Незнакомец сидел на старом Илюшином стуле, закинув ногу на ногу, демонстративно повернувшись к ним спиной. Именно поэтому, его сразу и не заметили. Когда на чердаке воцарилась тишина, и незваный гость понял, что его, наконец, увидели, он повернулся к богатырям. Тело его по-прежнему скрывала тень, посему определить с уверенностью, кто находится перед богатырями, было невозможно.

— Ну и кто ты? Что тут забыл и куда дел наши мечи, ирод несчастный? — упер руки в бока Илья, багровея на глазах. Пудовые кулаки Муромца отчетливо чесались, предчувствуя неизбежную драку.

— Несчастный — это да, но вот насчет ирода, вы заблуждаетесь, — голос у незнакомца был странный. Он был со странной хрипотцой и постоянно менялся, то на мужской, то вдруг на женский.

— И кто ж ты тогда такой будешь, коли не ирод, раз без спроса забираешься в чужие дома и крадешь вещи, тебе не принадлежащие? — поинтересовался Алеша.

— Хм…Интересно получается, — засмеялся незнакомец, — Если я — ирод, то кто же тогда вы?

— Эге? — не понял Добрыня, — Мы — богатыри! Опора великой Руси!

Неизвестный засмеялся еще громче, словно рассыпав сухой горох по дощатому полу.

— Ой, ну не смешите на старость лет-то! Все вы прекрасно понимаете. Кто царю-батюшке сказки рассказывал о чудесном избавлении после отлеживания боков на печи тридцать лет подряд и три года; про героическое пленение Соловья-разбойника; битву с басурманами — один да против тысячи? Никак, я?

Богатыри недоуменно переглянулись.

— Что смотрите друг на друга? Думали, секрет ваш никто не узнает? Что вся силушка молодецкая в мечах-саморубах находится? Что печенегов проклятых не вы били, а мечи, которые вы знай себе за рукояти держали да почесывались?

Богатыри недовольно засопели и стали кидать на неизвестного убийственные взгляды.

— И кто же вы теперь без саморубов? — продолжал измываться незнакомец, — Вымахавшая здоровая орясина, чуть посильнее обычного мужика. А представляете, что будет, когда об этом сам царь узнает? Какой тогда кипиш подымется…Богатыри — обманщики! Богатыри — обманщики! — петушиным голосом прокричал в сложенные лодочкой руки незнакомец, вероятно изображая тот самый кипиш.

Богатырей пробрало, а Алеша даже тихонечко заплакал — по праву самого младшего.

— Чего…тебе…надо? — тяжело процедил Илья.

— Мне вашей помощи надо, — развел руки неизвестный, легко соскочил со стула и сделал несколько шагов вперед.

Богатыри обомлели. Что, в принципе, неудивительно — вид неизвестного кого угодно мог вогнать в долгий ступор, а бабу — в продолжительный обморок.

Длинные золотистые волосы падали на лицо, скрывая его от взглядов людей. Но все же, сквозь путаницу шевелюры, пусть с трудом, но было видно тонкое, словно девичье, лицо с грубыми, однако, мужскими губами. Правая половина губ была чуть приподнята в вечной насмешке, а левая, напротив, опущена. Небольшой нос с горбинкой у переносицы резко взлетал вверх — к надбровным дугам и упирался в один-единственный глаз. Глаз был больше чем у обычного человека и по размерам находился между сливой и яблоком. Кроме того, глаз этот постоянно и неотрывно смотрел в одну точку, словно проникая куда-то много дальше, чем можно было себе вообразить. Ко всему прочему, глаз еще и постоянно менял свою окраску — то зеленый, то голубой, то карий…Спектр цветов его был столь велик, что за одну только возможность взглянуть на это буйство цвета, переплетение красок и создание непредсказуемых палитр, все художники отдали бы любые свои сокровища.

— Это же Лихо! — почему-то обрадовался Добрыня, — Настоящее Лихо! Ребят, это оно…

— Это оно наши саморубы утащило! — резко погасил радостный настрой любителя всякой нежити и нечисти Илья.

— Рад, что меня по-прежнему узнают, — шутливо поклонилось Лихо, приложив правую руку к груди. Руки у Лихо, кстати, тоже были разными. Правая — явно мужская — она и поздоровее будет, и растительности на ней побольше… А вот левая — тоненькая и хрупкая, девичья, словно и не рука, а ивовая веточка.

— Так что ты там говорил насчет помощи? — как можно суровей спросил Илья.

— Да…да-да-да! — хлопнуло себя по лбу Лихо, — Мне нужна ваша помощь.

— Это мы уже слышали, — мрачно изрек Алеша.

— Не перебивай старших, — назидательно покачало головой Лихо, — Так вот, мне нужно кое-что достать, но сам я этого сделать не могу, поэтому и прошу вас.

— Видно, о «просьбе о помощи», у всех разные представления, — опять влез Алеша.

— Я же тебя попросило! — раздраженно цыкнуло на него Лихо, — Сейчас вообще уйду, а вы ищите свои саморубы за тридевять земель в тридевятой куче лома! — и, дождавшись, пока Илья с Добрыней не надают Алеше оплеух, невозмутимо продолжило, — С одной стороны, просьба несколько необычная. Но, с другой — и не трудная. Принести то, не знаю что, я требовать не буду. Я вам не сумасшедший царь, сбрендивший на старости лет. Но и награду свою вы за помощь получите. Скажем, как вы смотрите на то, чтобы я заговорил ваши мечи так, чтобы никто больше (кроме вас, конечно) до них не то что притронуться…посмотреть не смог, а?

— М-м-м…заманчиво, — выдавил Илья, — Только где гарантии, что ты их, во-первых, вернешь, а во-вторых заговоришь их как обещаешь, а не наоборот — чтоб мы сами собственные мечи взять не могли?

— Обижа-а-аете, — покачало головой Лихо, — Между прочим, даже у нечисти есть Честное слово, нерушимое и невозвращаемое. — Лихо обиженно вскинуло голову. Диковинный глаз блеснул ярко-оранжевым светом.

— Да? — ухмыльнулся Алеша, — А чего тогда ты его нам не дал?

— В самом деле? — делано удивилось Лихо, — Ну…наверно, забыл. Вы же тут меня перебиваете все, слова сказать не лаете! — оно кинуло в сторону Поповича полной ехидства взгляд, — Честное Лихачье!

— Ну-ну… — обиженно откликнулся третий богатырь.

— Так что, — проигнорировало его обиду Лихо, — Выполните мою просьбу?

— Ладно, — внезапно серьезно сказал Илья, — Выбора-то у нас особого все равно нет. Но только, ирод, попробуй нас обмануть! Я тебе тогда и без саморубов твой единственный глаз выбью. Будешь по своему лесу ходить, носом деревья и пни пересчитывать!

— Да не серчай ты так, Илюша, — кокетливо махнуло женской рукой Лихо, — Не обману. А заданьице то проще не бывает. Даже деревенский дурачок справится…

— Что ж ты тогда сам с ним не разберешься? — поинтересовался неугомонный Алеша.

— Я же сказал — в силу моей внешности и принадлежности к нечистым силам, — развело руками Лихо, — Потому что мне нужны слезы Царевны Несмеяны. Вот эту емкость нужно заполнить. Держите и удачи!

Лихо, впихнуло впавшим в ступор богатырям грязную пузатую бутыль из-под самогона, и вытолкало их на лестницу. Затем, отряхнув руки, повернулось и вполне серьезно сказало, ни к кому, собственно, не обращаясь:

— И все-таки, я гений…

План, придуманный Ильей, был предельно прост. И, действительно, просьба Лихо, в свете Ильюшиной задумки, была настолько элементарна, что богатыри невольно посмеивались над своими же недавними опасениями.

Понаблюдав некоторое время за домом Емели и Несмеяны, они выбрали момент, когда Емеля куда-то ушел, и бегом кинулись к нему. Операцией по добыче слез должны были заниматься Илья с Добрыней. Алеше же доставалась скромная роль охраны. В случае если Емеля решит придти раньше того, как Илья с Добрыней соберут слезный урожай, Алеша должен был остановить Емелю, заболтать того, в общем, сделать все, лишь бы он не зашел к себе в дом и не застал там богатырей. А то не пойми что подумает — и объясняй ему потом, что они «ничего такого» не затевали, просто хотели попросить его женушку поплакать в бутылочку. И ведь, даже если попробуешь объяснить, не поймет, сразу «по щучьему веленью» своему затараторит, и поминай, как звали великих богатырей. Использовать Емелину щуку, кстати, против самого Лихо было тоже как-то нецелесообразно. Мало того, что богатырям пришлось бы выложить Емеле всю правду о мечах-саморубах, так тот еще мог все это своей женушке сболтнуть…а, если вспомнить что она дочурка царя-батюшки, который частенько любит байки своего ненаглядного дитятки послушать, и язык у нее, как помело, вообще дурно становится от дальнейших перспектив.