Видимо, его ждали. Не успел он постучать во входную дверь, как она беззвучно растворилась, пропустив его внутрь. Затем дверь так же бесшумно закрылась, словно подчинившись каким-то сверхъестественным силам.

Впрочем, над домом, принявшим в этот полночный час Арамиса, и впрямь витала тайна — он принадлежал ордену «Общества Иисуса» — самому знаменитому и самому загадочному, самому странному и самому влиятельному из всех монашеских орденов.

Безмолвный привратник в черной рясе провел Арамиса наверх, в ярко освещенные комнаты, где он и был встречен немолодым иезуитом и незнакомым дворянином в черной бархатной одежде.

Иезуит благосклонно, хотя и очень сдержанно, приветствовал Арамиса. Тот, в свою очередь, почтительно поклонился.

— Я вижу, отец Мерсенн выполнил свою задачу — вы явились вовремя, сказал иезуит. — Полагаю, за вами не следили?

— Нет, святой отец. Отец Мерсенн оказал мне неоценимую помощь.

— Тогда перейдем к делу, — властно сказал иезуит, делая Арамису знак, приглашающий его сесть. — Я хочу представить вам одного достойного дворянина, который, рискуя жизнью, доставил в Париж предложения испанского правительства, касающиеся одной весьма важной и деликатной проблемы.

— Мы уже как-то раз встречались с шевалье, — с чуть заметной улыбкой заметил человек в черном камзоле, впервые нарушив молчание.

Он был невысок ростом, быстрый взгляд его черных умных глаз, устремленный на Арамиса, казался одновременно приязненным и колючим.

— К сожалению, я не имел такой чести, — спокойно отвечал Арамис.

— Вы ошибаетесь, сударь. Вспомните того нищего, который доставил вам письмо из Тура. Вы тогда собирались идти сражаться под Ла-Рошель.

— Ах! — вскричал Арамис, густо покраснев. — Теперь я вспоминаю вас, сударь. Вы выложили передо мной на столе сто пятьдесят двойных пистолей…

— …А вы даже не взглянули на них, углубившись в чтение письма, которое вам вручил нищий оборванец. Видимо, все дело было в обратном адресе, — улыбнувшись, добавил дворянин.

— Значит, вы и есть тот самый граф и испанский гранд!

— Мое имя — дон Алонсо де Кампо-и-Эспиноса.

— Надеюсь, вы извините мне, дон Алонсо, мою тогдашнюю невнимательность, вызванную получением так долго ожидаемых известий от… от Мари Мишон. Ваш уход был столь быстр и незаметен, что я, право, не успел…

— Не стоит вспоминать об этом, кабальеро, — перебил его испанец, все так же улыбаясь. — Это совершенно естественно.

— Зато теперь, — тихо проговорил иезуит, все это время внимательно наблюдавший за беседой, — вам предоставляется возможность оказать ответную услугу дону Алонсо.

— Когда я должен отправиться в Тур? — спросил Арамис, скрывая свое нетерпение.

— Очень скоро. Дело не терпит отлагательства, — спокойно ответил иезуит, как бы оттеняя своим голосом излишнюю горячность Арамиса и желая намекнуть ему, что он не вполне владеет собой.

Арамис почувствовал это и постарался надеть на лицо такую же непроницаемую маску.

— Дело заключается в том, что дон Алонсо имеет при себе письмо, написанное министром испанского короля. Его надлежит доставить нераспечатанным в Тур известной вам особе. Дон Алонсо не может пуститься в путь сам, так как, по понятным причинам, рискует значительно больше, чем вы. Удача уже то, что ему удалось добраться до Парижа, и мы все будем благодарить Бога, если ему так же счастливо удастся вернуться в Брюссель, откуда он прибыл. К сожалению, дона Алонсо уже слишком хорошо знают в лицо осведомители кардинала. Поручение опасное, как вы понимаете и сами, поскольку за домом и каждым шагом известной вам особы ведется наблюдение. Я доверяю вашему уму и вашей отваге, всецело полагаясь на вашу изобретательность, — доставьте письмо адресату.

— Должен ли я дождаться ответа? — спросил Арамис, втайне надеясь на согласие.

— Будет лучше, если герцогиня прочтет письмо при вас и назовет вам способ, которым герцог Роган поддерживает связь с нею. Вы видите — вам доверяют.

Арамис молча поклонился.

— Она вольна решать сама — отвечать ли письменно, а значит, подвергать вас дополнительной опасности на обратном пути, или передать вам все, что она найдет нужным сказать, в устной форме, — продолжал иезуит все тем же бесстрастным и тихим тоном. — Если все будет так, как хотим того мы, к герцогу Рогану отправится другой связной, чтобы не подвергать вас смертельной опасности во второй раз, почти без шансов на удачу. Не следует возлагать надежд на случай. Что удалось однажды — вряд ли удастся снова.

— Должен ли я уничтожить письмо при малейшем подозрении, что оно может попасть в чужие руки? Ведь подозрения иногда оправдываются.

— Уничтожьте непременно. Даже если это будет стоить вам жизни.

— Но… если мне все же удастся добраться до… адресата, но уже без письма?! — воскликнул Арамис.

— На этот случай я даю вам следующие инструкции. Вам доверяют, сын мой, — снова многозначительно произнес иезуит, оттенив последние слова. Вы назовете имя дона Алонсо и скажете, что Испания готова поддержать герцога де Рогана и его людей, оказав любую разумную денежную помощь, если он будет продолжать борьбу против кардинала. В случае продолжения активного сопротивления министр короля Филиппа берет на себя обязательство в течение трех месяцев подготовить к началу военных действий на юге армию в двадцать — двадцать пять тысяч человек, которая окажет Рогану прямую военную поддержку.

— Что министр короля Филиппа требует от де Рогана взамен? — спросил Арамис, переводя взгляд на испанца.

— Ничего, — глухо отвечал иезуит. Испанец хранил молчание.

— Ничего? — переспросил Арамис.

— Ничего, — снова повторил иезуит еще приглушеннее. В комнате воцарилась тишина.

— Это все, что я должен знать? — спросил Арамис.

— Этого достаточно, чтобы четвертовать вас, если вы попадете в руки людей кардинала. Не возвращайтесь к себе домой. Вот деньги на дорогу. Внизу вам подадут коня.

Арамис поклонился снова. Так как иезуит хранил молчание, мушкетер готов был уйти, но неожиданно был остановлен знаком настоятеля.

— Орден всюду имеет верных людей. Чтобы увеличить вероятность успеха, примите от меня вот это.

С этими словами иезуит снял с груди маленький золотой крестик и надел его на Арамиса. На обратной стороне распятия были выгравированы четыре буквы: A.M.D.G.[15]

— Сразу же по приезде в Тур отыщите лавку булочника Люпона на улице Скорняков. Покажите хозяину этот крест, — проговорил иезуит. — Теперь все.

В то время, когда Арамис под покровом ночи путешествовал по ночному Парижу, оставляя с носом соглядатаев кардинала, в те минуты, когда он был посвящаем в государственные тайны, прикосновение коих бывает так гибельно для человека, тайны, грозящие ему четвертованием, словом, в то время, когда Арамис вел активный образ жизни, все мирные парижские обыватели спали.

Спал и д'Артаньян. Лег он рано, а проснулся поздно; проснувшись же, кликнул Жемблу, с недавнего времени заменившего Планше, и приказал подать воды для умывания.

Покончив с утренним туалетом, д'Артаньян оделся, лихо заломил свою шляпу, прицепил шпагу и отправился в казармы. Посвятив некоторое время своим служебным обязанностям, он отправился в Лувр, так как там сейчас несли караул мушкетеры его роты.

Первым человеком, которого он повстречал в Лувре, был Рошфор.

— Вот те на, да это же господин д'Артаньян, собственной персоной, криво улыбнувшись, сказал Рошфор.

— Ба! Да это сам неуловимый шевалье де Рошфор! — в тон ему отвечал д'Артаньян.

— Почему же неуловимый?

— Потому что после того, как вы науськали на меня чернь и похитили у меня рекомендательное письмо к господину де Тревилю в Менге, я никак не мог повстречать вас для разговора по душам.

— Зато я нашел вас, как видите.

— Вы и раньше находили время, когда это входило в ваши планы. Ведь это вы арестовали меня по приказу его высокопреосвященства.