Государь с великим князем Николаем Николаевичем старшим, принцем Карлом Румынским, начальником штаба генералом Непокойчицким, генералом Левицким, чинами штаба, ординарцами, сопровождаемый эскадроном лейб-казаков, к трём часам дня приехал на Царский валик – холм против Гривицких редутов. Там были поставлены походные полотняные стулья. Государь сел на один из них наблюдать за боем. Он был в белой фуражке с большим козырьком и в пальто.

Холодный дождь сыпал и сыпал с неба. Потоки воды текли с холма. Впереди не переставая, как гром во время грозы, гремели пушки, то разгоралась, то смолкала ружейная стрельба. Но ни простым глазом, ни в бинокль не было видно, что делается впереди.

Туман, низкие, чёрные тучи, косые полосы дождя скрывали место боя. Не видно было ни пороховых дымов, ни разрывов снарядов.

Иногда на несколько минут стихнет дождь. Чуть посветлеют дали. Покажутся белые пороховые дымы, тёмные полосы войск, колонны резервов. Все поднимут бинокли к глазам, смотрят напряжённо, до боли в глазах, стараются разобрать, что там происходит.

– Ну как, – нерешительно спросит государь, – у Зотова?

Он отлично видит, что всё стоит на тех же местах, но так хочется услышать об успехе…

– Да как будто раньше наши цепи были на этом холме, а теперь во-он куда подались, – скажет великий князь главнокомандующий.

Сзади раздаётся мрачный бас Левицкого:

– Все на тех же местах, ваше высочество. Это только так кажется. Подались бы вперёд – батареи переменили бы позицию, а то, смотрите, где были, там и остались.

Опять туман, дождь, серые космы туч скрывают дали.

– От князя Имеретинского ординарец!

– Ну, что скажешь, молодец?

– Ваше императорское величество, его сиятельство князь Имеретинский приказал доложить, что генерал Скобелев потребовал все его резервы вперёд. У князя больше нет войск.

И сдержанный басок Левицкого:

– Скобелев это умеет!

– Значит, нужно так, – говорит великий князь. – А где Скобелев?

– Пошёл на Зелёные горы.

Бинокли направляются влево. Там тот же туман, тучи, полосы дождя.

Томительно медленно тянется время. Государев ординарец, конвоец Абадзиев, пытается шутить, но никто не принимает его шуток.

Опять посветлело. Раздались дали. Там, где котлом кипит ружейная стрельба, стали видны дымы.

Великий князь Николай Николаевич смотрит туда в бинокль.

– Ваше величество, – говорит он, – Скобелев на Зелёных горах!

– Слава Богу! Слава Богу! – говорит государь.

За холмом слышно шлёпанье конских ног по грязной дороге, покряхтыванье кузова коляски. Экипаж приехал за государем.

Из сумерек скачет ординарец, донской офицер. Он на скаку спешивается, бросает измученную лошадь и быстрыми шагами подходит к государю:

– Ваше императорское величество, от генерала Скобелева! Редут Кованлек только что взят Ревельским и Либавским полками. Наши врываются в Плевну. Скобелев просит подкреплений.

Государь вопросительно смотрит на великого князя. Левицкий говорит за главнокомандующего:

– Ваше величество, резервов больше на левом фланге нет.

– Передай Скобелеву, – говорит великий князь, – пусть держится там, где стал.

Шёл пятый час, и в этот непогожий печальный день начинало уже темнеть. Со стороны Радищевского редута (Омар-бей – Табия) послышались крики «ура», стрельба стала там как будто тише и потом вдруг возобновилась с небывалою силою. Оттуда, обтекая Царский валик, потянулись раненые. Они шли бесконечными вереницами, то поодиночке, то целыми толпами. В тумане и полосах набегавшего дождя они исчезали; растворялись, словно призраки войны. Обгоняя их, скакал офицер-ординарец. Казак едва поспевал за ним.

– А, вот! С донесением от Зотова, – сказал государь и повернулся к подходящему к великому князю соскочившему с коня молодому красивому кавалергардскому офицеру в рыжих усах. Великий князь, стоявший подле государя, показал глазами ординарцу, чтобы тот докладывал государю.

– Ваше императорское величество, от генерала Зотова, Кавалергардского полка штабс-ротмистр Вонлярлярский с донесением.

– Доложи!

– Генерал Зотов приказал доложить: в четвёртом часу дня Казанский и Шуйский полки пошли на выручку Углицкого и Ярославского полков, бросившихся на штурм Радищевского редута…

Офицер замолчал, смутившись.

– Ну?

– Этот наш третий штурм был отбит. Генерал Зотов приказал доложить: становится темно. Четвёртый раз он штурмовать… не может…

По лицу кавалергарда было видно, как тяжело ему было передавать государю эти неутешительные вести.

Едва Вонлярлярский отошёл от государя, как прискакал ординарец от барона Криденера и румын. Атака Гривицкого редута была отбита, барон Криденер опасался, что турки сами перейдут в наступление и что он тогда не удержит фронта.

Посланный к Криденеру офицер вернулся и доложил, что он будто бы видел турецкую кавалерию, выходящую за наши войска.

В свите произошло движение. Все засуетились, забеспокоились. Тревожный шёпот пошёл между чинов свиты. Кто-то шепнул великому князю:

– Надо просить государя уехать… Нельзя так рисковать…

Лейб-казачий эскадрон сел на коней.

Стало темно. Снова пошёл мелкий, холодный осенний дождь. Государь по-прежнему сидел на своём походном стуле. Он, видимо, сильно страдал, слушая донесения о тяжёлых штурмах, отбитых турками.

Великий князь Николай Николаевич подошёл к государю:

– Ваше императорское величество, вам долее оставаться здесь нельзя. Я умоляю вас вернуться в Порадим. Сам я останусь здесь, пока не получу точных сведений о результатах боя.

– Ты думаешь?..

Государь тяжело поднялся с полотняного стула и, сопровождаемый дежурным генерал-адъютантом, пошёл к коляске. Великий князь подошёл к нему.

Государь остановился подле коляски.

– Быть может, брат, – сказал он, – не надо было начинать штурм в такую непогоду? Какие страшные потери! Моё сердце содрогается от боли… И всё понапрасну.

– Ваше императорское величество, принц Карл и генерал Зотов настаивали на штурме сегодня.

Государь приложил два пальца к широкому козырьку мокрой фуражки, сел в коляску и откинулся в глубь сиденья. Четверик лошадей с туго подвязанными хвостами дружно принял. Коляска с поднятым верхом покачивалась и покряхтывала, пока шагом выбиралась с Царского валика на шоссе.

По шоссе коляска катила спорою рысью.

– Эй, посторонись маленько! – кричал государев кучер Фрол, с удивительным искусством обгоняя какие-то арбы, телеги, лазаретные фургоны, толпы идущих под дождём солдат. Сквозь песню колёс по шоссейному щебню доносились до государя мучительные стоны и крики.

Государь сидел в глубине коляски, откинувшись назад. Его лихорадило.

Тридцать первого августа, с утра, турки перешли в наступление, чтобы выбить Скобелева из занятых русскими накануне редутов.

Скобелев мог удержаться на своей позиции только в том случае, если бы правее его был успех. Но правее шёл вялый, постепенно затихающий бой. Потеряв половину своего отряда, Скобелев был озабочен тем, чтобы вывезти раненых, а их было около семи тысяч.

Он утром объехал части, ободрил их и приказал держаться на местах. На горталовских траншеях Скобелев задержался дольше всего. Он долго смотрел в широкое, простое, честное лицо русобородого майора и наконец сказал ему:

– Горталов, я на вас надеюсь. Мне, вероятно, отходить придётся. Так вы последним! Может быть, вам умереть придётся в редуте, ваша смерть спасёт других, спасёт отряд.

– Ваше превосходительство, вы можете быть спокойны: Горталов живой редута не оставит.

– Спасибо. Я верю вам.

Пять раз ходили турки в атаку на занятые Скобелевым укрепления и пять раз отбиты с громадными потерями. Под вечер хмурого дня Скобелев поехал по второму гребню Зелёных гор. Вдоль всего шоссе лежали раненые. Они провожали Скобелева печальными глазами.