У г-на де Тревиля недаром вполголоса говорили о предстоящей кардиналу новой кампании. Дворянская вольница, донельзя раздражавшая кардинала и раньше, сделалась для него нестерпимой теперь, когда его власть неизмеримо упрочилась, благодаря военным успехам против гугенотов и испанцев.
Принцы и герцоги, находившиеся в оппозиции к «красному герцогу», предчувствовали грозу и пытались принять свои меры.
Однажды вечером отец Жозеф сообщил кардиналу, что губернатор Лангедока Генрих Монморанси открыто призывал к неповиновению его указам, ложившимся тяжким налоговым бременем на местное чиновничество и родовую аристократию.
— Это все с тех пор, как он имел неосторожность жениться на этой Орсини, — проворчал кардинал, который раньше считал Монморанси вполне преданным человеком и даже удостаивал его своей дружбы. — Видите, отец Жозеф, какую роль в жизни человека может играть неудачный брак. Он явно пагубно влияет на честного Генриха. К несчастью, он не блещет умом. Иначе королева-мать не смогла бы перетащить его на свою сторону.
И кардинал распорядился не спускать глаз с губернатора Лангедока. Его агенты следили за королевой-матерью, за Кондэ…
Но не уследили за младшим братом короля Гастоном Орлеанским. Он отправился в Орлеан и всерьез принялся готовить там возмущение.
— Вы сами видите, ваше величество: все против меня, — лицемерно вздыхая, говорил кардинал Людовику.
— У фортуны всегда есть враги, — отвечал король, который после всех этих военных походов чувствовал себя совершенно изнуренным и не мог представить управления страной без помощи Ришелье.
Точнее — Францией управлял Ришелье, иногда делая это от имени короля. Однако последнее время его высокопреосвященство все чаще делал все от своего собственного имени.
— К сожалению, у меня есть сведения, что Карл IV Лотарингский пообещал принцу помощь. Военную помощь, ваше величество. Боюсь, что его высочество не успокоится, пока не увидит меня сосланным в глушь, да еще и лишенным сана вдобавок.
— Думаю, любезный брат Гастон зашел слишком далеко в своих притязаниях, — недобро отвечал король. — Кажется, призрак короны не дает ему спать спокойно… Да, заговоры и интриги — не лучшее времяпрепровождение для брата короля, — повторял Людовик, расхаживая по кабинету.
— Заговоры, — подхватил кардинал, почувствовав, что слово произнесено. — Заговорщики окружают любое большое дело, что же говорить о великих начинаниях вашего величества? Полиция недавно напала на след еще одной группы злоумышленников, и теперь я счастлив объяснить вашему величеству то трагическое недоразумение, которое случилось с господином д'Артаньяном — лейтенантом мушкетеров роты господина де Тревиля, незадолго до итальянской кампании.
— Вот как? — Брови короля удивленно взметнулись вверх.
По правде говоря, его величество уже успел позабыть об инциденте, но сейчас кардинал напомнил ему происшествие на улице Скверных Мальчишек.
— Да, ваше величество. Человек моей службы по имени дю Пейра, которого я откомандировал в Тур для наблюдения за герцогиней де…
— К чему имена, герцог? — досадливо поморщился король. — Я прекрасно помню об этой интриганке… помню, что она сидит в Туре и только и ждет… Ах, если бы королева не придавала своей старой дружбе такого большого значения! — И король вздохнул.
Этот вздох заставил кардинала улыбнуться в усы. Но кардинал умел улыбаться так, что этого никто не замечал. Поэтому его величество тоже не заметил ровным счетом ничего.
— Продолжайте, герцог, Я помню это имя — дю Пейра. Это тот… хм, дворянин, который предводительствовал то ли семью, то ли восемью… хм, вашими… агентами, пытавшимися убить господина д'Артаньяна. Вот видите, я все помню, герцог.
— У вашего величества превосходная память, — сухо отвечал кардинал с легким поклоном. — Именно это злосчастное происшествие я хотел прояснить.
— Но вы, кажется, упомянули о каких-то заговорах?
— Совершенно верно. О заговорах! Ваше величество употребили нужное слово, — сказал кардинал, готовясь к введению в бой тяжелой артиллерии.
— Какой же заговор вы имеете в виду на этот раз?
— Как я уже сообщил вашему величеству, этот дю Пейра должен был не упускать из виду известную особу в Туре. Люди, стоящие на страже государственного блага, завладели письмом этой особы к некоему Арамису, состоящему на службе вашего величества.
— Где именно служит этот Арамис?
— В роте господина де Тревиля, — отозвался кардинал. И, сделав малую паузу, его высокопреосвященство скомандовал атаку своим передовым частям:
— Под началом господина д'Артаньяна.
— Теперь я вспомнил это имя, — задумчиво проговорил король, потирая лоб. — Это один из четверки…
— В том письме, — живо продолжил кардинал, не давая королю времени на размышления, — герцогиня сообщала, что господину Арамису надлежит получить некое письмо и устные инструкции у доверенного лица короля Испании в Париже, встречу с которым ему помогут организовать члены ордена Иисуса.
Краска залила лицо короля. Он непроизвольным движением скомкал манжету.
— Испанцы предлагали свою помощь гугенотам, которых тогда возглавил герцог де Роган, и пытались связаться с неуловимым герцогом через его родственницу — герцогиню де Шеврез. Таким образом, господин Арамис вполне подходит для того, чтобы выполнить роль связного. Как любовник госпожи де Шеврез, он предан ей лично, и его верность в этом деле сомнений не вызывала. Как будущий аббат, уже сделавшийся учеником иезуитов, он внушал доверие вдвойне. Но есть еще одно обстоятельство, которое, я полагаю, могло сыграть решающую роль в выборе кандидатуры связного.
— Какое? — резко спросил король.
— То, что господин Арамис — мушкетер короля. И то, что у него есть верные друзья среди этого славного полка.
— Шевалье д'Эрбле уже не служит в полку! — гневно бросил король, которому была ненавистна сама мысль о том, что среди его гвардейцев может гнездиться измена.
— Вы прекрасно осведомлены, ваше величество, — только и сказал кардинал. — Но господин д'Артаньян служит в нем по-прежнему.
— Что вы хотите этим сказать, герцог? Объяснитесь!
Людовик с трудом сдерживал себя от одного из тех приступов безадресного гнева, что иногда случались с этим слабохарактерным человеком, заставляя его совершать поступки, которые король никогда бы не совершил в спокойном состоянии.
Однако Ришелье ничуть не испугался бури. Он сам вызвал ее и теперь хотел лишь направить гнев в нужное русло.
— Я хочу сказать, ваше величество, что шевалье дю Пейра имел точные инструкции не допустить встречи герцогини с шевалье д'Эрбле в Туре, а буде такая произойдет, арестовать обоих, помешав уничтожить компрометирующее их письмо. Последнее было предпочтительнее.
— Дальше, дальше, герцог! — нетерпеливо потребовал Людовик, сопровождая свои слова красноречивым жестом.
— Шевалье дю Пейра установил за домом герцогини тщательное наблюдение. В числе людей, наблюдавших за домом, был и человек, специально присланный из Парижа. Этот человек знал шевалье д'Эрбле в лицо и должен был опознать его.
— И шевалье д'Эрбле…
— Прибыл в Тур, получив письмо и инструкции, но сумев скрыться от слежки… В то же время, когда, по расчетам шевалье дю Пейра, он должен был появиться в Туре, в особняк герцогини наведался гость. Дворянин с военной выправкой. Его попытались арестовать…
— Что значит — попытались?! Герцог, я был лучшего мнения о внутренней полиции…
— Арест осуществляли не полицейские, ваше величество…
— А, тогда…
— А люди гораздо более подготовленные к такого рода делам. Это были профессионалы!
— И что же?
— Двое убитых и двое раненых. Дворянин скрылся, приставив к виску служанки герцогини заряженный пистолет.
— Его опознали?
— Не успели. Было темно, а человек, специально прибывший из Парижа для этой цели, погиб первым.
— Черт побери! — только и сумел проговорить король.
— Но шевалье дю Пейра хорошо рассмотрел этого дворянина. Прибыв в Париж сразу же после происшествия в Туре, он получил инструкцию устранить этого человека. Дело заключалось в том, что из других источников стало известно, что герцогине удалось встретиться с шевалье д'Эрбле. Нельзя было поручиться, что он не получил от нее каких-либо инструкций. С другой стороны, мы готовились выступить против испанцев, а затем и против Рогана. Они должны были потерпеть поражение, и так оно и случилось, ваше величество. Выведывать у этого д'Эрбле все, что он знает, было некогда. Кроме того, я сомневаюсь, чтобы он знал много.