А производится мало потому, что страна разорена, машины сильно износились, заводы расстроены, сырых материалов не хватает, топлива нет, и рабочие, знающие свое дело, разбросаны кто куда.

Все это дело рук человеческих и, стало быть, все это поправимо. Естественных природных богатств у нас много. Теперь, после того как мы разгромили Деникина и Колчака, вернули Урал и огромную часть Сибири, вернули Туркестан, соединились с Украиной, освободили Донецкий бассейн и вступаем в Северный Кавказ, мы можем обеспечить нашу промышленность и хлопком, и углем, и металлом, и нефтью, и деревом – всем, чем нужно. Необходимо только, чтобы трудящиеся приложили теперь руку к освобожденной ими земле и к недрам ее и извлекли бы оттуда все, что нужно для человеческого существования. Задача состоит, следовательно, в том, чтобы рабочие во всех частях страны и во всех областях промышленности и транспорта заработали дружно и согласованно. С удесятеренной силой должны сейчас заработать молот, пила, заступ, кирка, топор… На эту задачу направлено теперь все внимание Советской власти.

Но тут первый вопрос – продовольствие. Рабочие Москвы, Петрограда, Иваново-Вознесенского района, Донецкого бассейна и даже Урала терпят жесточайшую продовольственную нужду, а временами тяжко голодают. Голодают московские и питерские пролетарии не день и не два, а в течение уже нескольких лет. Голодают железнодорожные рабочие. От голода слабеет не только тело человека, но и его дух. Руки опускаются, падает воля. Трудно поднять голодных рабочих на напряженную, энергичную, согласованную работу. Первым делом нужно накормить рабочих. Нужно собрать для промышленности хоть небольшой продовольственный фонд (запас) или – говоря по-военному – создать продовольственную базу. Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет поставил задачу: собрать 300 миллионов пудов продовольствия на поддержку промышленных и транспортных рабочих.

Много ли это? Нет, ничтожное число. До войны помещики, спекулянты и кулаки ежегодно вывозили за границу по 600 миллионов пудов, по 750 и по 900, т.-е. в два, два с половиной и три раза больше того, что нам необходимо собрать теперь. Только одни приуральские губернии (Вятская, Пермская, Уфимская, Оренбургская) давали урожаю до 600 миллионов пудов в год. А урожай хлебов всей России составлял в среднем почти три с половиной миллиарда пудов.

Таким образом запас в 300 миллионов пудов совсем небольшое число, около десятой доли всего урожая, т.-е. 4 фунта с пуда. Кто может и должен этот фонд создать? Крестьянство.

Я думаю, Иван Андреевич, что каждый крестьянин, если ему хорошо растолковать, поймет смысл продовольственного фонда. Деревня не даром отдает свой хлеб. Крестьянство дает рабочим хлебом задаток под продукты промышленности. Хлеб вернется назад в деревню через несколько месяцев, через год или два в виде тканей, сельскохозяйственных орудий, керосина и пр., и пр.

Вот это именно нужно разъяснить крестьянину. Продовольственный фонд собирается не для бездельников, не для дармоедов, не для паразитов, а для промышленных и транспортных тружеников. Все, что они сработают, пойдет не помещикам, не капиталистам, не чиновникам, а всему трудовому народу. Чем больший продовольственный фонд мы соберем, тем больше рабочих мы прокормим в промышленности. Чем больше мы соберем промышленных и транспортных рабочих, тем больше мы выделаем и гвоздей, и подков, и ситцу, и сапог, и сахару для деревни.

Вот почему, Иван Андреевич, первая сейчас заповедь для сознательных и честных крестьян – помогать выполнению продовольственной разверстки, собирать продовольственный фонд, подвозить его к станциям и погружать в вагоны. Разъясняй же, друг, смысл этой задачи всем пермским и иным крестьянам, с которыми приходишь в соприкосновение.

Но одним хлебом дело не кончается. У крестьян есть много других обязанностей по отношению к советскому государству, если они хотят, чтобы оно твердо встало на ноги и помогло затем самому крестьянину.

Главная наша беда теперь – железные дороги. Паровозов у нас в четыре раза меньше, чем было до войны. Дороги разрушены. Даже и те продукты, какие у нас имеются, нельзя подвезти. Отсюда, например, отсутствие в деревнях соли. Надо во что бы то ни стало поднять транспорт. Зимой тяжким бичом для транспорта являются снежные заносы. Очистка рельс от снега является поэтому священной обязанностью рабочих и крестьян. Каждый час промедления означает тут усиление голода и холода в городах, всякой нехватки в деревнях.

Между тем немало есть сел и волостей, где крестьяне неаккуратно, недобросовестно относятся к снеговой повинности: дан наряд на 100 человек, а выходит 10 – 20. Это все равно, что измена. Крестьянин, который не выходит очищать снег с рельс, тот же дезертир. Он оставляет в беде сотни тысяч трудящихся в деревнях и городах. Он обрекает беде свою собственную семью.

Исправный крестьянин всегда знал и помнил, что свою лошадь нужно кормить, свою телегу нужно чинить. Теперь он должен понять, что железные дороги – это его собственность, а не господская, не чужая. Стало быть, он должен железные дороги содержать в порядке, очищать полотно от снега, подвозить, когда нужно, дрова. Как лошадь своей работой возвращала сторицей крестьянину его заботы о ней, так и железная дорога лучше всякой лошади вернет крестьянину его труд. Только не нужно запускать дело. Лошадь нужно вовремя кормить, а железнодорожное полотно вовремя очищать от снежного заноса.

Что для отдельного человека хлеб, для промышленности топливо. Фабричная труба без топлива не задымится, колесо не завертится. Нам нужно сразу налаживать добычу угля на Урале, в Сибири и в Донецком бассейне, заготовку торфа и сланца, добычу нефти на Эмбинских и иных промыслах и первым делом увеличить заготовку дров. Нам нужно в этом году для промышленности и транспорта не меньше как 14 миллионов кубических сажен дров. На Урале и в Приуральи нужно срубить, распилить и свезти три с половиной миллиона кубов. Можно ли эту работу выполнить без крестьян? Никак нельзя. Крестьянство обязано взяться за заготовку дров, выставить для этого необходимые рабочие силы и гужевые средства.

Конечно, дровяная повинность и подводная нелегкой ношей ложится на крестьян. Но для кого эта повинность? Для помещиков? Для царя? Нет, для мира, для всей рабоче-крестьянской России.

Каждый хороший хозяин знает, что нужно вовремя вывезти навоз, чтобы гуще и полновеснее был осенью колос, что нужно вовремя смазать телегу, чтобы она доехала до места. Но немало есть отсталых крестьян и еще темных старой темнотой, которые понимают все это по отношению к своему маленькому хозяйству, но забывают эти простые правила, как только дело касается великого общегосударственного хозяйства.

Они веками привыкли к тому, что Россия – панская, Россия – царская. Какое дело мужику до железных дорог, до городов, до больших заводов? Об этом позаботятся богачи да большие начальники. А ныне ни богачей, ни начальников нет. Сам народ себе хозяин, сам себе начальник. Стало быть, нужно, дорогой друг, мужика к тому приучать, чтобы он свой глаз направлял не только на свою полосу, но и на все хозяйство общенародное. Нужно, чтобы он понял, что Россия – это его достояние. От него зависит сделать ее сытой, теплой, богатой, довольной, счастливой.

Прилежный трудолюбивый сын, ежели ему доставалось в наследство от отца разоренное, упавшее хозяйство, принимался круто за работу, не покладал рук и год, и два, и три, и десять лет, пока не приводил хозяйства в порядок. Так и мы теперь. Государственное хозяйство досталось нам разоренным и разрушенным. Нам приходится приводить его в порядок напряженным, неусыпным трудом. Только через год или два мы увидим первые серьезные плоды. Только лет через пять хозяйство наше встанет на ноги вполне, а затем и расцветет с небывалым ранее могуществом. Нужно найти в себе силы, энергию для работы. Сила эта найдется, если каждый крестьянин поймет, что он хозяин, если ты, Иван Андреевич, втолкуешь ему крепко-накрепко, что Россия – его, мужицкая, что Россия – общенародная.