— Скоро будет, — отвечала Джанет.

— Ладно, я попозже зайду. — Он снова улыбнулся, помахал дамам рукой и вышел из приемной, напомнив Риган одного ее сокурсника, который тоже все время улыбался. Ты можешь часами биться лбом об стену, заливаться горючими слезами, твердить ему, что его дом сгорел дотла, но этот тип все равно будет продолжать улыбаться.

Джанет кивнула в сторону удаляющейся фигуры:

— Это Гленн. Уилл его наставник, ментор, так сказать. Уилл, как вы знаете, тоже в свое время начинал с посыльного, и последние года два он потихоньку вводит парнишку в курс дела. Надеется, что, может быть, со временем тот заступит на его должность. — Джанет немного помолчала. — Риган, вы не поверите, какое у нас сегодня было сумасшедшее утро. Все прямо с ума посходили: телефон уже раскалился, а все из-за этой шумихи, которую раздули вокруг этого дела с украденным ожерельем на шее Доринды и ожерельем принцессы, которое будет продано с аукциона на балу «Стань принцессой». В результате у нас просто отбоя нет от желающих попасть на этот бал. Похоже, здесь соберется добрая половина Гонолулу! Мы уже и так понаставили в зале столько столиков, что яблоку негде упасть, и все равно вынуждены многим отказывать. Доринда и после смерти умудрилась поставить всех на ноги!

Риган скептически приподняла брови:

— Да, возможно, вы правы.

— Поймите меня правильно, — быстро добавила Джанет. — Мне очень неприятно, что так получилось. Ее приняли на работу, когда мы только-только закончили реновацию, в надежде, что с ее приходом наш информационный бюллетень оживет. А она только тем и занималась, что доводила всех до белого каления. Но что ни говори, а ее смерть сыграла нам на руку — в результате мы оказались в центре внимания. Теперь все только и мечтают заполучить билетик на бал. Мечтают небось заполучить ожерелье принцессы, которое будет продано с аукциона. Еще им не терпится узнать, что станется с тем ожерельем, которое было на Доринде, когда она утонула. Если хотите знать мое мнение, у людей просто крыша поехала от всех этих детективных сериалов, что показывают по телевизору.

— А я как раз из Музея морских раковин. Его владелец еще не решил, отдавать королевское ожерелье на торги или нет.

— Я бы на его месте согласилась, — объявила Джанет, взлохмачивая карандашом свои короткие рыжие волосы. — Какой-нибудь полоумный золотой мешок наверняка будет из кожи вон лезть, чтобы выложить за него кругленькую сумму. По крайней мере, вырученные деньги пойдут на благое дело.

— Он сказал мне, что окончательное решение примет на балу.

Джанет пожала плечами:

— Еще одна щепотка перцу. Кто знает? Может, его неожиданное, принятое в последнюю минуту решение еще больше накалит ситуацию. Не сомневаюсь, что наш аукционист выжмет из этого ожерелья все, что можно.

Риган кивнула:

— Он сказал, что хочет посмотреть, за какую цену уйдет ожерелье принцессы.

— Ну естественно, — отвечала Джанет своим бесстрастным голосом, — все упирается в деньги, не так ли?

— Ну, по крайней мере, многое, — согласилась Риган. — Никто ведь никогда не видел Доринду в этом ожерелье, не так ли?

Джанет энергично покачала головой:

— Никто и никогда. Люди то и дело останавливаются у моего стола, чтобы поговорить со мной о Доринде. Скоро это место станет похоже на вокзал Грэнд-сентрал. [15] Все хорошо помнят цветочные ожерелья, в которых она щеголяла, — непременно из тех же цветов, что втыкала себе в волосы. Вообразила небось, будто она — Кармен Миранда. [16] Если хотите знать мое мнение, это было слегка чересчур. Она была просто помешана на этих тропических аксессуарах. Любила порисоваться. Иногда меня так и подмывало сказать ей, что пора бы давно угомониться. Мы же все-таки на Гавайях, в конце концов.

Теперь она угомонилась. Навеки, подумала Риган. Но мне что-то не верится, что ее бедная душа покоится с миром. Я еще не встретила ни одного человека, который проливал бы горючие слезы по поводу ее смерти.

— Но ведь она провела здесь не так уж много времени, — заметила Риган.

— Достаточно, чтобы всем опротиветь. Она приступила к работе в середине октября, когда реновация уже завершилась и открылись танцевальный зал и новый корпус, «Кокосовый орех». Уилл думал, что это замечательная идея — начать выпускать информационный бюллетень для наших гостей.

А тут как раз появилась Доринда. Остальное, как говорят, секрет полишинеля.

— Вот вы утверждаете, что Доринда всем опротивела. А примеры можете привести?

— Ну конечно. Начнем с того, что я вам расскажу, как эта выскочка опротивела лично мне, — заявила Джанет. — Пододвиньте-ка стул поближе и присаживайтесь.

— Спасибо, — отозвалась Риган, послушно придвигая стул вплотную к столу секретарши. Она уселась и достала из сумочки блокнот.

— Вы что, собираетесь записывать? — спросила Джанет.

— Да, если вы не возражаете.

— Да нет, ради бога.

— Спасибо. Так вы сказали...

— Да, Доринда. Это была та еще штучка. Девчонки, которые работают в нашем магазине женской одежды, забегали сегодня утром посплетничать. Только поймите меня правильно. Всем, безусловно, жаль, что она умерла. Но скажу вам по совести, убиваться по ней никто не будет. Вот вам пример: она врывается сюда, стрелой проносится прямо в кабинет Уилла, на меня — ноль внимания, будто я пустое место, так, мелкая сошка. Ладно, пусть так, я мелкая сошка, но она-то кто такая, чтобы так со мной обращаться?

Риган сочувственно кивнула.

— И откуда у нее только взялось такое отношение к людям? — продолжала Джанет, пожимая плечами. — Девчонки из магазина рассказали мне, что когда Доринда пришла туда в первый раз, то была очень мила и приветлива, засыпала всех вопросами. Несколько раз они даже вместе обедали и выпивали вечером в баре. Но потом все вдруг разом оборвалось: обедать с ними она перестала — просто отказывалась в последнюю минуту, и все. Перестала отвечать на телефонные звонки. Все выглядело так, будто она поняла, что они ей больше не нужны. Похоже, она вела себя так со всем персоналом отеля. Выуживала из людей все, что ей было нужно, а затем бросала, как использованную салфетку.

— А вам известно что-нибудь о ее личной жизни?

— Она много ночей проводила здесь, на сборищах и вечеринках. Фотографировала гостей, вертела хвостом... Я-то знаю, как она из кожи вон лезла, чтобы не пропустить ни одного мало-мальски важного события в городе. Сомневаюсь, что у нее кто-то был.

— Официантка в одном кафетерии сказала мне, что она любила пофлиртовать.

— Это точно. Видела я, как она подмазывалась к Уиллу. Проносилась мимо меня как ураган, а потом этакой павой вплывала к нему в кабинет с обольстительной улыбочкой на губах. Не думаю, чтобы он на это клюнул. Уилл не такой дурак, но она приперла его к стенке, и он был вынужден заключить с ней договор на шесть месяцев. А потом... он просто хотел, чтобы она выполняла свои обязательства, предусмотренные договором.

— А он никогда не заговаривал о том, чтобы ее уволить? — быстро спросила Риган.

— Нет! Но я знаю Уилла. Его не могло не расстраивать то, как все окружающие относятся к Доринде. Он мечтал о том, чтобы информационный бюллетень сплачивал наших гостей, а не настраивал их друг против друга. Мне бы не хотелось распространяться об Уилле. Он, как-никак, мой начальник. Все, что я могу вам сказать: да, Доринда была та еще вертихвостка, и к тому же весьма привлекательная.

Так, это уже интересно, подумала Риган. У меня всегда было такое чувство, будто Уилл мне что-то недоговаривает.

— Вы читали ее статью в журнале «Райское блаженство»?

— Нет. Хорошо, что вы мне напомнили: надо срочно найти фотографа для бала. — Джанет быстро чиркнула на листке бумаги.

Бизнес есть бизнес, отметила про себя Риган.

— Похоже, Доринда каждый вечер возвращалась домой пешком. Вы знали об этом?