Товарищи, мы стоим перед трудным периодом, может быть, перед труднейшим. Тяжким периодам соответствуют суровые меры. Чем дальше, тем будет легче, тем свободнее будет себя чувствовать каждый гражданин, тем незаметнее будет становится принудительная сила пролетарского государства. Может быть, мы тогда и меньшевикам газеты разрешим, если только меньшевики до тех пор сохранятся. Но сейчас мы еще живем в эпоху диктатуры – политической и экономической. А меньшевики продолжают эту диктатуру подрывать. Когда мы сражаемся на гражданском фронте, охраняя революцию от врагов, а газета меньшевиков пишет: – «долой гражданскую войну!», этого мы допустить не можем. Диктатура есть диктатура, война есть война. И теперь, когда мы перешли на путь высшей концентрации сил на поле хозяйственного возрождения страны, русские каутскианцы-меньшевики остаются верны своему контрреволюционному призванию: их голос звучит по-прежнему, как голос сомнения и разложения, голос недоверия и распада. (Аплодисменты.) К чему сводится речь Абрамовича? Разве это не чудовищно и не смешно, когда на этом съезде, где собраны полторы тысячи представителей, олицетворяющих русский рабочий класс, Абрамович говорит нам: «Не увлекайтесь такими методами, когда отдельная кучка заменяет народ. Все через народ – говорит представитель меньшевиков, – никаких опекунов над трудящейся массой! Все через трудящиеся массы, через их самодеятельность!». И дальше: «класс убедить аргументами нельзя!». Да вы поглядите на этот зал: вот он, класс! Рабочий класс здесь, перед нами и с нами, а вы, ничтожная кучка меньшевиков, пытаетесь убедить его мещанскими аргументами! Вы хотите быть опекунами этого класса. А между тем у него есть своя высокая самодеятельность, и эту самодеятельность он проявил, между прочим, и в том, что вас скинул и пошел вперед своей дорогой! (Аплодисменты.)

1920 г. Архив.

Пролетарии всех стран, товарищи рабочие!

Телеграф, радио, печать – эти могущественные орудия капиталистического обмана – сообщали вам не раз в последние недели о милитаризации труда в Советской России. Из этого факта лакеи империализма стремятся извлечь двойную пользу: оклеветать социалистическую Россию и оправдать свои собственные насилия над трудящимися.

Мы, более тысячи делегатов, представляющие на III всероссийском съезде союзов свыше трех миллионов производственно-организованных рабочих, считаем своим долгом братски предостеречь вас как от похвал, так и от ругательств буржуазного общественного мнения по адресу советских методов организации труда.

Наше хозяйство разорено и истощено империалистской бойней, затем блокадой и непрерывными наступлениями наемных банд Черчилля и Клемансо. Нам необходимо высшее напряжение сил, чтобы в кратчайший срок вывести страну из тяжких бедствий и лишений. Эта задача требует от каждого трудящегося Советской России высшего напряжения сил и высшего самоотвержения. Как сознательный красный солдат в любой момент готов отдать свою жизнь за дело трудящихся, так каждый честный рабочий, каждая честная работница должны быть готовы напрячь в ближайшие месяцы всю свою силу для хозяйственного спасения Социалистической Республики. У нас нет и не может быть другой задачи, другой мысли и другой заботы, кроме напряженного производительного труда на общее благо. Это мы называем милитаризацией. Над нами нет королей с их сановниками, буржуазных депутатов с их министрами, помещиков и капиталистов с их агентами, буржуазных генералов и судей с их палачами. Приемы милитаризации труда не предписываются нам сверху хищническими эксплуататорами и их грабительским государством. Мы, трудящиеся, сами, по собственной воле, налагаем на себя суровые трудовые обязательства, которых требует наш долг перед революцией и грядущими поколениями. Плоды нашей усиленной работы не будут превращаться в барыши для тунеядцев, а послужат облегчению жизни истомленных нуждою народных масс. Мы, трудящиеся России, сами являемся своими законодателями и, постановив милитаризацию труда, мы проводим ее в жизнь нашими собственными руками.

Пролетарии всех стран! Среди великого напряжения борьбы и труда мы посылаем вам наш братский привет. Мы уверенно ждем того часа – он ударит скоро, – когда рабочие всего капиталистического мира сбросят на-земь угнетателей, искоренят наследие вековых насилий, издевательств, истязаний и превратят нашу землю в цветущее достояние освобожденного человечества.

Да здравствует мировой союз труда!

9 апреля 1920 г.

г. Москва.

Л. Троцкий. РЕЧЬ В ОРГАНИЗАЦИОННОЙ СЕКЦИИ VII ВСЕРОССИЙСКОГО СЪЕЗДА СОВЕТОВ РАБОЧИХ, КРЕСТЬЯНСКИХ, КРАСНОАРМЕЙСКИХ И КАЗАЧЬИХ ДЕПУТАТОВ[118]

Товарищи, последние месяцы мне пришлось пробыть больше на местах, чем в центре. Разумеется, я не имел возможности близко входить в местную работу. Но здесь, вероятно, немало местных работников, с которыми в разных губерниях мы заседали на междуведомственных совещаниях, главным образом, чтоб из местных сил и средств извлечь максимум возможного в интересах армии. И на этих совещаниях для меня стало ясно, – об этом я не раз докладывал в Совнаркоме, – что мы переживаем период чрезвычайной разобщенности местных ведомственных органов друг с другом. Не раз на совещании открывалось, что у Губпродкома имеется сукно, у Горпродукта имеются нитки и пуговицы, у Совнархоза – незанятые работники пошивочных мастерских, а у Губвоенкома солдаты ходят без одежды. Необходимо комбинировать общую инициативу местных органов, чтобы местными средствами можно было соорудить необходимое. Этот факт наблюдался почти везде. Я имею протоколы заседания в одном из таких губернских городов. Товарищ докладывал, как он проделал простую комбинацию, созвав представителей армии, технических заведующих и т. д., чтоб обсудить вопрос, что можно местными силами сделать для улучшения жизни на месте. Несомненно, зависимость местных органов от органов центральных получила чрезвычайно окостенелый характер. Инициатива на местах нередко связывается и парализуется в высшей степени. Это объясняется тем, что мы переживаем трудное время. Мы переживали период хаоса, когда каждый совет рвал что мог, особенно в военном ведомстве, – автомобили, оружие и т. д. Каждый местный совет считал долгом иметь у себя орудия, бронепоезд и т. п. С этого мы начали. Тогда, разумеется, и состав исполкома был другой, – гораздо ниже того, что сейчас. Сейчас везде в губерниях в большинстве случаев – ответственные работники, и я имел возможность убедиться, что они не занимаются беспредметной местной оппозицией центру, а всегда идут навстречу деловым, серьезным потребностям. Тут поэтому никакого принципиального антагонизма не может быть. Этот съезд подходит к новому, более высокому периоду сочетания местной инициативы в области производственной с центральным аппаратом, который вырабатывает план и в общем и целом контролирует работу на местах.

Второй вопрос, на котором тов. Сапронов настаивает, – об единоличном управлении и коллегиальности. И у нас в военном ведомстве была бесформенная, беспредельная коллегиальность, без надлежащей ответственности. Мы от расплывчатой бесформенной коллегиальности стали переходить к единоначалию, сплошь и рядом упуская из виду задачу привлечения широких рабочих масс к управлению. Эту единоличную ответственность за определенную отрасль работы, которую должен нести Семенов, Иванов, Петров, надо сочетать с коллегиальным началом в тех пределах, какие обеспечивают участие рабочих в непосредственном выполнении контроля над исполнительной властью. Это есть общая задача, для которой не подыскано еще общей формулы. Тов. Сапронов мог написать это немного лучше, немного хуже, тт. Владимирский[119] и Крестинский[120] могли подправить, но история не дала еще такого положения; его и у Маркса вы не найдете, – оно создается вами, вашей работой, и мы должны попытаться здесь дать себе отчет в этой общей работе, в общем направлении ее. Мы не можем выкинуть централизма за борт, но мы должны обломать ему слишком выдающиеся ребра и сочетать его с инициативой на местах. Но когда я беру проект тов. Сапронова, одобренный большинством, и проект тт. Крестинского и Владимирского, то я вижу в них пункт, формулировка которого не отвечает существу дела. Этот пункт, предложенный нашей конференцией, говорит: «Губернский исполнительный комитет имеет право контролировать и ревизовать деятельность всех правительственных учреждений как временного, так и постоянного характера, не входящих в состав отделов исполнительного комитета (за исключением учреждений действующих армий), немедленно донося об этом до сведения соответствующего центрального учреждения». Что это значит? Вот губернский город. Я беру линию, наиболеем не знакомую: военную линию. Здесь губвоенкомат; губвоенкомат – это отдел губисполкома. В том же городе имеется окружной комиссариат, имеется уездный комиссариат, имеются артиллерийские склады, которые не находятся в распоряжении ни окружного, ни губернского комиссариата. И вот я спрашиваю: губернский исполнительный комитет имеет право контролировать все местные губернские учреждения? Имеет ли он право ревизовать окружные комиссариаты? По смыслу – имеет, и я не страшусь сказать это. Как он это сделает? Очевидно, через своего помощника, – это губвоенкомат; а тогда подымется уездный военкомат и скажет: «А я вас всех давишь, потому что все вы на моей территории». И будет контролировать и одного и другого, и получится путаница. А почему это так? Потому, что думу думали и заседали уездные исполкомы, а когда дошло до контроля, тут наши советские губернаторы вспомнили себя, а о советских исправниках забыли. Тут за контроль над всеми управлениями я буду целиком (аплодисменты), ибо я вполне уверен, что Губисполкомы этот контроль проведут. Необходимо установить теснейшую связь губвоенкоматов и губисполкомов, то же самое и в уездах. Затем я стою за то, чтобы, не нарушая общих планов, мы могли соединить губпродукт, горпродукт, губвоенкомат, воензаг и разрешить на месте вопрос, что они могут взять, какое количество имеют шинелей и всего необходимого. При инициативе мест можно было бы это наладить, можно было бы снестись с центром, выработать регламент, известный устав, известное положение, которое давало бы возможность проявлять эту местную инициативу, а не только контролировать и ревизовать. При этом надо поставить ее в такие рамки, чтобы не было расхищения государственного имущества – не со злым умыслом, а под влиянием перевеса местных интересов. (Аплодисменты.)