Генерал внешне спокоен. Он думает о том, какие беды причинила защитникам перевала и эта батарея, и эти турецкие солдаты. Дай им сейчас волю, с какой радостью они люто казнят Столетова и его спутников…
Ещё одна мысль не покидала Николая Григорьевича. А вдруг Хаджи-Осман-паша откажется сложить оружие? Сколько же поляжет русских солдат при штурме Лысой горы! Ведь под командой Хаджи-Османа две бригады, почти десять тысяч солдат и офицеров…
– Стоян Андреевич, – позвал Столетов поручика Узунова, – капитан Николов говорил, у вас в Систово невеста?
Поручик замедлил шаг, почувствовал, что краснеет.
– Ваше превосходительство, капитан Николов сказал правду, но я ещё не получил согласия графини Росицы.
– Когда мы возвратимся в ополчение, я предоставлю вам отпуск для поездки в Систово.
– Благодарю, ваше превосходительство.
Стоян хотел сказать о том, что он обязан побывать и на родине Асена. Там должны знать, как погиб их земляк.
Шагавшие впереди турецкие офицеры вдруг остановились, вытянулись. Перед ними стоял худой, одетый в генеральскую форму, совсем не старый турок с ястребиным носом и лицом, наполовину заросшим смоляной бородой. Его зоркие глаза пронзительно смотрели на русского генерала. И ещё Стоян заметил, что русских парламентёров окружает плотная стена турок с гневными лицами, готовых по первому знаку броситься на них.
– Передайте, – сказал Столетов, – я уполномочен генералом Скобелевым предложить вам условия почётной капитуляции.
Дождался, пока сопровождавший их турецкий офицер перевёл.
Хаджи-Осман ответил хмуро.
– Ваши условия не принимаются, – заговорил переводчик. – Хаджи-Осман-паша готов сопротивляться.
– Но армия Вессель-паши не выдержала нашего натиска, и ему не на кого рассчитывать.
И снова резко заговорил Хаджи-Осман. Офицер переводил:
– Да, Хаджи-Осман-паша знает, что помощи ему неоткуда ожидать, но если русские намерены взять его позиции, он ожидает их.
– Будет много крови, и турецкой, и русской.
– Пусть нас рассудит аллах, но я выполню свой долг.
– Вам приказывает сложить оружие ваш непосредственный начальник, Вессель-паша.
– Я не вижу его предписания.
– Оно при мне, получите.
Столетов передал записку офицеру, тот вручил Хадже-Осману.
Паша прочитал, тяжело поднял голову:
– Подчиняюсь приказу. А это распоряжение я сохраню, чтобы оправдаться перед судом великого султана.
Узнав о капитуляции Вессель-паши, Сулейман мрачно произнёс:
– Так угодно аллаху.
И ни слова, как Шипко-Шейненским отрядом оплатил собственное спасение.
Когда стало ясно, что армия Гурко обошла Араб-Конак и окружает Софию, Сулейман-паша срочно принял решение отвести армию в Татар-Пазарджик, предварительно расчленив её на две группировки. Западная, тридцатипятитысячная, отступила на Радомир и Дубницу, Восточная, состоявшая из войск, оборонявших Араб-Конакский перевал и Златницу, а также таборов Восточно-Дунайской армии, сосредоточилась в Ихтиманских горах.
Получив предписание военного министра Рауф-паши лично возглавить ихтиманскую оборону, Сулейман-паша разразился бранью. Он никогда не считал Рауф-пашу способным военачальником и не скрывал своего к нему неуважения. Приказ обороняться в Ихтиманских горах нарушил план Сулейман-паши. Он рассчитывал сконцентрировать силы у Татар-Пазарджика, отойти к Адрианополю, создав здесь заслон дальнейшему продвижению армии Гурко. Сулейман-паша убеждён: в Ихтиманских горах единой оборонительной системы не построишь, тем более, по данным разведки, Гурко, расчленив свой отряд на четыре колонны, дал задание окружить главные силы Сулейман-паши.
Первая же попытка задержать продвижение колонны генерала Вельяминова у Самаково потерпела неудачу. Частью сил Сулейман-паша двинулся через Македонию на Салоники, частью – к Филиппополю. Шувалов теснил Шакир-пашу, который покинул Панагюриште и отходил под ударами Криденера и Шильдер-Шульднера…
Дороги турецких генералов сходились в Татар-Пазарджике, где стоял со своими аскерами Фауд-паша.
ГЛАВА 6
«Меня тревожит возможный альянс…». Османы
отступают. Стамбул в печали. «В России нет места
свободомыслию…». «Мы вынуждены будем согласиться
на мирный конгресс…». «Поспешай, братцы, в России
отдохнём!». Смерть Стояна. Слово за дипломатией.
Боевые действия в Забалканье развивались успешно. Однако генерал Обручев недоволен. Об этом он заявил военному министру. Тщательно разработанный план окружения восточной группировки Сулейман-паши у Панагюриште срывался по вине командующих колоннами. Генерал Гурко не использовал всех возможностей.
– Докладывая главнокомандующему, я наткнулся на холодное молчание, – говорил Обручев Милютину. – Но ясно как Божий день: генерал Шувалов промедлил, топтался у Ихтимана; Вельяминов от Самаково не дошёл до Дольней Бани; Криденер, вместо того чтоб занять Панагюриште, остановился у Мечки. Не лучше повёл себя и Шильдер-Шульднер…
Склонившись над картой, Милютин хмурился:
– Есть сведения, Волынский полк вступил в Панапоришге?
– Да, ваше превосходительство, но не полку надо там быть, а всей колонне генерала Криденера, и, не мешкая, преследовать Шакир-пашу. Упущением Криденера не преминёт воспользоваться Сулейман… Я понимаю генерала Гурко, условия не идеальные, но у него гвардия, цвет нашей армии.
– Император ожидает решительных действий в районе Татар-Пазарджика. В этом его заверил главнокомандующий.
Обручев укоризненно покачал головой:
– Заверения ещё не означают окружения неприятеля. При таком продвижении наших колонн Сулейман-паша оторвётся от армии Гурко и уйдёт к Адрианополю, где сегодня полным ходом ведутся строительные работы.
– Я посоветую великому князю учесть ваши замечания, но прошу понять меня: приказать главнокомандующему выше моих возможностей. Когда император прибыл в Кишинёв, то сразу оговорил, что ни он, ни я, как военный министр, в оперативные дела Дунайской армии вмешиваться не будем.
– Возможно, государю и не следует, но вам, Дмитрий Алексеевич, при таком главнокомандующем, тем паче при начальнике штаба Непокойчицком, отстраняться от решения вопросов, от коих зависит, как скоро мы закончим турецкую кампанию, не следовало бы.
Милютин насупил брови, отчего стал похож на обиженного мальчика.
– Вы забываете, главнокомандующий родной брат императора.
– То и прискорбно при полководческих способностях великого князя.
– Князь Горчаков докладывал государю об усилении агрессивности англичан в связи с нашим продвижением на Балканах. Меня, как военного министра, тревожат не только военные крейсера Британской империи, какие могут появиться в проливах, но и возможный альянс англичан с австрийцами, что на руку и пруссакам.
– Тем паче это требует от генерала Гурко решительного продвижения к Адрианополю. А австрийцы бряцают оружием с той поры, когда мы появились на Дунае.
– Убеждён, когда замолкнут пушки, дипломаты, усевшись за стол переговоров, дружно набросятся на нашего министра иностранных дел. Каждая из держав постарается урвать для себя лакомый кусок.
– Ну, вас, ваше превосходительство, упрекнуть будет не в чем. Мы выполнили миссию, дали свободу болгарам.
– Естественно. Однако историки трактовали и будут трактовать историю, как угодно политике. Они, заверяю вас, постараются найти криминал у России. Наше внешнеполитическое упущение в том, что мы ещё до начала военных действий видели лишь одного противника – Османскую Порту, но забывали Британию, которая постарается использовать турецкую армию для ослабления России, дабы умалить влияние российское на Кавказе и в Туркестане. Всем нам понятна воинствующая речь лорда Биконсфилда на банкете в Эймстери за год до нашей кампании. Биконсфилд откровенно призывал к крестовому походу против России. Однако мы к этому отнеслись благодушно, как к лепету малого ребёнка.