Но если у них нет совести, то есть на них все же управа. Совет Обороны объявил полосу в 50 верст по железной дороге на военном положении. Все преступления против транспорта караются в этой полосе по законам военного времени. Одним из самых тяжких преступлений является отказ местных советов очистить железнодорожный путь. Военный Трибунал покажет дракинцам, салазгаровцам, слоимцам, торбеевцам и жуковцам, что Советская власть не знает шуток там, где дело идет о жизни и смерти рабочих и работниц, голодных крестьян и крестьянок. Военно-Революционный Трибунал начнет свою работу с председателей и членов волостных и сельских советов. Этим преступникам – высшая мера наказания.

Но что же делала местная железнодорожная администрация? Бездельничала или саботировала. Начальник 6-го участка пути Владиславлев решил, что экстренный поезд «авось» как-нибудь проедет, и потому не сделал никакого предупреждения. Когда Владиславлев вызвал своего помощника Строганова и старшего дорожного мастера участка Власова к месту, где застрял экстренный поезд, эти два субъекта отказались выехать, заявившись больными. На деле это не подтвердилось. Позже они объяснили, что категорически выезжать не отказывались, но чувствовали себя «нездоровыми», а Владиславлев не настаивал.

Артельный староста Водянов явился с рабочими к месту заноса лишь через 10 часов после того, как экстренный поезд застрял. Дорожный мастер второго околодка Селигин заявил себя больным. Это также не подтвердилось.

По милости всех этих преступников и саботажников экстренный поезд стоял зарытым в снегу в трех верстах от станции Торбеево. И что же? С этой станции в течение более 15 часов не явился ни один представитель на полотно, чтобы выяснить, почему так долго не прибывает экстренный поезд особого назначения. Какое дело бездельникам на станции Торбеево до судьбы поездов, до железнодорожного движения вообще?

А что же делает Чрезвычайная Комиссия по транспорту? Разводит бюрократизм и портит бумагу. Председатель УТЧК в Сасове, Перов, вытребовал к себе начальника участка пути и старшего дорожного мастера для «представления ему доклада о заносах». Таким путем бюрократ из ЧК оторвал от работы бюрократов транспорта для бесполезного бюрократического доклада. Сасовский бюрократ не знал, что салазгаровский сельский совет, находящийся всего в полутора верстах от места заноса, в течение января и февраля издевался над всеми советскими властями и в том числе над ЧК: за январь и февраль салазгаровцы вместо 625 человек, которые от них требовались, выслали всего 77.

Агент УТЧК на станции Торбеево Акимов, вместо того чтобы при помощи милицейской силы заставить салазгаровцев дать рабочих, занимался жалкими отписками и фактически покровительствовал салазгаровским саботажникам.

Здесь картина железнодорожных безобразий развертывается перед нами во всем своем объеме. Поистине не легко сказать, кто здесь лучше, кто хуже. Тамбовское кулачье не высылает рабочей силы, потому что никто, как следует быть, не хочет и не умеет потребовать. Начальник участка, не принявший своевременно мер для очистки пути, решает в последний момент, что «авось» экстренные поезда не потерпят крушения, а «как-нибудь» проедут. Подчиненные этого ротозея сказываются больными и не выходят на работу. С соседней станции, куда должен прибыть поезд, в течение 15 часов никто не пошевелил пальцем, чтоб узнать об его судьбе. Агенты УТЧК пишут бумажки, ковыряют в носу и лузгают семячки, вместо того чтобы железною рукою наводить порядок на месте.

В двух экстренных поездах, задержанных этими безобразиями на 19 часов, едет свыше 300 работников на Урал для участия в работах по сбору и отправке в центр хлеба, по заготовке дров, по обеспечению необходимой рабочей силой уральских заводов и пр. Многим из этих работников предстоят на Урале крупные и ответственные задачи. Два состава оказались почти на сутки выведенными из строя и жгли бесцельно топливо, которое теперь для нас так дорого. 300 человек потеряли в совокупности 300 рабочих дней. На Урал наши поезда прибудут, стало быть, на сутки позже, а это, в свою очередь, нанесет огромный ущерб организации труда на Урале. И все из-за того, что несколько железнодорожников и несколько бюрократов из ТЧК не позаботились своевременно доставить на работы по очистке пути несколько десятков рабочих.

Чтоб оценить всю распущенность и разнузданность перечисленных выше лиц и учреждений, нужно напомнить, что дело шло в данном случае об экстренных поездах особого назначения, которые при продвижении пользуются целым рядом льгот. Можно себе представить, как себя держат все эти Владиславлевы, Селигины, Строгановы, Власовы, Перовы и Акимовы, когда речь идет о «простых» товарных поездах, т.-е. о таких поездах, которые везут соль крестьянам или хлеб голодающим детям Москвы!

Самые лучшие паровозы и самые лучшие вагоны не будут ходить по нашим рельсам, до тех пор пока железнодорожники будут саботировать, кулацкие исполкомы – бездельничать, а чекисты – попустительствовать. Нужно очистить нашу дорогу сажень за саженью, вершок за вершком – и не только от снежных заносов, но и от пластов подлого саботажа и гнусного шкурничества. Военное положение в 50-верстной железнодорожной полосе – не шутка. Все перечисленные лица и учреждения в этом убедятся на днях. На транспорте держится все. С гибелью транспорта гибнет страна. Но рабоче-крестьянская Россия не хочет погибнуть и не погибнет. Она обречет гибели всех тех, кто мешает ей вырваться из тисков нищеты и голода.

Торбеево – Рузаевка. 9 февраля 1920 года.

«В пути» N 107, 10 февраля 1920 г.

(Телеграмма Снегопуть, Наркомпуть, Всероглавштаб)

Из докладов о состоянии ликвидации заносов убедился, что главной причиной малоуспешности является систематическое невыполнение местными исполкомами, советами требований ПЧ нарядов на рабочих, что в частности было прямой причиной задержки на 19 часов моих поездов на перегоне Вихрово – Торбеево. Преступное пренебрежение не встречает должного противодействия ни со стороны формально относящейся к делу желдорожной администрации и милиции, ни со стороны ТЧК и Губчека. Считаю полезным: 1) В дополнение к постановлению о снеговой повинности установить штрафы: за каждого неявившегося по наряду рабочего: пешего – тысяча рублей, конного – две тысячи и за каждого опоздавшего сверх часа – в половинном размере, при чем штраф вносится исполкомом немедленно с последующим уже взысканием с уклонившихся. 2) Выяснить Всероглавштабу возможность приема в число штатных и постоянных поденных ремонтных рабочих граждан, достигших 16, 17 и 18 лет. 3) Разрешить покупку на местах запасов кирок и лопат хотя бы по вольным ценам. 4) Установить премирование натурой – соль, керосин, сахар, хлеб – за работы по снеговой повинности на условиях работ желескома. 5) Выяснить теперь же вопрос о новых снегоочистителях для будущей кампании. 6) Обратить особое внимание на бездействие железнодорожной милиции и органов ЧК в деле доставки рабочих, предавая виновных суду Ревтрибунала.

Предреввоенсовета Республики Троцкий.

12 февраля 1920 года. Архив.

(Речь на митинге в Муромских железнодорожных мастерских 21 июня 1920 г.)

Товарищи! Вряд ли во всей истории человечества был народ, который испытал такие тяжкие страдания, как русский народ за последние годы. Вряд ли когда-либо в истории великий народ находился перед такой грозной опасностью потерять на долгое время свою самостоятельность, надежду на свободное развитие, как русский народ в последние годы. Истощенный прежним режимом и империалистской войной русский трудовой народ сделал героическую попытку перестроить свою жизнь на новых началах, превратив нашу страну в одну великую трудовую артель, чтоб общим, солидарным, т.-е. дружным, трудом залечить старые раны и язвы и поднять хозяйство и культуру, народное благосостояние и просвещение нашей страны на большую высоту.