Но в тот момент, когда трудовой русский народ сделал эту величайшую в истории попытку, его окружили враги, которые до сегодняшнего дня не дают нам ни отдыха, ни срока. Самые могущественные, самые богатые и хищные буржуазные классы Англии и Франции выдвигают одного врага за другим против нас. После того как мы разбили на востоке Колчака, на севере – белогвардейские банды генерала Миллера, на юге – Деникина, мы надеялись, что получим теперь передышку, возвратимся к мирному труду и, первым делом, поднимем наш транспорт. Ибо, товарищи, без транспорта – нет русского народа как цельной, хозяйственно и культурно связанной воедино семьи; есть разрозненные, разбросанные по своим деревням крестьяне, но нет социалистического народа, нет промышленности, нет науки, нет искусства, нет развития мысли, нет движения вперед, нет прогресса.
Разрушение железных дорог означало бы гибель Советской России. Поэтому, держа винтовку в руке и обороняясь от натиска врагов, мы в то же время с надеждой и терпением ждали момента, когда сможем все силы отдать, в первую голову, транспорту, затем остальному хозяйству и, наконец, школе, чтобы поднять из тьмы и невежества наших детей. И в тот момент, когда мы стали перебрасывать все силы на фронт хозяйства, английская и французская буржуазия натравила на нас польскую шляхту, польскую буржуазию, руководствуемую изменником социализма Пилсудским.[182]
И сейчас наше внимание раздвоено: с одной стороны – транспорт, с другой – Западный фронт. Мы не можем поднять транспорт, не разбивши польской шляхты, и мы не можем разбить польскую шляхту, не имея транспорта. Стало быть, эти две задачи определяют теперь жизнь, работу и напряжение сил всего, что есть честного в нашей стране: борьба с польской шляхтой и борьба с транспортной разрухой.
На Польском фронте мы в первое время терпели крупные неудачи: благодаря внезапности натиска польская шляхта вырвала из наших рук Волынь, Подолию, а затем и Киев.[183] На Смоленском направлении опасность угрожала Гомелю, Смоленску, и газеты пана Пилсудского писали, что открыты ворота на Москву. Товарищи! Советская власть в этот критический момент сделала то, что делает всегда, когда перед страной стоят большие вопросы. Она обратилась к трудящимся массам – к рабочим, работницам, крестьянам, крестьянкам, труженикам – и открыто сказала, что Советской Республике снова угрожает величайшая опасность – самая страшная из всех, какие были, ибо жадные и хищные польские паны, вооруженные англо-французскими капиталистами, стремятся в нашей ослабевшей и истощенной стране утвердить свое господство и господство своих более сильных господ – англичан, французов; превратить Россию в рабу, в колонию, сковав ее цепями империалистского гнета и насилия. Как ни ослабела страна в хозяйственном отношении теперь, когда мы взвешиваем каждый фунт хлеба, но трудящийся класс, который создает новый строй по образу и подобию своему, нашел в себе еще запас сил, запас революционной энергии и двинул на Западный фронт, на его пополнение и подкрепление, своих лучших сынов.
И положение на Западном фронте переменилось сразу. Наступление польских белогвардейских войск приостановлено. Мало того, – мы одержали крупнейшие успехи на южном участке Западного фронта: вернули Киев, продвигаемся далеко на запад в направлении на Ровно, на Брест-Литовск, вернули Винницу, взяли Жмеринку,[184] и польские войска отступают тут все в большем и большем беспорядке. Чем это достигнуто? Это достигнуто сосредоточенным усилием сознательных рабочих и работниц. Это достигнуто тем, что сознательная воля рабочих и работниц действует не слепо, не втемную: она вооружена наукой. Красная Армия вооружена военной наукой. Советская власть призвала из рядов бывших офицеров все, что там было честного, сознательного, все, что готово отдать свои силы, свои знания делу трудового народа. Благодаря этому, а также тому, что рабочий класс сам из своей среды воспитал новых красных командиров, – наше командование на Польском фронте оказалось несравненно выше польского шляхетского командования. На Киевском направлении мы нанесли врагу превосходный удар. Мы прорвали там фронт нашей конницей, которая имеет уже мировую известность. Армия тов. Буденного[185] острым клином врезалась в польские белые ряды, прорвала их, вернула Киев и преследует теперь по частям отступающие польские войска в направлении далеко на запад.
Товарищи! На нашем транспортном фронте мы должны применить те же методы, что и на нашем военном фронте: сознательность, дисциплину и связь трудящихся масс. Находились темные люди, находились кулаки и контрреволюционеры под маской друзей, которые горевали, что Советская власть в Красную Армию вводит железную дисциплину, строгий порядок и суровые кары по отношению ко всем, кто нарушает правильный боевой порядок. Товарищи! Если бы мы за эти 2 – 2 1/2 года не ввели в Красную Армию твердой железной дисциплины, то весь наш народ давно лежал бы на земле распятым, и хищники всего мира клевали бы его тело. Что спасло нас? Внутренняя спайка, связь, железная дисциплина. И если, товарищи, мы хотим возродить наш транспорт, нам необходимо не на словах только и в приказах милитаризовать наши мастерские и заводы. Нам необходимо милитаризовать наши тела и наши души.
В чем состоит наша рабочая милитаризация? – В том, что рабочие говорят друг другу: наше положение смертельно опасно. При смертельной опасности нужно чрезвычайное напряжение сил. Тут не время думать каждому о себе. Тут нужно целиком отдать себя во имя спасения рабочего класса России и трудящихся всего мира. Положение смертельной опасности приводит к установлению строжайшего режима, безусловного подчинения, безусловного исполнения боевых приказов. А разве наш транспорт не стоит перед смертельной опасностью? Разве мы сейчас работаем в нормальных условиях? Разве дело идет только о том, чтобы повысить выработку с 5 % на 10 %? Разве дело идет о том, чтобы увеличить производительность на 1 – 2 пары паровозов? Нет. Вопрос идет о том, чтобы спасти нашу страну от неизбежного несчастья, неминуемой гибели, которая грозит нам, если мы сдадимся.
Перед лицом разрухи – та же дисциплина, твердая железная дисциплина. Если почет и уважение честному, самоотверженному рабочему, который отдает себя целиком труду для общего блага, – ибо у нас капиталистов нет, и мы работаем для всего народа, – если, говорю я, честному рабочему уважение и почет и если мы обязаны ставить его в лучшие условия путем наград и премий, то рабочему-шкурнику – презрение и кара! Премия тому, кто дает стране выше среднего. Нормальный заработок тому, кто дает среднее. Кара тому, кто ленив и небрежен.
Положение рабочего тяжко во всех отношениях: в продовольственном, в смысле одежды, обуви. Положение рабочего тяжко, как никогда. Я бы обманывал вас, если бы сказал, что завтра ваше положение станет лучше. Нет, нам предстоят месяцы тяжкой борьбы, пока мы поднимем нашу страну из страшной нищеты и полного ослабления, пока перестанем взвешивать на аптекарских весах хлебный паек, пока вся страна сможет быть сыта. Положение страны требует, чтобы мы подняли хозяйство, несмотря на недостаток хлеба. И если мы одерживали на войне победы, благодаря нравственной связи трудовых масс, обучению рабочих военному делу и привлечению специалистов, то в области транспорта мы действуем так же: мы оплачиваем трудящихся, мы приглашаем всех честных и добросовестных специалистов, техников, инженеров, которые готовы отдавать свои силы трудовой России – не для капиталистов, а для спасения страны. Таким специалистам в нашей среде честь и место. И в то же время мы заводим технические и административные курсы для передовых рабочих-железнодорожников.
Я продолжу сравнение транспорта с фронтом. Мы не сразу разбили поляков по всей линии. У них было войска больше, чем у нас. Как же мы поступили? Мы сосредоточили силы в одном месте, в кулаке. Этот кулак – конница Буденного – прорвал фронт. Сейчас же оторванные фланги польских войск стали загибаться назад, боясь, что конница будет у них в тылу. Тогда мы ударили на загнувшиеся фланги. Они загибались все больше и больше, и в эти ворота ворвалась наша пехота и пошла на запад.
