству заклинать змей, впоследствии его переняли у них марсии с Фуцинского озера, которые по ошибке и доныне почитают ее как божество под именем Ангиции.
Ясон выбрал в штурманы Навплия, ибо им предстояло плавание, которое Навплий совершал множество раз. Навплий благополучно доставил судно в Кротон, где тюлени, никем не тревожимые, греются на пляже; Руно омыли в третьей из предписанных семи рек, а именно — в Эсаросе, который впадает в Ионическое море. Из Кротона они двинулись через Регион в Катанию Сицилийскую, расположенную под сенью горы Этны; здесь пастбища и каштановые леса оказались опалены, а в море обильно плавали куски пемзы, которую изрыгнула гора два дня тому назад. Они видели, как из горы поднимается пламя и дым, пока были еще довольно далеко, но Медея велела им ничего не бояться. В Катании они также омыли Руно в четвертой из предписанных рек, а именно — в Симетосе, который впадает в Сицилийское море. Из Катании они двинулись через Гелорос и Гелу в обильно орошаемый Агригентум, который расположен посреди южного побережья Сицилии и обращен к берегам Африки. Когда они рано поутру входили в гавань Агригентума, только трое аргонавтов не спали, а именно — Идас, сменивший у руля Анкея Маленького, который правил всю ночь, Навплий и Бут Афинский. Когда «Арго» обогнул небольшой мыс, держась у самого берега, пятьдесят нимф Кокала играли вместе на пляже кожаным мячом. Они перебрасывали его друг дружке в такт Песне сирен, и для большего удобства высоко подпоясали свои одеяния, так что были видны их ляжки. Навплий и Бут скромно закрыли лица плащами, Идас же, который ни почтительностью, ни скромностью не обладал, вскричал:
— Бегите, прелестные нимфы, и прячьтесь в расселинах скал! На вас смотрит Идас, сын Афарея!
Бут, отличавшийся благопристойностью, упрекнул Идаса, сказав:
— О, Идас, Идас! Следи за тем, как правишь корабль! Ты поставишь под угрозу наши жизни своим безумством!
Идас ответил:
— Не больше, чем ты, помешанный на пчелах Бут тогда в Эа, когда твоя страсть к меду погубили нашего товарища Ифита, который вернулся тебя спасать.
Слова эти, произнесенные вслух, пробудили дух Ифита, который, презрев погребальный курган, насыпанный над ним в землях Апсилеев, взошел некогда на борт «Арго», скрывшись в корзине с припасами, чтобы совершить месть. Линкей видел с тех пор дух несколько раз, пока тот на ощупь переползал со скамьи на скамью, забыв свое имя и цель. Теперь он все вспомнил и пробрался под прекрасный мариандинский плащ, которым Бут прикрывал лицо, и защебетал в ухо афинянину:
— Я Ифит, Ифит, Ифит, Ифит, Ифит!
Бут испустил жуткий крик и прыгнул за борт, чтобы спастись от Ифита, ибо духи не смеют соваться в соленую воду, разве что — в лодке или на плоту, и как можно быстрее поплыл прочь, к западу. Навплий крикнул, чтобы он вернулся, и когда Бут только поплыл быстрее, изменил курс и погнался за ним. Между тем нимфы, больше позабавившиеся, чем раздраженные, воззвали к своей Богине, и густой морской туман сразу же окутал «Арго»; они же продолжали петь свою священную песню при ярком солнечном свете на пляже, а любопытные глаза Идаса были обмануты. В тумане Навплий остановил корабль, опасаясь налететь на Бута. Он разбудил Медею и поведал ей, что случилось. Она сразу же выкрикнула свое приветствие нимфам и попросила их взмолиться Богине, чтобы та рассеяла туман, что они охотно сделали, когда узнали, кто к ним обращается. Бут пропал и никогда больше вновь не ступал на борт «Арго». Однако он не утонул; ибо несколько часов спустя проходившее мимо судно подобрало его, изнуренного, но все еще державшегося на воде, и доставило к Лилибеуму, самой западной оконечности Сицилии. Там он нашел мед столь дивного качества, что оставался гостем коллегии нимф на горе Эрикс весь остаток своей жизни. Он не страшился больше духа Ифита, так как отрубил себе указательный палец, чтобы его умилостивить, он также стал отцом множества замечательных детей, рожденных нимфами, и благословлял несчастье, которое его туда привело.
В Агригентуме Медея вручила дары Кирки Главной Нимфе Кокала, которая поцеловала гостью и показала ей ту самую движущуюся статую Богини, которую создал Дедал. Они долго беседовали вдвоем внутри святилища, пока аргонавты снаружи пировали в тени отягощенных плодами яблонь. Именно тогда Мелеагр растворил тайное снадобье, которое дала ему Кирка в аталантиной чаше медовой воды. Отведай Аталанта этого питья, она полюбила бы его так страстно, что позабыла бы обо всякой скромности, и даже о своей верности Артемиде. Но зоркий Линкей, заметив действия Мелеагра, как бы случайно опрокинул чашу. Затем, отведя в сторону Мелеагра, Линкей прошептал ему в ухо: «Товарищ, не затевай ссоры с Артемидой, умоляю тебя!» Так одержимый любовью Мелеагр был приведен в чувство, но Аталанта не простила ему его ревности и отнюдь не товарищеских насмешек над Меланионом.
Наконец «Арго» мог повернуть к дому. Дул попутный западный ветер, когда они плыли обратно вдоль южного побережья Сицилии, но как только отошли от мыса Пахинон, поднялся свирепый северо-восточный ветер, взвихривший поверхность Сицилийского моря. Навплий посоветовал Ясону бежать по ветру и найти убежище в гавани Мальты, где есть хорошая якорная стоянка. Ясон согласился, но в силу какой-то ошибки Анкей Большой взял слишком к востоку и прошел в неясном свете мимо Мальты, а Линкей в то время, к несчастью, спал. Они шли всю ночь по неописуемо бурному морю, каждый час боясь, что он — последний. Утро не принесло облегчения, а только усилило тревогу. В «Арго» открылась течь после столь напряженной борьбы с волнами, и Аргус потребовал веревок, чтобы связать корабль, что было сделано с большим трудом среди огромных волн.
Аргус сказал Навплию:
— Течь — в том самом месте, в котором мы чинили корабль в Теосе; дерево пришлось мне не по вкусу, но ничего получше там было не раздобыть. Мы должны поспешить к ближайшему берегу, а между тем черпать воду, спасая жизнь, но сперва — выбросить за борт все, кроме самого необходимого.
