В ответ обычно словоохотливый Эвелин только пожал плечами.

Гримо понимающе кивнул и направился к тому месту, где находилась шлюпка. Затем, заняв позицию рядом с нею, он ухватился за ванты и принялся ждать дальнейшего развития событий.

Не обнаружив Гримо в каюте, Планше спросонок вообразил, что судно уже тонет и экипаж покинул его. Взъерошенный Планше пулей вылетел на палубу. Вздох облегчения вырвался у него, когда он обнаружил, что дело далеко не так плохо. Потом он заметил Гримо.

— Вот ты где! Что-то случилось?!

— Пока нет, — отвечал Гримо.

— Уф-ф, а я уже было подумал, что мы тонем.

— Возможно.

— Как это — возможно! Что ты этим хочешь сказать?! Значит, я прав — мы уже тонем?!!

Гримо сделал рукой успокоительный жест, означавший «Нет еще».

Однако это мало успокоило Планше.

— А зачем же ты тогда здесь торчишь? — спросил он.

— Наблюдаю, — был ответ.

Планше огляделся вокруг.

— А это что еще? Шлюпка! Признайся, Гримо, ты здесь торчишь неспроста, на этом холодном, мерзком ветру. Бр-р, да еще и брызги летят все время. Скажи мне, что ты тут делаешь?

— Стерегу, — коротко отвечал Гримо, кивнув в сторону шлюпки.

— Выходит, наши дела так плохи? — упавшим голосом спросил Планше.

Ветер между тем крепчал.

К помощнику капитана подбежал матрос и принялся что-то возбужденно кричать. Сквозь шум оба француза расслышали обрывки фраз. Можно было понять, что матрос обнаружил течь в трюме «Морской звезды».

Гримо удовлетворенно кивнул головой.

— Знал, — сказал он.

— Что ты «знал»?! — дико оглянувшись на него, вскричал Планше.

В ответ Гримо изобразил довольно затейливую пантомиму, показав корабль, на всех парусах влетающий в гавань и натыкающийся на дамбу, преграждающую ему путь.

— Трах! — сказал Гримо, изображая момент столкновения.

Затем он изобразил офицера, торопящего капитана фелуки с отплытием, и матросов, в спешке, кое-как заделывающих пробоину.

— Спешка, — добавил он с пренебрежительной миной и неодобрительно покачал головой.

— Великий Боже! — вскричал Планше. — Что же нам делать?

Гримо молча указал на шлюпку.

— Вот на этой скорлупе прыгать в бушующий океан?!

В ответ Гримо красноречиво развел руки, давая понять, что другого не остается.

— Всех солдат немедленно в трюм — откачивать воду! — командовал капитан Ван Вейде, который незадолго до этого отправился было отдохнуть, будучи сменен своим помощником.

Теперь капитан понял, что поспать ему не удастся.

— Всех, кто без дела шляется по палубе, — в трюм! — коротко бросил он, заметив Гримо и Планше, пристроившихся около шлюпки.

Гримо и Планше были бесцеремонно препровождены в трюм, где им пришлось принять участие в авральных работах по спасению судна.

Пока французы и ларошельцы, предводительствуемые боцманом фелуки, боролись за плавучесть судна в трюме, наверху происходил следующий разговор.

— Похоже, нас сильно отнесло к западу, — сказал помощник, подойдя к капитану. — Пробоина заделана кое-как и, видно, не выдерживает такой болтанки.

Капитан молча кивнул, хмурясь и недовольно поводя головой.

— Шлюпка примет только девять, от силы — десять человек. Только экипаж, — снова нарушил молчание г-н Эвелин.

Капитан Ван Вейде досадливо поморщился и кивнул снова.

— Если вода в трюме будет так быстро прибывать и дальше… — помощник не закончил фразу, но обоим морякам все было ясно и без лишних слов.

Стихии разыгрались всерьез. Матросам не удалось вовремя убрать все паруса, и некоторые были сорваны резкими порывами ветра. Люди в трюме выбивались из сил, но воды становилось все больше.

Видя, что сейчас некому его удерживать в трюме силой, Планше подошел к лестнице и принялся карабкаться наверх. Гримо подошел и дернул его за ногу.

«Куда?» — задал он безмолвный вопрос.

— Ты понимаешь, что в шлюпке нет места на всех?! — закричал Планше в ответ.

Гримо пожал плечами.

— Ты бочонки из-под рейнского видел? — продолжал Планше. — Они послужат поплавками.

Гримо вопросительно посмотрел на него.

— Плот, плот! — прокричал Планше. — Поплавки для плота!

С этими словами он с обезьяньей ловкостью устремился наверх. Гримо колебался лишь мгновение. Он последовал за товарищем.

— Чертовы французы дали деру, — злобно проворчал боцман, заметивший эту сцену.

Однако у него не было времени, чтобы отвлекаться на такие пустяки.

Один за другим ларошельцы бросали работу — они не могли больше рукой пошевелить из-за крайней усталости.

— Они нас задраят здесь, в трюме, а сами спустят шлюпку и уплывут! крикнул один из солдат.

— Нас задумали утопить, как котят! — подхватил другой.

Поднялся ропот.

В люке показалась голова помощника капитана.

— Эй, Дирк, что у вас там? — позвал он боцмана, вглядываясь в темноту.

— Эти канальи не хотят работать, — хрипло отвечал тот.

Сам он заменял по меньшей мере троих.

— Поднимись-ка наверх, — крикнул Эвелин.

— Слышали? — злобно проговорил один из солдат. — Ясное дело — они хотят вытащить своего и захлопнуть нас в трюме.

— Не пускайте его. Не давайте ему уйти! — заорали солдаты.

Течь все увеличивалась, и люди в трюме вынуждены были стоять по колено в воде.

— Это все одна шайка, — гомонили ларошельцы. — Те двое, что удрали первыми, приплыли вместе с нами.

— Дирк, где ты там?! — нетерпеливо крикнул сверху помощник капитана.

— Вот я тебе сейчас покажу Дирка, — пробормотал солдат, хватаясь рукой за перекладину лестницы.

— Назад, канальи! — свирепо орал боцман. — Надо спасать корабль!

— Пора спасать свою шкуру, — отвечали ему, наперебой устремляясь к трапу, ведущему наверх.

Ларошельцы были до того измучены, что не сразу могли подняться по ней и мешали друг другу.

Ветер продолжал задувать с ужасающей силой. Свинцовые валы, увенчанные шапками белоснежной пены, налетали один за другим, ударяя в борт накренившегося судна. Полузатопленный корабль издал глухой стон, словно умирающее живое существо, лег на бок и затонул.

Капитуляция Ла-Рошели еще больше укрепила позиции Ришелье, так как все во Франции, а равно и за ее пределами, прекрасно понимали истинное значение этого события.

Его величество, пребывавший в своем обычном меланхолическом расположении духа, давно уже хотел возвратиться в Париж, а так как теперь уже ничто не препятствовало осуществлению его желания, он сразу же после подписания капитуляции приказал собираться в обратный путь.

Сборы затянулись, но наконец королевский кортеж выступил из ставки короля, находившейся в Ла-Жарри.

Само собой разумеется, что мушкетеры роты де Тревиля сопровождали короля, и д'Артаньян чувствовал бы себя почти счастливым, гарцуя рядом со своими товарищами в новеньком мундире лейтенанта, если бы не омрачавшие его чело мысли о разлуке со своей очаровательной спасительницей — Камиллой де Бриссар.

— Друзья, — сказал д'Артаньян, — как приятно думать о том, что под Ла-Рошель мы прибыли порознь, а возвращаемся в Париж все вместе. И больше над нами не висит постоянная угроза, которая исходила всегда от этой страшной женщины.

— Вы имеете в виду миледи? — спросил Арамис. — Что до меня, то я полностью разделяю ваши чувства, д'Артаньян.

— Черт возьми! И я тоже! — энергично воскликнул Портос и для убедительности взмахнул кулаком.

— Ну, положим, этого добра у кардинала на наш век хватит, — послышался голос Атоса. — Хотя что касается миледи — вы правы, д'Артаньян. Вторую такую ему не сыскать. Но меня не оставляет мысль, что, казнив ее, мы совершили грех и нас еще ждет расплата за него.

— Э-э, Атос. Вы заговорили в точности, как наш дорогой аббат. Предоставьте ему судить о том, что грешно и что праведно, — заметил Портос. — Он даже пишет диссертации на подобные темы. Что касается меня, то если бы эта милая особа воскресла, благодаря каким-нибудь ухищрениям ада, я тотчас бы отправил ее обратно, нимало о том не сожалея!